3 Совесть художника

Зерно революции кроется во всяком истинном таланте.

(Из речи Немировича-Данченко)

 

Владимир Иванович Немирович-Данченко родился при крепостном праве, а умер в 1943 году — в преддверии близкой, всем сердцем ожидаемой победы советского народа в Великой Отечественной войне.

Материалы и документы «Летописи», собранные воедино, как бы воспроизводят течение ушедшей жизни. Они располагаются в хронологической последовательности, год за годом, месяц за месяцем, на протяжении восьмидесяти пяти лет. Это делает «Летопись» похожей на дневник, хотя дневниковую запись самого Немировича-Данченко часто заменяют неопубликованные письма, статьи, высказывания об искусстве.

Летопись жизни и творчества всемирно известного режиссера — перечень его огромных заслуг перед отечественной и мировой культурой.

Прогрессивный театральный критик, драматург, беллетрист 80 – 90-х годов пришел к реформе драматического и оперного искусства, стал одним из основателей Московского Художественного театра, первооткрывателем чеховской и горьковской драматургии, постановщиком произведений Толсти: о, Достоевского, Салтыкова-Щедрина. В советскую эпоху он объединил вокруг МХАТ молодые силы литературы и повел театр по пути социалистического реализма.

«Летопись» должна знакомить читателя с тем, как формировались мировоззрение, политические взгляды Вл. И. Немировича-Данченко, его новаторская эстетическая программа.

Новые данные о литературной, режиссерской, общественной деятельности Немировича-Данченко почерпнуты из рукописных фондов государственных хранилищ и личных архивов. Ценные сведения извлечены из «Русского курьера», «Новостей дня», «Русских ведомостей», «Русской мысли», где печатались критические статьи, повести, пьесы, романы Немировича-Данченко. 4 Существенные проблемы его творческой биографии восполняют рассказы, наблюдения, письма А. И. Южина, К. С. Станиславского, О. Л. Книппер-Чеховой, И. М. Москвина, Е. К. Малиновской, О. С. Бокшанской. В «Летописи» приводятся также фрагменты из писем С. В. Рахманинова к Н. Д. Скалой, М. Н. Ермоловой к Л. В. Средину, М. П. Лилиной к матери Александра Блока, А. П. Чехова к О. Л. Книппер-Чеховой, А. М. Горькому, К. С. Станиславскому, А. Н. Плещееву, Н. П. Кондакову, М. М. Ковалевскому. Нередко о Владимире Ивановиче идет речь в письмах Горького к Е. П. Пешковой, А. П. Чехову, К. П. Пятницкому, И. П. Ладыжникову.

Среди источников, характеризующих творчество Вл. И. Немировича-Данченко в советскую эпоху, — стенограммы и протоколы репетиций, режиссерские комментарии и заметки, статьи о театральной педагогике и этике. О художественных исканиях Немировича-Данченко говорится в дневниках Е. Б. Вахтангова, В. В. Лужского, Л. М. Леонидова, статьях А. В. Луначарского, А. Н. Толстого, К. А. Тренева, А. Н. Афиногенова, Н. Ф. Погодина, А. Е. Корнейчука, в воспоминаниях В. И. Качалова, М. М. Тарханова, Н. П. Хмелева, В. Г. Сахновского и других.

«Говорят, я принадлежу к мечтателям. Вероятно. Однако к таким, которые Довольно упрямо добиваются осуществления своей мечты», — писал о себе Немирович-Данченко. Художник по натуре и призванию, человек дела по воспитанию, он умел претворять мечтания в реальные ценности искусства. Это подтверждает множество фактов, перечисленных в «Летописи». И какой ум, энергия, какое творческое предвидение скрыты в скупых фактах! Так, например, за коротким сообщением об открытии Московского Художественного театра стоят годы мечтаний о сближении сценического искусства с русской реалистической литературой.

Толстой и Чехов были вдохновителями новаторского переворота, совершенного Станиславским и Немировичем-Данченко. Описание курьезов «ненатурального», притворного оперного зрелища в «Войне и мире» напоминало пародию. После «Войны и мира», после «Севастопольских рассказов» Толстого могли ли Станиславский и Немирович-Данченко мириться с картонными героями на сцене?

Из искусства сценического было изъято то, что Толстой в литературе называл фразистостью, высокопарностью, манерностью. Трагедия и трагизм сделались некричащими, тихими. Возник жанр русской трагедии. Изменился и стал близок реализму Толстого самый метод создания характера.

Представление о красоте — непривычной красоте — отвечало душевной потребности МХТ показать без прикрас нужду российских деревень («Власть тьмы»), бессердечие расейских департаментов, 5 унылую роскошь титулованной знати («Живой труп»).

Новое жизненное содержание требовало новых художественных открытий. Одно из них — простота, чисто толстовская, невиданно дерзкая, суровая простота. Сколько усилий затрачивал театр на то, чтобы изображаемая на сцене жизнь воспринималась как явь. Ведь тому, кто читает «Войну и мир», «Анну Каренину», «Воскресение», кажется, что когда-то жили и Анна Каренина, и Андрей Болконский, и Нехлюдов. Литературное описание захватывает, как сама жизнь. «… Как будто и не читаю, а сам хожу и вижу этих людей, камеры, комнаты, фортепьяно, ковры, мостовую». Это Немирович-Данченко писал Л. Н. Толстому после того, как «Воскресение» было напечатано в «Ниве». А потом в спектаклях МХТ была воздвигнута «четвертая стена», и сколько подобных писем приходило в адрес театра. Чтобы безбоязненно осуждать несправедливость, нужно было быть реалистами.

Немирович-Данченко достиг своей цели и доказал всем — в том числе и самому Чехову, — что не только чеховские пьесы, но даже чеховские рассказы сценичны. Влюбленность в талант Чехова — а через талант в самого Чехова — проявлялась деятельно.

Восхищенный отзыв о «Черном монахе», «Бабьем царстве», «Дуэли» был напечатан в газете «Новости дня», когда молодой писатель нуждался в похвале и поддержке. Лиризм товарищества и дружбы, тяготение к тоскливым и бодрым мелодиям чеховского пера, наслаждение чеховским юмором — ночью, читая рассказы Чехова, хохотал в подушку, чтобы не разбудить всех спящих в доме, — все это влилось в чеховские постановки МХТ.

В своих критических статьях Немирович-Данченко звал к реформе оперы: опера не концерт. Оперный певец — артист, создающий драматический образ, а не концертант. Встретившись в 1891 году с П. И. Чайковским, Владимир Иванович заговорил с ним о шаблоне в исполнении оперных арий.

Особенное разочарование и неудовлетворенность приносили ему опереточные спектакли: «На сцене была обычная “хорошая” оперетка, то есть два-три недурных голоса, две-три смешных штучки и беспросветная вульгарность».

В одном из газетных интервью он отмечал, что прекрасная манера пения, искренность, простота, чувство правды «удерживают А. В. Нежданову от тех опостылевших форм, которые царят на оперных сценах».

Идеал артиста-певца Немирович-Данченко видел в Шаляпине. Позднее, занимаясь с молодежью Музыкального театра, он часто вспоминал созданный Ф. И. Шаляпиным художественный портрет Дон-Кихота. Вспоминал и о том, как приходил за кулисы Большого театра к Л. В. Собинову. Собинов, увлекшись 6 искусством Художественного театра, намеревался приблизить партию Ромео из оперы Гуно «Ромео и Джульетта» к шекспировскому образу Ромео и просил Немировича-Данченко помочь ему в этом.

Подобные факты приводятся в «Летописи» для того, чтобы пояснить, что привело Немировича-Данченко к режиссуре оперного и опереточного спектакля, что побудило его в 1919 году организовать Музыкальную студию МХАТ, выросшую в дальнейшем в Государственный музыкальный театр имени Вл. И. Немировича-Данченко. Борьбе с ремесленничеством, фальшью, со всем тем, что мешает культуре и вкусу оперного артиста, Немирович-Данченко отдал много сил, вдохновения, труда, пока не сложилось направление, позволяющее даже такой смелый эксперимент, как создание образа В. И. Ленина на оперной сцене.

Естественно, что в центре «Летописи» — режиссерская и педагогическая практика Немировича-Данченко, обусловившая основные положения его сценической теории. Режиссерам и актерам, которым, в сущности, предназначена «Летопись», важно знать, как Немирович-Данченко овладевал тайнами режиссерской профессии, постигал технику постановочного мастерства, находил всегда новую, точную, органическую форму, ту неповторяющуюся выразительность, которая отличала чеховские спектакли МХАТ от горьковских, толстовские от чеховских и т. д. Дополняя известные статьи и монографии о Немировиче-Данченко, «Летопись» по мере возможности фиксирует процесс создания спектакля: первые встречи с автором, постижение стиля и жанра пьесы, ее истолкование, «внушение» замысла художнику-декоратору, актерскому коллективу, совместные творческие поиски на репетициях.

«Ведь методы искусства так многочисленны и так разнообразны; оттенки так трудно уловимы, — писал он художнику Э. М. Чарномскому в феврале 1939 года. — Когда необходимы беседы за столом, а когда они становятся даже вредны; когда надо строго держаться ремарок автора, касающихся оформления, а когда убедительнее будут отступления; где фантазия художника уводит гармонию спектакля от зерна его, а где неожиданными находками еще лучше углубляет; и т. д. и т. д. — целая цепь вопросов…».

Благодаря таким режиссерским находкам появились: чтец в «Братьях Карамазовых», «лицо от автора» в «Воскресении», хор в «Травиате», комментирующий события оперы, и совсем несхожая условность в оформлении «Лизистраты», «Анны Карениной», «Трех сестер».

«Талант — это подробность», — говорил И. С. Тургенев. В режиссуре Немировича-Данченко много значила художественная подробность — те образные, лаконичные, но все исчерпывающие детали, без которых тускл и нем язык сценического искусства. Однако с первых режиссерских шагов он стремился найти общую 7 концепцию спектакля, соразмерность всех его частей, их сцепление и гармонию. Способность к обобщению — самая сильная сторона его режиссуры. Обобщение, большая цель спектакля, идея пьесы подсказывали ему ту, а не иную мизансцену, тот, а не другой стилевой прием.

«Бывают такие репетиции, — рассказывал он в одном из писем, — на которых я, режиссер, стараясь помочь актеру, ищу для какого-нибудь куска его роли мизансцену; как, где ему в этом куске находиться на сцене; стоять ли, сидеть, ходить, или прислониться к стволу дерева, водить рукой по барьеру, вглядываться ли в лицо партнера или, наоборот, отводить от него взгляд, чувствовать ли и пользоваться карманом, бортом пиджака, цепочкой, галстуком, платком и т. д. и т. д. без конца… Так вот ищу какие найти внешние выражения, наиболее удобные, может быть в данной обстановке (место, время, действие) единственные, которые глубоко сливались бы со всем комплексом внутренних задач, диктуемых образом, переживаниями в этом куске, взаимоотношениями, молниеносными перелетами фантазии в разные углы роли и пьесы… Словом, такие формы, которые внутренне были бы оправданы. А не заимствованные из богатого арсенала театральных штампов».

По словам Немировича-Данченко, колоссальную услугу его режиссерской практике оказывала «система» Станиславского. Касаясь творческого содружества Станиславского и Немировича-Данченко, «Летопись» должна дать верное представление о режиссерском методе Немировича-Данченко, его учении о «зерне» спектакля, слиянии трех правд (социальной, жизненной и театральной), о «втором плане», физическом самочувствии, внутренних монологах, законе внутреннего оправдания и т. д.

С этой целью привлекаются не только теоретические статьи Немировича-Данченко, где он объясняет значение и смысл своей терминологии, но и стенографические записи его репетиций. На репетициях «Анны Карениной», «Половчанских садов», «Трех сестер», «Кремлевских курантов» Немирович-Данченко убежденно и последовательно отстаивал свои идейно-эстетические принципы, свой режиссерский метод.

Теоретические положения и выводы — итог многолетнего опыта — выверялись и уточнялись в самом быстротечном, сложном творческом процессе.

Следует изучить записи репетиций «Трех сестер», чтобы понять, почему труд режиссера и актеров увенчался таким редкостным успехом. Безошибочное определение «зерна» — сути пьесы — предотвратило возможные художественные ошибки и неточности. «Второй план» роли, тот жизненный груз, который ощущался в каждой секунде пребывания действующих лиц на сцене, уводил от суррогатов реализма к реализму подлинному и глубокому. Верное «психофизическое проявление характера» 8 избавляло актеров от накопившихся театральных привычек. Иным было их настроение в солнечное весеннее утро, в зимние сумерки, предрассветные часы, когда утомление ночи сказывается в покаянии Маши, в исповеди Андрея, в любовном объяснении Тузенбаха с Ириной.

Немирович-Данченко не соблазнился показной смелостью, ниспровергающей старую традицию чеховских постановок. Немногие условные элементы формы, как и вся форма спектакля, отвечали стилевым приемам А. П. Чехова. Постановку «Трех сестер» и у нас в стране, и за рубежом называли художественным шедевром, самым совершенным из всех когда-либо виденных на театре. В режиссере признали мыслителя, поэта, новатора. Друг и ровесник Чехова, Немирович-Данченко ставил «Три сестры» как наш современник. Он увлек за собой людей, создающих спектакль. Его режиссерский метод стал для них живительным источником художественных исканий и открытий.

* * *

По «Летописи» можно установить творческие и духовные связи Немировича-Данченко с талантливыми людьми России и Запада. Упоминаются поездки к А. М. Горькому в Арзамас и Нижний Новгород; посещения Л. Н. Толстого (день, проведенный в Ясной Поляне, Немирович-Данченко описал в газете «Новости дня»); частые беседы с А. П. Чеховым в Москве, Мелихове, Ялте; встречи в Петербурге с А. А. Блоком, М. В. Добужинским, М. Г. Савиной; первое знакомство с А. Н. Толстым, тогда начинающим писателем; знакомства и встречи Немировича-Данченко с деятелями немецкого, итальянского, французского, чешского театра — с Гергартом Гауптманом, Максом Рейнгардтом, Элеонорой Дузе, Люнье-По, Ганой Квапиловой и другими.

С. Л. Бертенсон, исполнявший обязанности секретаря Немировича-Данченко во время пребывания в Америке (1926 – 1927), записывал его мысли о сближении народов России и Америки, его разговоры с Чарли Чаплином, Мэри Пикфорд, Лилиан Гиш, Дугласом Фербенксом. Из записных книжек и интервью Немировича-Данченко мы узнаем, что знаменитый американский дирижер Л. Стоковский произносил в Филадельфии вступительное слово перед началом спектакля Музыкальной студии, а драматург О’Нейл «готов был пойти на большие жертвы, чтоб его пьеса была поставлена приемами Художественного театра».

В Америке Немирович-Данченко обсуждал с С. В. Рахманиновым замысел постановки «Пиковой дамы». Там же встречался с Ф. И. Шаляпиным.

Множеством интеллектуальных нитей был связан Немирович-Данченко с советскими писателями, художниками, композиторами, актерами. Свои слова: «Как в нашем деле надо любить 9 и дорожить талантом!» — он подтверждал требовательным и восхищенным отношением к Д. Шостаковичу и Н. Хмелеву, Г. Улановой и К. Еланской, В. Дмитриеву и П. Вильямсу.

Константин Тренев, Александр Афиногенов, Всеволод Иванов, Николай Вирта, Тихон Хренников доверяли его дальновидности и художественному чутью. После премьеры «Пугачевщины», не сразу признанной, Тренев писал Немировичу-Данченко: «Вы — единственный нужный мне в данную минуту человек». Николай Погодин изумлялся тому, как Немирович-Данченко ведет репетиции «Кремлевских курантов»: «Работал почти во всех театрах в Москве и могу сравнивать. Ничего подобного я ведь нигде не видел. Для меня лично репетиции эти — университет».

В 1940 году, заняв по праву старейшины советского театра пост председателя Комитета по Государственным премиям, Немирович-Данченко следит за большой жизнью многонационального советского искусства. В годы Отечественной войны на заседаниях комитета он высказывает свои суждения о новой скульптуре В. Мухиной, портрете летчика Юмашева работы П. Кончаловского, симфонии Н. Мясковского, пьесах Н. Погодина, А. Корнейчука, К. Симонова, А. Толстого, романе И. Эренбурга «Падение Парижа», повести Л. Кассиля «Великое противостояние». Его критерий — «большая сквозная идея», образы, а не ярлыки на образах.

Он сулил успех «Русским людям» К. Симонова. Ему нравилась повесть Льва Кассиля «Великое противостояние». Он говорил: в «Падении Парижа» есть и «внутренний мир людей, и разложение правительства, и все столкновения, которые привели Францию к гибели. Все сделано очень ярко».

Из двух пьес об Иване Грозном он отдавал предпочтение трагедии А. Н. Толстого «Трудные годы», отвергая «избитые формы» пьесы Вл. Соловьева «Великий государь».

Он хотел, чтобы каждая новая пьеса А. Корнейчука могла состязаться с его «Гибелью эскадры», чтобы в сценарии Вс. Вишневского «Мы, русский народ» была «радость новизны и острой правды», а не «фигуры, к которым мы уже привыкли».

Радость новизны и острой правды — с этим мерилом Немирович-Данченко прежде всего подходил к своим постановкам в МХАТ и в Музыкальном театре.

* * *

«Было даже два больших успеха^1*. А радости мало, — писал Немирович-Данченко А. Ф. Адурской в первые дни русско-японской войны 1904 года. — Несомненно, что давит всеобщее настроение, нескладная, мучительная жизнь всего русского общества. Нет возможности отойти от нее, нельзя, нет сил не возмущаться 10 или не сочувствовать, а потому интересы театра стиснуты и увядают».

Записи Немировича-Данченко, относящиеся к русско-японской войне, первой русской революции, столыпинской реакции, империалистической войне 1914 года, «не разрешившейся» февральской революции, выдают в нем художника не только занятого повседневной работой в театре, но и поглощенного заботой о настоящем и будущем России.

Важнейшие события общественно-политической жизни врывались в жизнь Немировича-Данченко, находя отклик в его творчестве. В идейной эволюции Немировича-Данченко, типичной для некоторых слоев русской демократической интеллигенции, отразился век. Именно это «отражение истории в человеке» придает особый интерес его биографии и позволяет «Летописи» выйти за пределы узкоэстетических, театральных вопросов.

В молодости, будучи студентом Московского университета, начинающим театральным критиком, Немирович-Данченко выступал в печати против самоуправства, самодурства, взяточничества.

Наблюдая разорение дворянских поместий, появление капитализма в России, он в своей повести «Баанкоброшница», рассказе «Отдых», неоконченном романе «Пекла» описывал фабрики и заводы, непосильный труд рабочих.

В «Пекле» — одном из первых произведений русской литературы о рабочем классе — происходит бунт сталеваров. Их не останавливают непрекращающиеся аресты: «Выходит, пропадать надо нашему брату? Работай — работай тут, надрывайся из последних сил, а тебе за это во всем отказ? Ну, нет, врешь! Я те взбодрю! Я те покажу, как наживаться нашим потом!» — возмущается один из рабочих. Все симпатии автора, несомненно, на стороне рабочих, хотя он и не способен еще понять, что классовые интересы хозяев и рабочих непримиримы, что они — враги. Хозяев завода, собственно, нет среди персонажей романа. Эта некая злая сила находится за кулисами. Виновными оказываются начальники всякого рода и звания.

В названии «Пекло» (1898) заключена та же идея, что в «Молохе» Куприна (1896), — капиталистический завод пожирает человеческую жизнь ненасытнее, чем древний идол Молох. Но в «Пекле» труд на сталелитейном заводе не только тяжелый крест, как у Куприна. Горьковское отношение к труду, как к творчеству, к величайшему благу жизни, свойственно роману Немировича-Данченко. И в этом его достоинство. Герой романа, сталевар Емельян Иванов, бежавший из ссылки, стосковался по труду. «Не многие могли переносить невыносимый жар бессемеровского и прокатного отделений. Но в Емельяне Иванове эта игра огня вызывала художественное чувство силы и красоты».

11 В очерке «Образцовая школа» Немирович-Данченко сожалеет о силах, что не находят в России применения, о средствах, что тратятся попусту на вздорные затеи. Проезжая по выжженной солнцем екатеринославской степи, он видит жидкие кучки пшеницы, разбросанные на десяток сажен друг от друга, до устали работающих матерей, ползающих под арбой детей и думает о том, что зимой здесь даже не будет сена, чтобы прокормить скот.

Встречаются в беллетристике Немировича-Данченко кулаки-стяжатели: «махровый кулак из дворян», или хозяин постоялого двора Крутояров, который «давит своего брата мужика, сжимает его в своих кулаках, как железными клещами, а тот перед ним шапку ломает, чуть не в ноги кланяется».

В повести «В степи» (1896) писатель говорит о народной нужде, бедности, о самом насущном для России: «Земля должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает».

В том же году в журнале «Нива» появляются очерки Немировича-Данченко о коронации, и среди них очерк «Ходынка» — о том, как тысячные толпы, прельщенные царским гостинцем (мешочком с пряниками и сластями, кружкой, украшенной гербом), ринулись к Ходынскому полю, где в нестерпимой тесноте и духоте началась давка. Падавших живьем втаптывали в землю. Страдания изувеченных, сдавленных, расплющенных были безмерны. До поздней ночи по Москве двигались нескончаемые похоронные процессии и сотни неопознанных трупов сбрасывались в общие могилы^2*.

Правда «страшных лет России» опрокидывала либеральные иллюзии во многом компромиссных первых «Писем о коронации». «Представители демократической тенденции идут к своей цели, постоянно колеблясь и попадая в зависимость от либерализма», — отмечал В. И. Ленин.

Ходынская катастрофа потрясла, изнурила Немировича-Данченко. «Мне уже за тридцать пять лет, — писал он. — В наше время в этом возрасте у всякого порядочного человека душа изборождена тяжелыми вопросами. … Мы мечтаем лишь об общей сытости, о скромном материальном довольстве всякого труженика, о чистой совести, о справедливости, о свободе личности».

Горестные размышления о жизни России заполняют многие произведения Немировича-Данченко. Русская литература всегда была литературой «встревоженной совести».

Театром «встревоженной совести» стал и созданный Станиславским и Немировичем-Данченко Московский Художественный театр. Там ставились пьесы Чехова, предсказывавшие революционную 12 бурю, раздавались политические пророчества Горького.

Немирович-Данченко нетерпимо относился к бездушной казенщине несправедливого строя, к одичанию деревни, нищете городских ночлежек, мещанскому прозябанию провинции. Но прошли годы идейных брожений, прежде чем он признал неизбежность революции. Одно время был он во власти этических проповедей Л. Н. Толстого. Восторженно встретив пьесы Горького «Мещане» и «На дне», упрекал в излишней тенденциозности «Дачников». Искал выход из социальных противоречий, но нелегко расставался с абстрактно-гуманными понятиями — «страдания человечества», «царство свободы». Брался в годы реакции за режиссуру драмы Л. Андреева «Анатэма», чтобы напомнить о голодном люде, который ждет справедливости, как чуда. Инсценировал и ставил роман Ф. М. Достоевского «Бесы», вступая в полемику с Горьким по вопросу о тенденциозности, партийности творчества.

Немирович-Данченко не избежал распространенной болезни века — искушения так называемой духовной революцией — и верил в то, что «поэзия добра», «культ красоты», нравственно очищающее страдание преобразуют жизнь и без политической революции.

Уже первая мировая война пошатнула эту веру. Мир, раздираемый войной, нельзя было примирить проповедью милосердия и красоты. «В настоящий момент, — писал Немирович-Данченко в апреле 1915 года, — особенно ярко чувствуется, до какой степени красота есть палка о двух концах, как она может поддерживать и поднимать бодрые души и как она, в то же время, может усыплять совесть. Если же красота лишена того революционного духа, без которого не может быть никакого великого произведения, то она преимущественно только ласкает бессовестных».

Его раздумья в эту пору удивительным образом совпадают с настроениями Александра Блока, Валерия Брюсова. То же предчувствие неизбежности революции — то притягивающей, то пугающей. Когда же в 1917 году наступило время категорического выбора между «революцией и нереволюцией», когда Андреев, Мережковский, Бальмонт сошлись на «нереволюции» и эмиграции, Немирович-Данченко, как и Станиславский, Блок, Брюсов, пережив серьезный духовный кризис и идейное возмужание, выбрал революцию, Родину.

Сложными путями шел Немирович-Данченко к революции, к искусству социалистического реализма.

«Безупречная объективность» несовместна с тенденциозностью, говорил он до революции. После революции Немирович-Данченко изгоняет из спектаклей МХАТ бесстрастный объективизм. Он благодарен революции за то, что она научила его верить В идею социализма, освободила его мышление и творчество от 13 уклончивости, компромиссов, жалких противоречий. «Революция дала работе МХАТ громадный толчок. Революция разогрела его художественное кровообращение», — писал Немирович-Данченко в 1923 году.

Новая идеология художника сказалась в готовности работать «рука об руку» с Коммунистической партией.

Рост созидательных сил социализма, невиданные преобразования в стране вдохновляли его. Юзовка, куда он ездил в 90-х годах собирать материал для своего романа «Пекло», волею партии и народа превратилась в крупный промышленный и культурный центр: «Никогда даже мечтать не мог о таком превращении». Стоило Немировичу-Данченко лишь один день провести в Тбилиси, чтобы приметить «поистине чудесные завоевания» — университет, институты, театры, школы и т. д.

Если в 1931 году он предупреждал А. Афиногенова, что ему трудно будет вести репетиции «Страха», так как он еще недостаточно знает таких людей, как старая большевичка Клара и молодая коммунистка Елена, то последующие годы принесли ему то знание современной жизни, без которого он не мыслил себе режиссерского труда.

Его театральная эстетика, идеал искусства мужественной простоты складывались под непосредственным воздействием новых общественных отношений. Убеждая актеров в том, что простота вовсе не означает приниженности чувств, что без простоты нет лирики и величия на сцене, Немирович-Данченко приводил в пример подвиг челюскинцев: «Театры и, в частности, актеры должны подумать над тем, каким огромным внутренним огнем, какой стойкостью, какой преданностью своему народу должны обладать люди, чтобы быть подлинными героями в самых простых бытовых проявлениях, и каким пафосом необычайной простоты должен обладать актер, стремясь к созданию такого героического образа».

Простоту, насыщенную пафосом, ощущал Немирович-Данченко во всем строе нашей жизни. Ее хотел он запечатлеть в наших спектаклях.

Он умел вскрыть социальный, политический смысл отдельного жизненного факта, его непреходящее значение. Молодые актеры и режиссеры приняли съезд колхозников-ударников как должное, само собой разумеющееся. У Немировича-Данченко выступления колхозников на съезде вызвали… слезы. Он помнил унижения крестьянина той поры России, когда безрезультатны были призывы: «Земля должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает». Нереальными оказались тогда и проекты нравственного оздоровления общества. «Мне кажется, — писал Немирович-Данченко в молодости, — что во мне большой запас жизнерадостности… Я называю жизнерадостностью веру в человека, а большинство — любовь и умение пользоваться жизненными 14 благами». Вера его в человека не меркла до старости, но часто заслонялась накопившимися за жизнь разочарованиями.

До революции Немирович-Данченко много думал о несовершенстве человеческой природы. Как избавить человека «от того жестокого, от того озверелого, что он носит в себе как беспощадный, дрянной дар природы».

И вот вывод, сделанный им в советскую эпоху, — только свободный труд, труд для блага Родины выжжет человеческие недостатки и слабости, сделает личность человека благородной, чистой, прекрасной.

Приветствуя передовых рабочих страны, пришедших 9 ноября 1935 года в Художественный театр, Немирович-Данченко говорил о том, что человек, занятый социалистическим трудом, уже не может быть плохим человеком, не смеет им быть: «Я всем существом чувствую, что тот энтузиазм, то горение, которое охватило советского работника в его специальном труде, не только не может остаться бесследным и для его личности, но все его существо наверняка выжигает все то, что могло бы бросить тень на эту личность. … Энтузиазм будет иметь большое влияние на рост личности…».

Литератора Солончакова в драме Немировича-Данченко «Цена жизни» (1896) печалило, что в буржуазном обществе высокие нравственные понятия о совести превращаются в избитую вызубренную фразу.

Этические проблемы, запутанные, неразрешенные, разрешила революция: «Прежние бесплодные мечтания воплотились в жизнь».

Немирович-Данченко приходит к искреннему и стойкому убеждению, что социалистическое переустройство человека, переустройство мира — главное в жизни художника. Его постановки — «Враги», «Воскресение», «Анна Каренина» — обвиняли буржуазное общество, в котором проповедь любви к ближнему не только не могла искоренить всю ложь, все зло, но и неизбежно становилась пустозвонством, ханжеством, юродством.

Статью о грандиозной мощи Октябрьской социалистической революции, о ее благотворном влиянии он неспроста назвал «Освобожденное творчество». В самом названии был вызов тем, кто уверял, что принципы социалистического реализма навязываются насильственно.

* * *

Биография Немировича-Данченко нераздельно связана с развитием русской и советской культуры.

Детству, отрочеству, юношеским театральным и литературным пристрастиям посвящен первый раздел «Летописи». В нем говорится о влиянии семьи Яблочкиных, частых посещениях 15 тифлисского театра, где выступали заезжие знаменитости, и т. д.

Театральные воспоминания, хранящиеся в архиве Немировича-Данченко, дополняют его автобиографию. «Опьянение театром» случилось с ним в десятилетнем возрасте. Тогда стали заметны задатки даровитой, глубокой натуры — необычайная впечатлительность и лиризм, способность подчиняться власти прочитанного или увиденного на сцене, дар ощущения музыкальной стихии, умение увлекаться азартно, заражая своим увлечением семью, товарищей. «Заразительность» темперамента и нервов, которую позднее так ценил Немирович-Данченко в людях искусства, была в высокой степени присуща ему самому.

Рано выявились и особенности его характера: эмоциональность, спрятанная за внешней сдержанностью, чуткость к поэзии и красоте, сочетавшаяся с умом трезвым, аналитическим, волевым. Это волевое начало оказалось сильнее всяких искушений. Если и были в отрочестве поступки, о которых он, став старше, сожалел, то верх взяли благородство побуждений, нравственная потребность строго судить себя.

Спектакли, поставленные тайком от гимназических надзирателей, классный литературный журнал «Товарищ», возникший по инициативе Владимира Данченко и соперничавший с журналом параллельного класса, которым заправлял Александр Сумбатов (впоследствии известный актер и драматург А. И. Южин-Сумбатов), первые драмы и водевили, сочиненные в четвертом классе, — вот искорки, симптомы будущего призвания.

По свидетельству А. И. Южина, Немирович-Данченко уже в гимназии отличался независимостью суждений, «сильно обостренным критическим задором». К удивлению восторженных гимназистов, он критиковал репертуар столичных гастролеров и, обладая от природы художественной интуицией, различал поддельное и подлинное искусство.

Пора ранней юности, когда Немирович-Данченко закончил тифлисскую гимназию и стал студентом Московского университета, запечатлена в «Летописи» бегло. Не сохранились письма его к матери, к брату, популярному писателю Василию Ивановичу Немировичу-Данченко, к сестре, известной актрисе. Первое дошедшее до нас письмо к другу детства и юности А. И. Южину помечено 1881 годом. Именно поэтому такое значение обретают годовые комплекты «Русского курьера», «Новостей дня», «Московской иллюстрированной газеты». Судя по рецензиям, опубликованным в этих газетах, Немирович-Данченко почти ежевечерне посещал театр. Ему довелось быть в Малом театре на премьерах «Последней жертвы», «Бесприданницы», «Талантов и поклонников», «Светит, да не греет». Обычно на 16 этих первых представлениях присутствовал сам А. Н. Островский.

Немирович-Данченко изучил игру актеров Малого театра: Ермоловой, Федотовой, Садовской, Ленского. Он внимательно следил за выступлениями Южина в театре А. Бренко, за первыми опытами Станиславского, Лилиной, Артема в Обществе искусства и литературы, за приехавшими из провинции Андреевым-Бурлаком и Ивановым-Козельским, анализировал игру Савиной и Стрепетовой. Писал он и об итальянских трагиках Э. Росси, Т. Сальвини, Э. Дузе, французских актерах С. Бернар, Ф.-А. Февре, Б.-К. Коклене, итальянской опере, немецкой мейнингенской труппе.

Впечатления, мысли, высказываемые печатно, приоткрывают нам внутренний мир еще совсем молодого человека — его насущные гражданские интересы, жизненный опыт и наблюдения, то созревание личности, которое, говоря словами самого Немировича-Данченко, проходило под «влиянием беллетристов и особливо критиков 60-х годов». Их заветы он называл «традициями лучшего прошлого нашей литературы».

Влияние критиков-демократов давало себя знать уже в первой статье, появившейся в «Русской газете» в 1877 году. Девятнадцатилетний рецензент не ограничивался эстетической оценкой спектакля. Он с критическим задором нападал на репертуарную дребедень, говорил об «ярме антрепренеров», о том, что «драматическое искусство до сих пор облекается в столице в канцелярскую одежду».

А. М. Горький как-то заметил, что литератор должен быть наделен социальным чувством. Социальное чувство развилось в Немировиче-Данченко еще в молодости. По мере того как происходило постепенное мужание человека, мужало и дарование критика, возрастал интерес к общественно-политической жизни России, к социально-этическим проблемам. Эстетические суждения становились увереннее, определеннее, последовательнее. Он ждал от литературы и театра «критического отношения к действиям власть имущих». Он винил цензуру, мешающую писателю «высказаться по совести», и верил, что пользу и помощь России может принести одно лишь искусство критического реализма. Его статьи, направленные против переводной романтической драмы, появлялись в те годы, когда народники во главе с Н. К. Михайловским недооценивали реалистический роман Бальзака, Флобера, Золя, рассказы Чехова, предпочитая им бунтарство Гюго, протест Жорж Санд, гражданские идеалы Шиллера. Либеральные народники упрекали Чехова в «индифферентизме» и превращали героев романтических драм в трубадуров своей теории героя и толпы.

Только учитывая, в каких исторических условиях происходил поединок русского критического реализма с европейской романтической 17 литературой, можно понять вражду Немировича-Данченко к романтической драме и классицистской трагедии.

«Против Корнеля в Малом театре я всегда буду. … Кому он нужен, кому дорог, кому интересен этот Корнель? Для нынешней публики ставить Корнеля — значит умышленно отводить ее глаза от того, над чем она действительно должна размышлять, пустой, внешней, декоративной забавой. … Мы спорим вот уже семь лет все о том же», — пишет он Южину в 1892 году.

Немирович-Данченко защищал от преследований цензуры и реакционной прессы драмы Островского, Сухово-Кобылина, Потехина, поддерживал пьесы петрашевца А. И. Пальма, указывавшего на «общественные язвы», «общественные пороки».

В серьезных и принципиальных статьях, подписанных псевдонимами «Вл», «В», «Владь», «Инкогнито», разбросанных в «Русском курьере», «Русских ведомостях», «Новостях дня», «Московской иллюстрированной газете», высказывались взгляды, подготовившие возникновение Московского Художественного театра.

Одновременно молодой Станиславский в спектаклях Общества искусства и литературы, разрушая трафареты, открывал новые законы сценического реализма. Станиславский и Немирович-Данченко видели в театре средоточие высоких просветительных и гражданских идеалов. «Обидно только за вкус нашей театральной массы, которая восторгается пустыми избитыми эффектами. При существовании народного театра подобного явления не было бы», — утверждал Немирович-Данченко еще в 1880 году в «Русском курьере». Он непримиримо отрицал сценическую фальшь, приукрашивание, притворство, высмеивал курьезы театральщины, обветшалые сценические условности, стесняющие художественное творчество. И заявлял, что правда — первое условие художественности, что актер, исполняющий роль Гамлета, должен являться человеком, а не театральным героем. В этом эстетическом принципе — истоки его будущих режиссерских экспериментов. Ставя в МХТ в 1903 году «Юлия Цезаря» Шекспира, он решительно восстал против выспренних сценических героев, напыщенности их монологов, картинности их поз и жестов. На репетициях доказывал, что шекспировский Брут не статуя, сошедшая с пьедестала, а живой, сложный характер. В режиссерских заметках к «Бранду» Ибсена (1906) он снова напоминал: «Бранд — гигант, но и Бранд — человек». То, о чем мечтал Немирович-Данченко — театральный критик, позднее пытался осуществить Немирович-Данченко — режиссер.

В его рецензиях говорилось об идейности и художественности; реализме и натурализме; о розовой дымке идеализации и приукрашивания, чуждых реализму; о простоте, не нарушающей ярких тонов, и о простоте серой, сонливой, «заставляющей спать в театре»; о том, что актер не игрушка, забавляющая 18 театральную публику, а человек, воспитывающий ее; о сближении театра с литературой; о ремесленных актерских приемах, об актерах, ради эффекта жертвующих правдой; об игре грубой и тонком, искреннем, художественном исполнении; об искусстве перевоплощения; о живой естественной речи и декламационной читке; о премьерстве и общем ансамбле и т. д. Все это слагалось в прогрессивную сценическую теорию, целостное эстетическое учение.

* * *

Писал ли Немирович-Данченко статьи, пьесы, беллетристические произведения, преподавал ли в драматическом училище Филармонии, он, по существу, проходил свои режиссерские университеты, учился режиссуре.

Режиссерское призвание, им самим тогда не осознанное, угадывается в ремарках его пьес. Так, например, ремарка в «Новом деле» режиссерски образно рисует разорение барина Столбцова.

В «Летописи» цитируются «Режиссерские указания» Немировича-Данченко к «Новому делу» («Артист», 1891, № 12): режиссер не должен навязывать актеру мизансцену, ибо мизансцена зависит от поведения действующего лица, его характера, поступков. Режиссер, анализируя характеры, выясняет их отношение к общей концепции пьесы. Не зная этой общей концепции, нельзя ни играть пьесу, ни ставить ее.

Пользуясь правом автора, Немирович-Данченко участвовал в постановке своих пьес в Малом и Александринском театрах. Репетиции «Темного бора», «Последней воли», «Счастливца», «Нового дела», «Золота», «Цены жизни» были его первым профессиональным режиссерским опытом. Общаясь на репетициях с великими мастерами русской сцены, прислушиваясь к их советам, вопросам, возражениям, будущий режиссер Художественного театра постигал живую душу реалистических традиций. М. Г. Савина, А. П. Ленский, В. Н. Давыдов, оценивая достоинства его пьес, не прощали ему малейших отступлений от жизненной правды. Так, Савина, выбрав «Цену жизни» для своего бенефиса, заметила, однако, что четвертый акт «приставленный», а Давыдов, придя в восторг от первых трех актов, воспротивился идейной уклончивости последнего действия. «Почему напало на всех такое евангельское смирение и всепрощение, мне непонятно», — упрекал он Немировича-Данченко. Савина и Давыдов были правы.

Уступая общепринятым «сладким тонам» либеральной драматургии, Немирович-Данченко приставлял к «Цене жизни» благополучную развязку. Пьеса неожиданно завершалась примирением Анны Демуриной с Демуриным. Незадолго до примирения Анна тяготилась тем, что ее взял в жены, «купил» фабрикант Данила Демурин. Слишком много она узнала о своих благодетелях, 19 слишком часто думала о самоубийстве, чтобы верилось в ее смирение.

В своих драмах и комедиях Немирович-Данченко намеренно шел по «стопам Островского». Критики уже называли его преемником Островского. «Цену жизни» сравнивали с «Грозой». Но разве Катерина в «Грозе» могла покориться «темному царству», как это сделала в «Цене жизни» Анна Демурина?

Немирович-Данченко сам испытывал острое недовольство финалом «Цены жизни». После премьеры в Малом театре он, по его словам, «был мрачен, неудовлетворен до последней степени, несмотря на огромный успех… Винил себя в том, что в четвертом действии все кончается хорошо, благополучно, что не так, не так кончена пьеса».

Изображая в «Новом деле», «Золоте», «Цене жизни» нравственно совершенных, «идеальных» людей, Немирович-Данченко попросту не знал, что с ними делать в последнем действии. Не зная, в чем спасение от окружающего зла, неравенства, несправедливости, мог ли он указать верный выход своим героям?

Поиски финала обычно были настолько мучительными, лихорадочно-нервными, что он не раз давал себе слово никогда больше не писать пьес. И этот мильон терзаний писательского труда зависел не столько от умения, мастерства, сколько от мировоззренческих колебаний между демократизмом и либерализмом.

«Цена жизни», написанная в один год с «Чайкой», была ее предтечей. Немирович-Данченко, как и Чехов, пытался перенести в драматургию приемы прозы, приемы повествования. Он заботился о том, чтобы сценические каноны не преграждали дорогу жизненной правде, чтобы сцене была доступна сложная психология людей, их неуловимые настроения, трудно объяснимые поступки. Многое удавалось. Но сколько еще в его пьесах было уступок либерализму, приводивших к добродетельным развязкам, к идеализации некоторых действующих лиц.

Демократ все же брал в Немировиче-Данченко верх. Пьесы с умиротворяющим финалом могли нравиться зрителю, получать одобрение критиков, удостаиваться премий, — ему они радости и удовлетворения не приносили. Он отказался от присужденной за «Цену жизни» Грибоедовской премии, уверяя, что ее в большей степени заслуживает «Чайка» Чехова, чуждая «сладким тонам» либерального утешительства и морализаторства.

Возглавив вместе со Станиславским Художественный театр, Немирович-Данченко прежде всего закрыл доступ на сцену МХТ своим собственным пьесам^3*. У него достало мужества сказать Чехову: «Из современных русских авторов я решил особенно 20 культивировать только талантливейших и недостаточно еще понятых… Немировичи и Сумбатовы довольно поняты».

Хорошо известны благодарные слава Чехова: «Ты дал моей “Чайке” жизнь. Спасибо!» После провала в Александринском театра «Чайка» перешла в «литературные руки» Немировича-Данченко. Он был писателем чеховской школы, чеховского направления, хотя и не помышлял сравнивать свои писательские способности с неповторимым даром Чехова. «Мы как будто пользовались одним и тем же жизненным материалом и для одних и тех же целей, потому, может быть, я влюбленно схватывал его поэзию, его лирику, его неожиданную правду», — вспоминал Немирович-Данченко.

В повести Немировича-Данченко «Вихрь» (1891) хирург Старцев стыдится своего демократического происхождения, заискивает перед светскими дамами, бесцеремонно обирает пациентов и лишь для популярности, лицемеря, устраивает дни бесплатного приема больных. В произведениях Немировича-Данченко, как и у Чехова, немало преуспевающих карьеристов, омещанившихся интеллигентов. Еще больше — тоскующих, хмурых неудачников, попусту растративших здоровье, молодость, талант. У них, как и у чеховского дяди Вани, «пропала жизнь». В «Цене жизни» литератор Солончаков, как и Вершинин в «Трех сестрах», мечтает о том «идеальном обществе, в котором фундаментом всей жизни явится симпатия человека к человеку, где никто не будет чувствовать себя одиноким и покинутым». В повести Немировича-Данченко «Сны» (1896) можно встретить разновидность чеховского купца Лопахина, а в комедии «Новое дело» неделовой барин Столбцов своей никчемностью, непрактичностью напоминает Гаева из «Вишневого сада».

Повесть «Губернаторская ревизия», о людях уездного захолустья, примыкает к чеховской литературной школе не только по жизненному материалу, но и по манере повествования — негромкой, строгой. В беллетристике Немировича-Данченко, как и в чеховских произведениях, сквозь драматизм повседневности, неудовлетворенность настоящим брезжила тоска по иной, лучшей жизни. Это все подготавливало его к режиссуре чеховских спектаклей с их трагической обыденщиной.

«Наткнулся как-то на “Губернаторскую ревизию”, — писал К. А. Тренев Немировичу-Данченко в 1942 году. — Я и сын с большим убеждением сказали, что это настоящая большая литература, примыкающая во многом к Чехову… Изумительная повесть, после которой так понятно, почему ключ к “Чайке” оказался именно у Вас».

К «Чайке» тянутся нити некоторых зарисовок, очерков Немировича-Данченко. Еще не существовало Нины Заречной — не была создана чеховская «Чайка», а в декабре 1381 года в «Русском курьере» был напечатан очерк Немировича-Данченко о трудной судьба молоденькой провинциальной актрисы, повстречавшейся 21 ему однажды на глухой железнодорожной станции. Ей не хватило двух рублей, чтобы довезти багаж, и она умоляла кассира, просила пассажиров поверить в долг. Послезавтра у нее дебют, не приедешь — антрепренер оштрафует на месячное жалованье. Одетая в легкое пальто, несмотря на изрядный мороз, с ребенком на руках, она мыкалась по вокзалу, а кругом, словно из будущего монолога Нины Заречной, — пьяные купцы, окурки, грязь. «Проходя потом, глубокой ночью по вагонам, когда все спали, я увидел опять эту актрису, — рассказывает Немирович-Данченко. — Она стояла, прислонившись к стене, держа какую-то тетрадь около фонаря и, по-видимому, учила роль. На единственном кусочке места опал ребенок — она должна была стоять всю ночь».

В романе Немировича-Данченко «Мгла», написанном за четыре года до «Чайки», был запечатлен образ артистки Анчаровой. Анчарова, как и «обворожительная пошлячка» Аркадина, позировала, наигрывала не только на сцене, но и в жизни. Популярность, успех, ценились ею дороже самого искусства и т. д.

В «Чайке», как и в повести Немировича-Данченко «Сны» (1896), сопоставлялись общественные и эстетические идеалы двух поколений русской интеллигенции. Людей, подобных Заречной, Аркадиной, Тригорину, Треплеву, Немирович-Данченко часто видел вокруг себя. Но Чехов рассказал о них по-своему, так, как до него никто не рассказывал: с новым отражением «окружающей жизни, какое принес новый поэт». Во время репетиций «Чайки» Немирович-Данченко обнаруживал тонкое понимание авторского замысла. Он угадывал общее настроение — тональность, ритмы пьесы, особенности ее языка — и постоянно приходил на помощь актерам. Он знал, к примеру, чем именно Тригорин похож на И. Н. Потапенко, какие автобиографические мотивы ввел в этот литературный образ Чехов, наконец, в Тригорине как характере типическом и обобщенном он узнавал отчасти и свои черты. М. Е. Дарскому, начавшему репетировать роль Тригорина, он предлагал в прототипы самого себя.

Его влюбленность в талант Чехова сообщилась Станиславскому, который создал замечательный режиссерский план спектакля. Прочитав рукопись, присланную Станиславским, Немирович-Данченко восхищался: «Многое бесподобно, до чего я не додумался бы». Репетиции тем не менее не обошлись без споров. Режиссуре Станиславского, изобретательной и размашистой по темпераменту, было вначале тесно в «будничной» чеховской пьесе. Он прибегал к приемам оживляющим, по его мнению, «скучную» «Чайку»: обморок Сорина по режиссерской ремарке Станиславского должно было играть так, чтобы публика думала, что Сорин умер: «Это подымет нервы публики и интерес к тому, что происходит на сцене». Немирович-Данченко уверял, что скрытые драмы и трагедии и без того захватят зрителей. 22 Сказывался подчас различный подход режиссеров к ролям Дорна, Нины Заречной. Опоры эти были благотворны. Станиславский и Немирович-Данченко создали прекрасный спектакль, бросивший вызов «признанным гениям», погрязшим в рутине и предрассудках.

* * *

Немировича-Данченко по-прежнему тревожили противоречия русской действительности. Писатель, пришедший в режиссуру, испытывал острую потребность досказать все то, что он не успел и не сумел сказать в своих повестях и драмах. Преемственность его беллетристических и режиссерских мотивов чувствовалась не только в выборе и толковании «Чайки», но и в постановке трагедии А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». «“Федора” мы с женой на днях читали громко и ревели, как два блаженных, — писал он Станиславскому в июне 1898 года. — Удивительная пьеса! Это бог нам послал ее. … Я не знаю ни одного литературного образа, не исключая и “Гамлета”, который был бы до такой степени близок моей душе. Я постараюсь вложить в актеров все те чувства и мысли, какие эта пьеса возбуждает во мне».

Немировичу-Данченко было уже сорок лет, и если он «ревел», читая трагедию Толстого, то это значило, что его доводило до отчаяния, до «личной боли» бессилие людей, подобно Федору, желавших добром искоренить зло.

Герой его повести «Губернаторская ревизия», незлобивый земский начальник Думчин, вынужден покончить жизнь самоубийством, так как не может отбирать у мужика последнюю корову. Он пытался остаться честным и человечным, а служебные обязанности вынуждали его к поступкам бесчестным, бесчеловечным. Перед смертью Думчин говорит: «Я хотел быть только справедливым. Понимаешь? Только. А это только оказалось самым невозможным». Немировичу-Данченко самому была знакома тоска по справедливости, по добру, по хорошему человеку. Могли ли его не тронуть слова Федора Иоанновича: «Моею, моею виной случилось все! А я — хотел добра, Арина! Я хотел всех согласить, все сгладить».

Даже нравственно чистый человек своею проповедью, своим примером жизнь не изменит. Одинокими усилиями не сокрушить государственный порядок России, исключавший добро и справедливость. Эти идейные и философские мотивы трагедии «Царь Федор Иоаннович» были близки Немировичу-Данченко. Они тревожили его совесть, задевали в нем что-то глубоко личное, граждански важное. Поэтому он так любовно и заинтересованно готовил роль Федора с И. М. Москвиным.

Спектакль «Царь Федор Иоаннович», поставленный Станиславским, был талантливым и смелым. Его значение выходило далеко за пределы эстетической декларации. В спектакле находили 23 отклик общественные события, которыми жила тогда Россия.

Начинался третий, высший этап освободительного движения. Впереди уже маячила революция. Ее нельзя было заменить ни «малыми делами», библиотечками и аптечками, ни сочинением неосуществимых гуманных проектов.

Разумеется, историческая трагедия А. К. Толстого о даре, бессильном управлять страной, не подводила, да и не могла подвести к мысли о революции. Это вскоре сделают пьесы Горького.

Одно великодушие не способно сразить мир насилия и зла — вот что подсказывал спектакль «Царь Федор Иоаннович». В первом спектакле демократического театра философия утешительства и пассивности уже терпела известное поражение. Через несколько лет в связи с постановкой пьесы Чехова «Иванов» Немирович-Данченко скажет: «Широкая русская жизнь развернула явления революционные, куда ушли все нетерпимые, пришедшие к убеждению, что добром ничего не поделаешь».

Да и как можно было верить в чудодейственную силу добра в обстановке деспотии и бесчинств. Стоило, например, в 1899 году Немировичу-Данченко организовать четыре утренних спектакля для рабочих, как он был вызван в московское охранное отделение и занесен в список неблагонадежных.

Под впечатлением революционных студенческих беспорядков Немирович-Данченко задумывает пьесу об аресте студента. Тогда же его привлекает образ русской женщины, политэмигрантки в драме Г. Гауптмана «Одинокие». Анна представляется ему человеком будущего. «Публика должна сказать: “Да, трудно быть такою, но надо”». О другом действующем лице, прачке Леман, он высказывает предположение: «В случае революции эта баба будет первая убита жандармами». «Случай революции» учитывается им как возможная реальность.

В условиях революционного подъема становилась несостоятельной нравственно-этическая программа преобразования общества. Все с большим холодком относится Немирович-Данченко к проповеди непротивления злу. Освобождаясь от влияния социально-философского учения Л. Н. Толстого, все чаще замечает «разительное несоответствие толстовских идей духу предреволюционной эпохи».

Началось с фактов, о которых идет речь в письме Немировича-Данченко к Л. Н. Толстому, посланном 10 июля 1899 года. Прочитав в «Ниве» роман «Воскресение», покоривший его своей художественной силой, Немирович-Данченко счел нужным рассказать великому писателю об одном помещике, чьи намерения были схожи с поступками Нехлюдова. Помещик, сосед по имению, продающий перед смертью, чтоб спасти душу, за полцены землю крестьянам, в его глазах лишь «спасающийся землевладелец»: «Я недолюбливал вообще этого господина. Мне казалось подозрительным приобретение огромного состояния землей». 24 Но важнее было другое: «И можете себе представить, что крестьяне не только увидели “подвох” с его стороны, но решительно отказались от покупки». Немирович-Данченко совсем не по-толстовски объясняет, почему невозможен добровольный сговор между барином и мужиками: крестьяне не хотят этой сделки с помещиком потому, что «они положительно предчувствуют… что рано ли, поздно ли — земля будет ихнею».

Знаменательно, что чеховские и горьковские спектакли Художественного театра послужили поводом для его полемики с Л. Н. Толстым. «На “Дяде Ване” был Толстой, — сообщал Владимир Иванович Чехову в феврале 1900 года. — Он очень горячий твой поклонник — это ты знаешь. Очень метко рисует качества твоего таланта. Но пьес не понимает. … Я старался уяснить ему тот центр, который он ищет и не видит. Говорит, что в “Дяде Ване” есть блестящие места, но нет трагизма положения. А на мое замечание ответил: “Да помилуйте, гитара, сверчок — все это так хорошо, что зачем искать от этого чего-то другого?”. Не следует говорить о таком великом человеке, как Толстой, что он болтает пустяки, но ведь это так. Хорошо Толстому находить прекрасное в сверчке и гитаре, когда он имел в жизни все, что только может дать человеку природа: богатство, гений, светское общество; война, полдюжины детей, любовь человечества и пр. и пр. И вообще Толстой показался мне чуть-чуть легкомысленным в своих кое-каких суждениях. Вот какую ересь произношу я!»

В отзыве Толстого о «Дяде Ване» было, однако, не легкомыслие, не каприз или парадокс, хотя Толстой и был склонен к парадоксам. Им руководило требование многотерпения и аскетизма, сурово предъявляемое людям. Посещая дома вокзальных грузчиков и фабричных рабочих, Толстой увидел бедность ужасающую, страшную. В «Воскресении» он рассказал о «трагизме положения» в тюрьмах и каторге. В начатой драме «И свет во тьме светит» — о тягостной доле русского крестьянина, о барине, сознающем свою вину перед мужиком. Может, в сравнении с этим судьба Войницкого, Астрова, Сони не казалась ему столь драматичной, заслуживающей сострадания. Но ведь сам Толстой, противореча своим суждениям о дяде Ване, бежал от ненавистного довольства Ясной Поляны! В том же 1900 году он записал в своем дневнике: «Нынче поднялся старый соблазн уйти из Ясной Поляны».

«Пропала жизнь», — тоскует дядя Ваня. «Обижен… очень уж обижен простой народ», — горюют в «Воскресении». Трагизм положения Астрова, Войницкого — звено общенародной трагедии.

Толстой смотрел «Дядю Ваню» в ту пору, когда лишал себя даже наслаждения творчеством. Потрудившись до головных болей над религиозно-философскими сочинениями, он изредка позволял себе «отдохнуть на художественном».

25 Автор «Крейцеровой сонаты» осуждал тяготение Астрова к Елене Андреевне. Сдерживая в себе самом силы жизни, он то и дело напоминал вторую заповедь евангелия — человек должен избегать наслаждения женской красотою. Не сообразна этой заповеди и «Дама с собачкой». В ней не разделено, по мнению Толстого, добро и зло. Впрочем, еще хуже, греховней «Анна Каренина». Толстой отрекается от нее: — Этой мерзости для меня не существует. — Ближе всех к нравственному идеалу — чеховская душечка. Безлична, но зато какое послушание, какой домострой! На равноправие не претендует, в революцию не пойдет^4*.

Так разгадываются ребусы, расшифровываются, сперва ошеломляющие парадоксальностью, эстетические вкусы Толстого.

Серьезным было расхождение в оценке пьес Горького. Немирович-Данченко, впервые ознакомившись с «Мещанами», послал телеграмму Чехову: «Пьеса отличная достойна Горького». Толстой, прочитав «Мещан», вынес приговор: «Ничтожно». Ничтожным Толстой обзывал тогда все, что не содержало евангельского умиротворения. «Гамлет» нарушает заповедь «не убий» и потому грубое, безнравственное, бессмысленное, пошлое произведение. Увидев в кабинете А. И. Южина гравюру, изображающую Гамлета, Толстой отнесся к ней сурово: — Какое тут злое лицо у Гамлета!.. А ведь Гамлет действительно зол… — И Толстой отдает предпочтение доброй, морализаторской повести Л. И. Веселитской «Мимочка». По-видимому, недобр и Нил в «Мещанах»…

Немирович-Данченко говорил, что «На дне» сильно жжет его и захватывает своею реальностью. Толстому же героическая психология горьковских персонажей казалась произвольною: «Все воображаемые и неестественные, огромные героические чувства и фальшь». Отсутствие религиозных убеждений и героическая психология в произведениях Горького вызывают недоброе чувство Толстого.

Противоборство «толстовского» и «горьковского» разгоралось потом все сильнее. Об этом сложном идеологическом процессе Немирович-Данченко писал: «“Непротивление злу” вызвало резкую реакцию в типах Горького».

А молодой Горький, пришедший из самых недр народа, звал и вел за собой.

Чтобы оценить в полной мере его духовное воздействие, надо вспомнить, каким было творчество Немировича-Данченко, да и сам он в 1901 году, когда МХТ впервые приступал к режиссерской работе над пьесами Горького.

Летом 1901 года Горький создавал «Мещан». Немирович-Данченко 26 в это время заканчивал свою новую драму «В мечтах». Вот один из ее диалогов:

«Алфеев. Жизнь, видишь ли, сцена. Природа — автор или сама пьеса. Люди — актеры. И все еще плохие актеры, потому что до сих пор не разобрались в пьесе и не могут сыграть ее с стройным ансамблем.

Григорий Кириллович. Значит, ты веришь, что когда-нибудь они ее сыграют?

Алфеев. Без малейших сомнений. Сыграют твердо, стройно и красиво».

Что же нужно сделать, чтобы жизнь стала стройной и красивой? На это не могут ответить пребывающие в мечтах, оторванные от жизни и борьбы герои пьесы. Немирович-Данченко в своей драме успокаивает: солнце выглянет потому, что «горе и радости чередуются так же, как хорошая и дурная погода».

Совсем другое доказывает в «Мещанах» Горький: чтобы восторжествовала справедливость, нужно завоевать права, устранить социальное неравенство.

О пьесе Немировича-Данченко Горький отозвался холодно: «Это должно звучать со сцены красиво».

Премьера «В мечтах» успеха не имела, так как публика, по словам В. Э. Мейерхольда, заподозрила автора в «безразличном» отношении к буржуазии.

«В эту пьесу я отдал много-много своих лучших чувств, а пьеса не задалась! Не знаю, что случилось», — огорчался и недоумевал автор. Лишь позднее, прочитав «На дне», он уяснил себе, что его поражение было столь же неотвратимо, сколь закономерен триумф Горького.

Немирович-Данченко в то время не мог возвысится до политических взглядов Горького. Еще убедительнее подтверждает это сопоставление драмы «В мечтах» с «Дачниками» (1904) и «Врагами» (1906).

Горький во «Врагах», как и Немирович-Данченко «В мечтах», сравнивает жизнь с любительским спектаклем: «Роли распределены скверно, талантов нет, все играют отвратительно… пьесу нельзя понять». Но Горький знает, кого винить. Портят всё — враги. Их нужно прогнать со сцены. «Однажды они прогонят нас со сцены», — говорит Татьяна.

Только революция изменит жизнь. Горький немало потрудился над тем, чтобы в это уверовали деятели Художественного театра. «Накипает ряд глубоких вопросов, — писал ему Немирович-Данченко в 1902 году, — по которым до сих пор моя мысль только скользила. Так сказать, она еще не поддавалась Вам всецело, хотелось самому ясно понять, почему Вы ее толкаете в известном направлении. Теперь многое мне становится понятнее и сильнее жжет меня».

27 * * *

Накануне первой русской революции рознь между демократами и либералами все углублялась. Политические взгляды предопределяли смысл и цель жизни, характер труда, личные взаимоотношения. Многие из либералов открыто переходили в лагерь реакции. Таков был А. С. Суворин, о котором В. И. Ленин писал: «Бедняк, либерал и даже демократ в начале своего жизненного пути, — миллионер, самодовольный и бесстыдный хвалитель буржуазии, пресмыкающийся перед всяким поворотом политики власть имущих в конце пути».

Карьера Суворина, достигнутая добровольным холопством, не могла не привести к разрыву с ним передовых людей России. Среди них был и Немирович-Данченко. После поездки в Петербург он писал Чехову: «Как случится вот провести несколько часов с такими людьми, как суворинцы, точно тебя грязью обдает и вонью…». И еще: «Воздух около Суворина — действительно пакостный». Позорное отношение Суворина к делу Дрейфуса, весь курс газеты «Новое время», издаваемой Сувориным, оттолкнули от него Чехова. А Горький со свойственной ему непримиримостью, категоричностью заявлял: «Никакие соглашения между мною и Сувориным невозможны».

Поколение писателей, к которому принадлежал Немирович-Данченко, расслоилось. Недавние товарищи по профессии становились чужими. «Приходил Потапенко, — рассказывает Немирович-Данченко в письме к Чехову 29 октября 1903 года. — Как опустился. И какой усталый скептицизм!» Скептицизмом был замутнен рассказ Потапенко «На покой», вышедший в 1903 году в декабрьской книжке «Русской мысли». Присочиненная к рассказу оптимистическая концовка лишь усиливала общее впечатление уныния, достигнутого рассуждениями учителя Востокова. Востоков, герой рассказа, так объясняет свою жизненную усталость: «Я думал, что в моих руках будущее России. Я был горд, я с сожалением смотрел на людей других профессий: разных инженеров, адвокатов, чиновников, которые только зарабатывают хлеб, а не осуществляют никакого призвания. Да, Светозаров, если человека заставить толочь воду в ступе и убедить его, что из этой воды, где-то там, в другом месте, неведомом ему, делается золото или какой-нибудь жизненный эликсир, полезный для всего человечества, так он с охотой будет толочь воду в ступе годы и десятки лет, пока в нем живет вера… Но если он один только раз собственными глазами увидит, как эта вода выливается в помойную яму и вместе с разной другой дрянью исчезает без следа, — так уже он больше не будет толочь воду в ступе, а если и будет по необходимости, так с отвращением. Вот это случилось и со мной».

Ни одна пьеса И. Н. Потапенко не могла идти на сцене молодого Художественного театра. Еще сохранялась инерция прежних, 28 давних отношений, происходили встречи, не прерывалась переписка, но Потапенко уже не был своим.

Чужим сделался и либеральный писатель П. Д. Боборыкин. Немирович-Данченко отклоняет его пьесу, не отвечающую запросам демократической интеллигенции, посещающей МХТ. Встретившись с Боборыкиным через несколько лет, он окончательно разочаровывается в нем: «Пустой старикан! Понять человека убежденного и идейного он может, но то, что составляет сущность убежденности и идейности, его все время может удивлять».

Немирович-Данченко оберегает театр от «чудища-публики», норовящей подчинить МХТ своему влиянию. Судя по его письму к Станиславскому, он имеет в виду богатую знать — Якунчиковых, Стаховичей, Гардениных. Призывая труппу к смелым творческим исканиям, Немирович-Данченко предлагает ввести в репертуар МХТ «Столпы общества» Ибсена, «Юлия Цезаря» Шекспира, и сам в 1903 году осуществляет эти постановки.

В режиссерском плане «Юлия Цезаря» он пишет, что убийство тирана — «подвиг, исполненный опасности и славы», что Брут и Кассий — «спасители гибнущей свободы, смелейшие и лучшие граждане, избавляющие Рим от надменного тиранства». В такой трактовке чувствовались предреволюционные веяния и настроения.

«Столпы общества», по мнению прогрессивной критики, продолжали протест, начатый горьковскими «Мещанами».

Но понятия Немировича-Данченко о революции были еще абстрактны, далеки от постижения ее классовой природы. Поэтому он упрекал пьесу Горького «Дачники» в пристрастном, тенденциозном, даже озлобленном изображении интеллигенции, требуя безупречной объективности в характеристике людей, которых Горький ненавидел и презрительно окрестил дачниками.

Весной 1904 года Горький, получив от Немировича-Данченко длинное письмо, подробно анализирующее «Дачников», ответил на него гневно и холодно, не щадя ни самолюбия, ни установившегося между ними товарищества: «Внимательно прочитав Вашу рецензию на пьесу мою, я усмотрел в Вашем отношении к вопросам, которые мною раз навсегда, неизменно для меня решены, — принципиальное разногласие. Оно неустранимо, и потому я не нахожу возможным дать пьесу театру, во главе которого стоите Вы».

Давно ли Горький радовался знакомству с «умницей Данченко», благодарил его за меткие, верные замечания по пьесе «Мещане»: «Все исправил, переставил, и я удивился сам, как все вышло ловко и стройно. Вот молодчина!» Давно ли дарил Немировичу-Данченко щедрую похвалу: «Половиною успеха этой пьесы [“На дне”. — Л. Ф.] я обязан вашему уму и сердцу, товарищ». Станиславский писал, что, репетируя «На дне», Немирович-Данченко нашел «настоящую манеру» игры. Стиль 29 спектакля разительно отличался от других постановок Художественного театра. «Какое-то отрешение от самих себя», «удивляющий прыжок» — такими словами приветствовал Горький рождение новаторской сценической формы. Немирович-Данченко пришел к ней, интуитивно чувствуя социальный оптимизм Горького. Горьковское миропонимание торжествовало в патетике монологов Сатина — Станиславского, в общем бодром мажорном тоне спектакля.

… И вот на смену благодарности пришли отчужденность и чисто горьковская резкость.

В своей рецензии о «Дачниках» Немирович-Данченко советовал Горькому очистить пьесу «от банальностей», брал под сомнение любовь Марьи Львовны к Власу, оспаривал художественность некоторых действующих лиц. Но не это привело к размолвке, хотя и недолгой, но болезненно воспринятой Немировичем-Данченко.

Немирович-Данченко подошел к «Дачникам» с позиций отвлеченного человеколюбия. Он напоминал Горькому его же слова — уважать надо человека, но применял их к Басовым, Сусловым, Шалимовым. Естественно, что Горькому такая оценка пьесы показалась ложной, он увидел в ней большее, чем простое непонимание своего замысла.

Выступивший вскоре со статьей о «Дачниках» А. В. Луначарский приветствовал Горького именно за бескомпромиссное, вполне определенное отношение к «мелкому человеколюбию», к жалости, к мягкости. Революция, разъяснял Луначарский, — «веселое, радостное время, но в достаточной степени и жестокое».

* * *

Горькому, старавшемуся обратить в революционную веру лучшую часть художественной интеллигенции, пришла на помощь сама революция. Революция 1905 года и предшествовавшая ей русско-японская война на многое открыли глаза, многому научили.

Встревоженный тем, что «где-то на Востоке льется кровь», Немирович-Данченко летом 1904 года начинает писать пьесу «Курган». Тунеядство в военное время — преступление; «патриотическая болтовня» нужна титулованным тунеядцам для того, чтобы откупиться от солдат, гибнущих на войне, — такова мысль пьесы. В сущности эти «деятели — фарисеи и лицемеры» чем-то схожи с потерявшими совесть «дачниками».

В черновых набросках к пьесе названы Николай II, министр внутренних дел и шеф жандармов Плеве, председатель комитета министров Витте и т. д. В то время как крупные финансисты и промышленники величали Витте прогрессивным государственным деятелем, Немирович-Данченко характеризует его трезво и дальновидно: «Витте ловкий и практический, опирающийся 30 на власть, как на единственную возможность поддержать свое благополучие». Можно пожалеть, что замысел драмы «Курган» остался неосуществленным.

«Японская война показала всю гниль правительства, — читаем мы в дневнике Немировича-Данченко. — Бессмысленная по задачам, неподготовленная, разорительная, она обнаружила воровство и неумение… Сражались только по долгу перед родиной, перед отечеством. Кончилась она, вот и пошла революция».

За ходом революции он следит напряженно. В феврале 1905 года вместе со всем Художественным театром подписывает «сочувственный адрес» Горькому, томящемуся под арестом в Петропавловской крепости. В марте присоединяется к тем, кто негодует против увольнения Н. А. Римского-Корсакова из консерватории. В мае 1905 года на собрании сценических деятелей и драматических писателей подымает свой голос против гнета и произвола цензуры: «Студент не может говорить о студенческих волнениях… рабочему цензура не позволит говорить о рабочем вопросе, крестьянину — о малоземельи и т. д.».

Узнав, что хозяева Владикавказской железной дороги грозятся выселить бастующих рабочих из квартир, он пишет Южину о том, как «корректно, твердо и умно» ведут себя рабочие.

Когда Станиславский в речи, посвященной открытию Студии на Поварской, заявил, что наступило время пробуждения общественных сил в стране, что театр «должен отзываться на общественные настроения», Немирович-Данченко был солидарен со Станиславским: «Вы были очень крупный человек, и я глубоко, всей своей мужской душой зрелого человека любовался Вами, — на такого хочется смотреть снизу вверх».

В мае 1905 года происходит примирение с Горьким. Он приглашает Станиславского и Немировича-Данченко приехать в Финляндию, чтобы послушать чтение новой пьесы «Дети солнца».

В сентябре Владимир Иванович в присутствии Горького ведет репетиции «Детей солнца», заменяя Станиславского, который заканчивал в это время режиссерский план спектакля. Не удовлетворяясь достигнутым, Немирович-Данченко стремится к тому, чтобы каждое лицо было ярко по своей жизненности, новизне, характерности, простоте тона. Его режиссерский идеал — «полнейшее отсутствие игры»: … не играть роль, а создавать характер реально существующего, живого человека, сохраняя при этом «пятна горьковски-публицистические».

14 октября генеральная репетиция «Детей солнца» была прервана. Немирович-Данченко, как и весь Художественный театр, присоединяется к всеобщей забастовке. По окончании забастовки артисты МХТ играют «На дне», объявив на афише, что весь сбор от спектакля поступит в пользу семейств рабочих, участвовавших в последних забастовках.

31 А 20 октября 1905 года разразилось событие, всколыхнувшее Москву: полиция стреляла в беззащитных, невооруженных людей, возвращавшихся с похорон Н. Э. Баумана. Немирович-Данченко не остался в стороне, когда собирались подписи под письмом общественного протеста и осуждения.

Во время декабрьского вооруженного восстания, по инициативе артистки М. Ф. Андреевой (в 1904 году вступившей в РСДРП), в здании Художественного театра, надо думать с ведома его руководителей, раненым дружинникам оказывали медицинскую помощь.

Приехав летом 1906 года в имение Нескучное Екатеринославской губернии, Немирович-Данченко приметил, что деревня «несравненно обнаружила свой рост за один революционный год», что у крестьян одно желание — увеличение земли, а их «отношение к монарху — более равнодушное, чем могут ожидать те, которые слишком хотят опираться на крестьянский монархизм». Между тем и монарх, и опиравшиеся на монархизм готовили контрудар. Репрессии, идущие повсеместно, достигли степной глуши Мариупольского уезда. Немирович-Данченко узнает, что учительницу Времьевской школы, которая читала крестьянам «самые дозволенные книжки», отправили в ссылку вместе с десятью учителями Мариупольского уезда.

Осенью московское охранное отделение потребовало, чтобы дирекция МХТ ежевечерне предоставляла три билета полицейским, одетым в штатское платье. «Не понимаю, — писал Немирович-Данченко московскому градоначальнику 7 октября 1906 года, — почему членам охранного отделения нужно наблюдать за публикой в зале театра во время хода действия, когда публика сидит молча на своих местах и следит за пьесой. … Случаев распространения прокламаций было едва ли не гораздо менее, чем в других театрах».

В такой политической обстановке проходили репетиции «Бранда». Немирович-Данченко любил в Бранде бунтаря, решившего «пересоздать всю жизнь». Премьера «Бранда» состоялась 20 декабря 1906 года — на рубеже революции и реакции.

* * *

Начиналось полное испытаний для интеллигенции десятилетие 1907 – 1917 гг. И снова совесть художника вбирала в себя жизнь России: «… Нельзя, нет сил не возмущаться или не сочувствовать».

В 1907 году в связи с постановкой «Росмерсхольма» Ибсена Немирович-Данченко так оценивал политическую партию Мортенсгора, выступавшую в пьесе против консерваторов Кроллей: «Они… решили… бороться не для того, чтобы погибнуть для людей будущего… Нет. Мортенсгоры сами дорожат своим благополучием. … Это не наши большевики. Это постепеновцы». В словах это не наши большевики чувствуется уважение к большевикам, 32 которые не дорожат личным благополучием и готовы отдать жизнь за будущее счастье людей. Следует отметить, что эти режиссерские записи к «Росмерсхольму» относятся к тому времени, когда первая русская революция была уже сокрушена и нарождалась литература, преследовавшая большевиков издевательствами, клеветой.

Немирович-Данченко по-прежнему ищет для МХТ пьес «с теми боевыми нотами, которыми звенит наша современная жизнь». В 1908 году, произнося речь в Литературно-художественном кружке, он говорит о «подвигах героизма и самоотверженности» в недавней революции. В годы реакции нужно было мужество, чтобы напоминать об этом.

В записной книжке 1908 года появляется заметка: ввести в спектакль МХТ «Бранд» ранее не игранную сцену избиения Бранда камнями. Это желание отнюдь не малозначащее. В разгар революции та сцена в пьесе Ибсена, где толпа, изменяя Бранду, покидает и избивает его, могла показаться неуместно предостерегающей. Сама версия возможного предательства отталкивала. Она не отвечала общему народному подъему, могла омрачить его.

После расправы с революцией и революционерами те, кто, подобно Петру Бессеменову из «Мещан», были гражданами на полчаса, успели отречься и «поумнеть». Их самих не хватило на героизм, и они не верили в героизм других, «разочаровались» в героях, отступились от них. Восстанавливая сцену, в которой вчерашние сподвижники Бранда избивали его камнями, Немирович-Данченко задевал тем самым отступников, дезертировавших с клеветой на устах и каменьями за пазухой. В годы реакции эта сцена была полна злободневных политических намеков.

Вот когда Немирович-Данченко испытывает отвращение к московскому «обществу», политической суете, к демонстрациям черносотенцев, к тем, кто инертность, неподвижность, нелюбознательность выдает за основы русской цивилизации и конституции.

Годы реакции Александр Блок называл «полосой убийственного опустошения». Человеческое и общественное измельчание претит Немировичу-Данченко, рождает суровые мысли и настроения, желание обособиться, отстраниться. Намерение отойти от сутолоки, от скверны, понятное в честном художнике, выражает себя граждански крупно. Он выдвигает проект: Художественному театру уехать из Москвы в Выборг, чтоб там спастись от реакционной цензуры. Он предвидит, какой политический резонанс будет иметь тот факт, что Художественный театр, «стесненный цензурой, уехал творить в Финляндию… Общественное значение этого шага будет так значительно. В истории освобождения России мы сыграем блестящую и почетную роль».

В бессонные ночи зимы 1908 года Немирович-Данченко все думает о том, «какими силами можно было бы вытравить из 33 театра пошлость и невежественность, и рабский дух, охвативший его так же, как он охватил теперь всю Россию».

Он изъявляет готовность идти на испытания, жертвовать материальным благополучием ради того, чтобы никто и ничто не подавляло его «свободный дух».

Создание общедоступного театра по-прежнему является недостижимой, заветной целью Станиславского и Немировича-Данченко. Их гнетет сознание, что жизнь уходит на то, чтобы просвещать московских богачей, коих просветить невозможно. Между тем именно эту миссию навязывала Художественному театру реакция.

Немирович-Данченко всерьез обеспокоен тем, что уже на третьем году реакции «идейный колокол» МХТ не звучит так громко и призывно, как звучал прежде, когда ставили пьесы Горького, Гауптмана, Ибсена. Замечая, что театр идет по течению, что актер постепенно превращается в «заурядного господина», что спектакли отучают от героизма, от борьбы, он указывает на опасность буржуазного перерождения: «Мы готовили революцию, потом испугались и пошли за октябристами»^5*.

Наперекор течению, бросая вызов богоискателям, «якобы познавшим все», Немирович-Данченко ставит трагедию Л. Андреева «Анатэма». Анархический бунт всех голодных в «Анатэме» он принимал за революционность — «большой революционный взмах».

Он хотел бы сам написать пьесу об успокоившихся, изолгавшихся, о тех, кто «кует свое личное счастье». Но к драматургии ему уже трудно вернуться и потому, что режиссура, руководство театром поглощают всю энергию, и потому, что его воля отучилась от того особого, сосредоточенного напряжения, которого требует литературная работа. Перо с годами стало холоднее, рассудочнее, тогда как требования, предъявляемые к себе, — жестче, строже. Необоримое желание писать пьесу время от времени приходило и, не утоляясь, рождало ощущение, что в нем как писателе что-то похоронено, кончилось…

Он часто думал об изменчивой судьбе литератора и насторожился, когда декадентская критика пустила в обращение слух; что Горький исписался. «Нет, Горький не кончился, — пишет он жене. — Этот “Кожемякин” [повесть “Жизнь Матвея Кожемякина”. — Л. Ф.] очень хорошая вещь. Чудесная по колориту и, в особенности, по языку».

В беллетристике, драматургии его привлекает то, что может прошибить вялое смирение интеллигенции. «Говорили… о революции — бывшей и будущей», — рассказывает он в одном из своих писем летом 1910 года. И уже решительно утверждает: 34 время «октябризма», реакции проходит, «очень скоро наступят боевые дни… есть в обществе живые, бодрые, боевые силы».

Доказательства этому он находит повсюду. По умершему Л. Н. Толстому, несмотря на препятствия властей, служат гражданские панихиды. Гражданские похороны справляются без духовенства, собирая многочисленные толпы. Живые силы есть и среди студенчества, коль оно устраивает овацию опальному профессору П. Н. Сакулину, которому запретили читать лекции в Московском университете. Немирович-Данченко приводит и другие свидетельства. Когда в 1912 году в Москве, чтобы поднять престиж царя, торжественно и помпезно отмечается 100-летие Бородинской битвы, он пишет: «Все бегут посмотреть царя. Вот какое настроение. А в то же время в Черноморском флоте обнаружен, говорят, заговор. Планировали взять в октябре приступом Ливадию — и потребовать акта отречения. Конечно, вероятно, в заговоре пока еще участвовали очень немногие, — но то уж, что такое появляется во флоте, в Севастополе — как не похоже на эти толпы в Москве в эти дни».

Его режиссерские помыслы направлены к реалистическому искусству. «Думаю, — пишет он жене, — что можно и надо достигать серьезности, сущности, глубины искусства, и не могу радоваться наивно всяким суррогатам его». Модное увлечение внешне эффектным, «наружно» красивым, легким не соблазняет его. Имитация правды не заменяет ему самой правды. Бездумного, бездушного искусства он не признает.

В 1907 – 1917 годах среди постановок Немировича-Данченко преобладают пьесы русского национального репертуара. Вслед за «Горем от ума» (1906), «Ревизором» (1908), поставленными совместно со Станиславским, на сцене МХТ появились «Борис Годунов», «На всякого мудреца довольно простоты», «Братья Карамазовы», «Смерть Пазухина». Помимо этого, Немирович-Данченко участвовал в репетициях «Живого трупа», «Провинциалки», «Маленьких трагедий» Пушкина; намеревался сделать инсценировку «Обрыва», включить в репертуар МХТ «Грозу» и «Волки и овцы».

Программа режиссера — реализм, отточенный до символов. Поиски формы он связывает не со смертью быта, которую провозглашали модернисты, а с философски-обобщенным выражением быта. Такое обобщенное истолкование он внес в спектакли «На всякого мудреца довольно простоты» (1910), «Смерть Пазухина» (1915) и др. Постановки классических пьес не утоляют его потребности в современном спектакле. Режиссер ждет случая, чтобы обрушиться на все лживое, лицемерное. И в этом своем запале допускает даже непростительные художественные ошибки, вроде постановки «Екатерины Ивановны». Актерам Художественного театра, неприязненно встретившим эту драму Л. Андреева, он обещает освободить спектакль от «всего специфически безвкусного Андреевского». Его доводы в защиту «Екатерины 35 Ивановны»: без современных «колючих» пьес МХТ покатится вниз, станет «вчерашним театром… Может быть, в нем искусство и на высоте, но он мертвеет в своем искусстве, становится классическим, и живая жизнь протекает, обходя его».

Сколько усилий затрачивал Немирович-Данченко на то, чтобы живая жизнь не обходила театр, с каким достоинством вел себя в годы реакции и все же не избежал ее влияния. Нечто парадоксальное, а по существу диалектически сложное, было в том, что влияние реакции настигло его творчество, когда сама реакция уже отступала.

Упустив из репертуара МХТ пьесы Горького «Чудаки» в «Зыковы», он пришел к «Бесам» Достоевского. В 1908 году, перечитав все большие романы Достоевского, Немирович-Данченко отметил, что «“Бесы” слабая вещь». Его отталкивала реакционная окраска романа. Известно, что анархическая программа «повсюдного всеразрушения» выдавалась в «Бесах» за истинное содержание социализма: «Мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к единому знаменателю. Полное равенство». Социалисты характеризовались Достоевским как «сознательные иезуиты и лгуны», их идеал — насилие над совестью и низведение человечества до «стадного скота». Таким социалистом и был в романе Петр Верховенский.

Предвзятость Достоевского не была скрыта от Немировича-Данченко и в ту пору, когда он приступил к инсценировке «Бесов». Он писал Александру Бенуа летом 1913 года о «сатирических судорогах» Достоевского, о том, что художественное обаяние «Бесов» засорено тоном рассказчика, то есть предвзятым, предубежденным против революционного движения тоном романа. Тем не менее это не остановило его.

В режиссерской трактовке романа отчетливо обозначилась опасная идейно-философская тенденция. Предполагалось, что важным лицом в спектакле будет старик Степан Трофимович Верховенский — поборник красоты. Поборник красоты вольно или невольно противопоставлялся революционерам, добро и красота — революции. Немировичу-Данченко, как и всему Художественному театру, предстояло сделать выбор между «революцией и нереволюцией».

Не случайно Горький выступил в «Русском слове» против постановки «Николая Ставрогина» (так называлась инсценировка «Бесов»).

Материалы, впервые публикуемые в «Летописи», позволяют заглянуть в самую глубь происшедшего и увидеть, что волнения, вызванные статьей Горького, перемежаются у Немировича-Данченко с тревогой другого свойства. «Было несколько дней тревожных, — сообщает он жене. — Совпало с трамвайной забастовкой, демонстрациями на улицах, известиями о железнодорожных катастрофах». Нельзя не почувствовать, что его отношение 36 к демонстрациям и забастовкам уже иное, чем в революцию 1905 года.

Именно в этих общественных событиях — истоки растерянности редко терявшегося человека и художника. Публикуя ответ Художественного театра Горькому, Немирович-Данченко не был уверен в своей правоте. «Ошибся я или нет?» — допытывал он себя, то возмущаясь «узким, партийным, нехудожественным» взглядом Горького на литературу и театр, то соглашаясь признать постановку «Бесов» своей ошибкой.

Исход этих колебаний, этой борьбы с самим собой еще не определился, как подоспело незамедлительное вмешательство Мережковского, Сологуба, Леонида Андреева и других. Все они призывали МХТ «свободно» служить искусству. Спор из-за «Бесов» перерос в напряженное политическое столкновение. Подняли «вой» (выражение В. И. Ленина) все, кому была ненавистна партийность в искусстве. Характерно срочное послание Леонида Андреева. Охладевший к своему «революционерству», Л. Андреев спешил поддержать Немировича-Данченко. «Ваш ответ Горькому хорош, — писал он 24 сентября 1913 года. — Мне жаль Горького, жаль литературу, к[отор]ую он в своем лице поставил в столь горькое положение…».

Эта жалость была неуместной. Победа осталась за Горьким и той партийной литературой, которую третировали модернисты.

Реакционная идеология, пытаясь завоевать театр извне, просачивалась и внутрь. Л. Андреев, Д. Мережковский, Ф. Сологуб назойливо атаковали МХТ своими пьесами. Немирович-Данченко отбивал эти атаки уже без прежней решимости, колеблясь, долго раздумывая. После таких сомнений была поставлена драма Мережковского «Будет радость». Мережковский, Сологуб на него постоянно обижались, сердились. Подавляя обиду и претензии, Сологуб присылал Немировичу-Данченко свои пьесы, рассчитывая на то, что «строгий» Художественный театр преодолеет равнодушие и нелюбовь к нему.

Нелюбовь испытывали на себе Мережковский, Философов и даже Андреев, «Мысль» которого Немирович-Данченко ставил в 1914 году. Андреев то корил за холодный тон писем, за то, что их отношения словно «смазывало дегтем», то льстиво писал о режиссуре Немировича-Данченко: «… вот оно искусство, которое требует жертв как религия — тут ведь костром пахнет».

Драма Мережковского «Романтики» (о Бакунине) не обманула Немировича-Данченко — он сразу ощутил «привкус спекуляции возвышенными идеями».

«Завтра я освобождаю себя от Мережковских, а то утомили! — пишет он жене 20 июня 1916 года. — С Философовым я вел себя холодно сегодня. Так и буду продолжать. Думаю, что он настоящий пройда и скверная. Андреев, Мережковские… Это надо знать».

37 Однако полностью освободить свою жизнь и жизнь театра от модных литераторов Немировичу-Данченко не удавалось.

Борьба революционных и реакционных сил разгоралась не только вокруг МХТ, но и в самом МХТ. Столкновение двух мировоззрений, которое Немирович-Данченко и раньше наблюдал в труппе, стало непримиримее. Опасность буржуазного перерождения, подмеченная им в 1909 году, возросла. Труппа не была однородной. Одни, как В. И. Качалов, Л. А. Сулержицкий. Г. С. Бурджалов, помогали нелегальной работе большевиков; другие, как Н. С. Бутова, искали утешения в религии; третьи, как А. Л. Вишневский, придавали слишком большое значение коммерческому успеху, боялись риска и готовы были потрафлять фешенебельному зрителю; четвертые, как А. А. Стахович, были консервативны в своих политических и эстетических взглядах.

Немало значила здесь и пресыщенная буржуазная публика, что по вечерам заполняла зрительный зал театра. Станиславский называл ее «массой жирных тел и душ».

Материально МХТ зависел от богатых пайщиков и вкладчиков. «Художественный театр был революционным еще до Октября не только в искусстве, но и в жизни. Все наши тяготения, настоящие, душевные, были направлены к борьбе за прекрасное, свободное в жизни. Но бытовые условия, необходимость иметь связи со слоями, против которых шла революция, — все это чрезвычайно отрицательно сказывалось на нашем политическом существовании», — вспоминал Немирович-Данченко уже после победы Октябрьской революции.

Крупные вкладчики и пайщики навязывали театру свои репертуарные вкусы, исключавшие пьесы горьковского мировоззрения. Так, один из них, А. А. Стахович, еще в 1904 году советовал Немировичу-Данченко «наплевательски» отнестись к размолвке с Горьким из-за «Дачников». Он торжествовал, когда «писатели-освободители» (насмешливая терминология Стаховича) были недовольны Художественным театром. «Ликую, а не грущу и не в качестве крупного русского землевладельца, а как старый эстет, враг дидактики, а “пуще” современной», — писал он Немировичу-Данченко.

Горький для Стаховича, как и для всего его сословия, — «каторжник Максимка». Выступая в 1906 году на митинге в Неаполе, Горький закончил свою речь призывом: «Да здравствует итальянский революционный пролетариат!» Полиция, предложившая Горькому «вести себя поскромнее», удостаивается одобрения Стаховича. Но ему мало полицейских мер: «Хоть бы нашлась на него где-нибудь, какая-нибудь Шарлотта Кордэ». (Шарлотта Кордэ убила революционера Марата.)

Отношение Немировича-Данченко к Стаховичу было сложным. Он говорил, что в вопросах «идейного направления репертуара» нельзя «доверяться Алексею Александровичу, такому убежденному октябристу». В письмах к Стаховичу он не раз отстаивал 38 свои демократические убеждения, «свободный дух». Но в годы мировоззренческого и художественного кризиса далеко не всегда замечал, что общение со Стаховичем заражает буржуазностью, консерватизмом, мешает ему оставаться самим собой. Лишь порой Немировичу-Данченко становилось ясно, что этот оригинальный человек, пожертвовавший блестящей карьерой придворного ради сцены, обаятельный красавец, великолепно изъясняющийся по-французски, — сила косная. Незаметно, может, даже полусознательно, одним своим присутствием в труппе он насаждал рабское чинопочитание правительственных верхов. Злоба Немировича-Данченко против буржуазно-налаженных душ, бунтарские настроения, вызванные войной, сказались и на оценке Стаховича: «Очень уж из тех, против которых и революции поднимаются».

Бунтарские, антибуржуазные настроения ищут выхода в творчестве: вместе с И. М. Москвиным и В. В. Лужским Немирович-Данченко ставит сатирический памфлет М. Е. Салтыкова-Щедрина «Смерть Пазухина».

Империалистическая война показала ему, сколько душевной гнили и дряни в буржуазных кругах, лишенных «истинного, широкого патриотизма».

Спектакли Художественного театра, по его понятиям, должны бодрить тех, кто выносит тяготы и опасности военных лет. Вести с фронта сильно угнетают его, но он, подавляя часто беспокойство и уныние, поддерживает высокую дисциплину, требуя неизменной подтянутости, самоотверженного служения делу. А работа в театре не ладится. Незавершенной остается постановка буддийской легенды Р. Тагора «Король темного покоя». На репетициях не удается найти неиспробованную сценическую форму для драмы А. Блока «Роза и Крест». «Трудно-о-о!..» — заканчивает он письмо к А. Блоку о своих репетиционных муках. Половинчатость, безрезультатность художественных исканий рождают неудовлетворенность, близкую к тоске.

Февральскую революцию Немирович-Данченко, судя по письму к председателю народных представителей, встретил с чувством светлой радости, «святого восторга и благодарного преклонения перед совершившимся». Смысл происшедшего для него заключен в том, что правда одолела ложь. Истинный характер буржуазно-демократической революции ему не ясен: «Великий подвиг Народного Представительства, созидая на Руси царство справедливости, расчищает пути для утверждения высшей духовной красоты, которой мы, скромные художники, призваны служить».

Летом 1917 года он приходит к заключению, что для революционных элементов искусство «радость… более необходимая, чем для буржуазии, для которой искусство уже простая привычка». В то же время он не знает, «во что выльется большевизм», и склоняется еще к революции духовной, этической. «Политическая 39 революция это только разрыв внешних цепей, — читаем мы в его письме к Сергею Рахманинову. — Для высшего освобождения нужна революция духовная».

* * *

Великая Октябрьская социалистическая революция нерасторжимо соединила политические и духовные цели. За ожесточенной, непримиримой борьбой классов Немирович-Данченко не сразу сумел разглядеть гуманное содержание социалистической революции, ее высокую человечность: «Надо сказать правду: когда пришла революция, мы испугались. Это оказалось не так, как представлялось по Шиллеру».

Преследуемая врагами, революция рабочих и крестьян не могла походить на «очаровательные», чистенькие, эффектные революции, изображавшиеся на сценических подмостках. В конце концов Немирович-Данченко это понял. «На первых порах, — рассказывал он в 1938 году, — мы сами не предвидели, как развернутся грандиозные масштабы революции. В наших представлениях о революции преобладали литературные образы. Мы знали о революции по книжкам».

Трудно сейчас отчетливо обозначить все этапы становления новой идеологии художника. Пережитое и передуманное им в 1917 – 1918 годах нашло отклик и отражение в творчестве последующих лет. Так, в 1936 году на репетициях «Любови Яровой», где шла речь об отношении интеллигенции к резолюции, Немирович-Данченко вспоминал свои собственные раздумья и решения. Чувствовалось, что учительница Яровая, уверовавшая в коммунизм, была для него не только действующим лицом драмы Тренева, но и частицей его прошлого. Он великолепно показывал Б. Г. Добронравову, как нужно играть «революционное» фразерство эсера Ярового, потому что сам в 1917 году испытал разочарование в пустословии эсеров.

Режиссерский эскиз роли Паковой был также подсказан множеством воспоминаний, наблюдений: Панова не пикантная дама, флиртующая с юнкерьем, а ядовитый политический враг. Она говорит о гибели цивилизации от лица всей реакционной буржуазной интеллигенции. Панова потому и ненавидит большевиков, что принимает их за варваров, разрушителей культуры. В ее словах — старая версия Мережковского о «грядущем хаме». Впереди у нее — потерянная родина, Париж, кокаин, предательство, опустошенность, возможное самоубийство.

В 1917 году Немировича-Данченко воодушевляла идея всеобщего братства. Поэтому, ставя «Любовь Яровую» — спектакль о революции, — он придал такое огромное значение словам Колосова: «Люди истекут кровью, если ее не остановить любовью». Помогая В. А. Попову в работе над ролью Колосова, он говорил: «Зерно его роли как бы жалость». Немирович-Данченко допускал, 40 что Колосов может быть субъективно добр, нелицемерно жалостлив к людям. Но, постигнув классовую суть революции, режиссер предостерегал: доброта Колосова, жалостливость, желание отстраниться от борьбы несвоевременны и могут стоить немалой народной крови.

Объясняя позднее, на репетициях «Кремлевских курантов», как инженер Забелин пришел к большевикам, Немирович-Данченко снова касался сокровенно личных автобиографических переживаний: Забелин, по его мнению, стал «ближайшим другом социализма» потому, что был влюблен в науку. Забелины не могли оставаться среди колеблющихся, так как просторы для науки, открытые Коммунистической партией, вселяли в них веру в будущее России. Для таких крупных ученых, как Забелин, таких художников, как Станиславский и Немирович-Данченко, русская наука, русское искусство всегда дороги, как дорого Отечество.

Да и могли ли Станиславский и Немирович-Данченко не оценить тех условий политических, общекультурных, материальных, которые революция принесла театру.

Подписанные В. И. Лениным декреты Советского государства о сохранении художественных ценностей и памятников старины, о национализации театров опровергали предсказания о близкой гибели культуры. Театр в молодой республике был приравнен к школам и университетам, обрел значение государственного дела. Коммунисты, с энтузиазмом несшие в театральные коллективы волю и директивы партии, — А. В. Луначарский, Е. К. Малиновская и многие их помощники, — были широко образованы, знали и любили искусство с юности. Они поощряли смелые начинания Немировича-Данченко в МХТ, в Большом театре, в основанной им Музыкальной студии.

Вскоре после исторических Октябрьских дней, в январе 1918 года, перед Немировичем-Данченко уже встал во всей своей важности вопрос: «Что такое Художественный театр? Что должно быть сохранено и что разбито?» Бурный поток жизни стремительно несет его вперед, не считаясь с инерцией достигнутого опыта, нажитых привычек и предубеждений. Желание вырваться из затишья художественных неудач и полуудач предреволюционных лет овладевает им. Он говорит, что сама жизнь проделала колоссальную подготовку к новым исканиям в сценическом искусстве, что революция расширила сердце для больших впечатлений. У него обостряется интерес к форме спектакля. Но это не заслоняет от него главного — обязанностей театра по отношению к революции. Так же как Е. Б. Вахтангов, он живет с ощущением, что «с художника спросится».

В январе 1919 года на собрании труппы Художественного театра Немирович-Данченко признается, что «в его душу постучало суровое и глубокое слово — ответственность».

41 Взяв «курс на современность», он на протяжении нескольких лет, вплоть до 1925 года, убежденно повторяет: пиетет молодых актеров и режиссеров перед традициями МХТ должен помогать, а не мешать созданию новых творений. Обожание прошлого не может затмить настоящее. «Хороший режиссер тот, кто чувствует современность», «в художнике прежде всего самым ценным является современность».

13 января 1919 года, выступая в МХТ по докладу «Искусство наших дней», он сетует на то, что не видит большевиков среди молодежи, не видит тех патетических вожаков, которые могли бы повести за собой. Сам того не замечая, он ведет себя как «патетический вожак», призывая труппу Художественного театра быть внимательной к тому новому, что нахлынуло с революцией: «Я считаю, что сегодняшний день лучше вчерашнего, а завтра — еще лучше, чем сегодня». Ему, как и Станиславскому, Мейерхольду, Вахтангову, хочется взметнуть, а «взметнуть нечем». Современные пьесы были еще в то время редки и литературно несовершенны. Среди них, как свидетельствует А. В. Луначарский, преобладала «революционно-благонамеренная макулатура». Оттого Станиславского увлекает мятежная мистерия Байрона «Каин». О постановке «Каина» мечтает Вахтангов, а Немировича-Данченко тянет то к трагедиям («Прометей» и «Медея»), то к веселой, дерзкой, против войн направленной комедии Аристофана «Лизистрата». Выбор «Лизистраты» он объясняет «потребностью впитать сегодняшний день».

Нужду в пьесе с жизненно важным, революционным содержанием режиссеры тех лет пытались восполнить «революционностью», новизной формы. Наряду с новью подлинной, несомненной распространялись претенциозное, неразумное оригинальничанье, новшества ради новшеств. Апостолы футуристической и эстетской зауми, модной в предреволюционное десятилетие, объявляли себя законодателями пролетарского искусства и на этом основании поносили любую форму реалистического спектакля, станковую реалистическую живопись, даже литературный жанр романа. Все это обзывали буржуазным, консервативным, старорежимным. Поносили и Художественный театр. Известно, что партия и В. И. Ленин развенчали «главарей» пролетарской культуры и мудро направили развитие советского искусства.

Нетерпеливые наскоки, самоуверенные окрики пролеткультовцев и лефовцев вызывали у Станиславского и Немировича-Данченко не одно лишь чувство раздражения и обиды. Нападение требовало обороны, приводило в состояние боевой готовности. Страшнее, чем слыть отсталым, было стать отсталым, «покрыться плесенью покоя и застоя», очутиться среди живых реликвий старины. Надо было жить в движении, вглядываться в новые начинания, отделяя благодатно-творческое, рожденное революцией, от шаманствующего, нигилистического, карьеристского, без права пользующегося именем революции.

42 Восстанавливая старые классические спектакли МХТ («Иванов», «Нахлебник», «Ревизор»), нужные новой, народной аудитории, Немирович-Данченко присматривался к постановкам Вс. Мейерхольда, А. Таирова, С. Эйзенштейна, Евг. Вахтангова. Он проделал серьезную, невидимую другим работу по отбору, анализу впечатлений, различая то, что может обогатить, обновить искусство Художественного театра, от того, что решительно должно быть отвергнуто им. Он, по его слову, вовсе не намерен «с бацу» разрывать со старым ради любой последней новинки.

Даже восторгаясь «Принцессой Турандот» (условным и одновременно интимным общением актеров с театральным залом), Немирович-Данченко сомневается в том, что Третья студия будет «живым организмом, если ока будет ставить 2-го “Турандота”, 3-го “Турандота”». Его беспокоит, что Третья студия после смерти Вахтангова лишь следует «Турандот», варьируя приемы этого спектакля.

Он пишет об этом А. В. Луначарскому: «Вахтангов заявлял категорически, что каждую пьесу надо ставить настолько по-новому, чтоб все подходы были новы, не только форма, но и принципы. Стало быть, если ставить новую пьесу по приемам “Турандота”, поставленного Вахтанговым, — то вот основной принцип и нарушен».

Соглашаясь с Эйзенштейном в том, что тело актера на сцене должно быть гибким, тренированным, «радостным», он в то же время не принимает смесь театра и цирка в его постановке «На всякого мудреца довольно простоты»: «Нужны какие-то грани. Отличная вещь акробатика, нельзя, однако, доводить ее до цирка, до того момента, когда она выходит из плана театра, как такового».

В спектаклях Таирова ему импонируют динамические, изменчивые ритмы, забота о свете и цвете, синтез музыки, драмы, танца. Но его притягивают лишь те новые формы, которые идут от «настоящих чувств».

С нескрываемым пристрастием, но без предвзятости смотрел он спектакли Мейерхольда.

Велика была роль Мейерхольда в создании политического агитационного театра. Но спектакль-плакат был чужд природе режиссерского дарования Немировича-Данченко. В Художественном театре актеры и режиссеры томились по пьесе, которой дождались лишь через пять-шесть лет, — «Дни Турбиных», «Бронепоезд 14-69» и другие.

Не заинтересовали Немировича-Данченко и абстрактно-революционные постановки, где изображался бунт в некоем царстве, некоем государстве («где-то, с кем-то было»). Побывав в Театре революции на представлении пьесы А. Файко «Озеро Люль», поставленной Мейерхольдом, он нашел, что пьеса «не очень-то революционная», скорее кинематографическая мелодрама.

43 В своих спектаклях Мейерхольд по-новому строил и обыгрывал сценическую площадку. Немирович-Данченко, разумеется, понимал значение этих опытов. Они нередко обогащали, подталкивали режиссерскую мысль. Но идущая за Мейерхольдом неискушенная театральная молодежь видела в реконструкции сценической площадки чуть ли не самоцель. Такой подход к форме Немирович-Данченко считал ложным. Он замечал, что режиссеры, подражавшие Мейерхольду, «под прикрытием политических лозунгов и внешней, чисто трюковой выразительности давали пустые, неубедительные спектакли». К тем, кто провозглашал, что конструктивные станки — революционная форма, достойная пролетариата, он относился скептически, ибо помнил, что крэговские объемные кубы и ширмы Станиславский применял в «Гамлете» еще в 1911 году. Немировича-Данченко не эпатировали ни условность мейерхольдовских постановок, ни его спектакли без занавеса, вызывавшие такой шум и разноречия. В практике Художественного театра были и условные спектакли, шедшие в сукнах, почти без декораций («Братья Карамазовы», 1910) и даже спектакли без занавеса («Антигона», 1898).

Немирович-Данченко противопоставлял эстетической программе Вс. Э. Мейерхольда — театру-зрелищу, театру социальной маски — «реализм, живая вода которого единственное волшебное средство, превращающее мертвую театральную маску и неживую голую технику в живой и нужный человечеству театр».

Принципиальная полемика с Мейерхольдом окрашивалась подчас личной отчужденностью. Заведуя театральным отделом Наркомпроса, Мейерхольд не всегда считался с интересами Художественного театра. В 1921 году он опубликовал в «Вестнике театра» две статьи. В одной из них — о спектакле «Дочь Анго» — Немировичу-Данченко предъявлялись необоснованные политические обвинения, а в статье «Одиночество Станиславского» Вс. Мейерхольд и В. Бебутов изображали Немировича-Данченко ограниченным натуралистом, чуть ли не загубившим Станиславского. Несомненные заслуги Немировича-Данченко в преодолении натурализма отрицались.

Немирович-Данченко начал было писать ответ на статьи Мейерхольда в «Вестнике театра», но бросил, смолчал.

В статье «Одиночество Станиславского» Мейерхольд рекомендовал Станиславскому сжечь рукописи «системы», подобно тому как Гоголь сжег вторую часть «Мертвых душ». Именно такое ниспровержение «системы» обрекало Станиславского на одиночество. Между тем Немирович-Данченко, преследуя вульгаризаторов «системы», был ее убежденным защитником и единомышленником. Он знал, что выявлению крупных идей и мыслей, «внутренней сути» авторского замысла препятствует неразвитая актерская техника, что нужны годы труда по ее совершенствованию, а не дебаты о том, что реалистическая школа актерской 44 игры изжила себя. Все это объединяло Немировича-Данченко со Станиславским, и общность эту не могли разрушить возникавшие между ними творческие споры. Они сами сравнивали их с освежающими грозами, после которых легче дышится и живется в искусстве. В 1922 году, напутствуя Станиславского, отбывавшего вместе с Художественным театром на гастроли в Европу и Америку, Немирович-Данченко писал ему: «Ваш путь создания актера — самый новый».

Приходя в Театр РСФСР I на спектакли, поставленные Мейерхольдом, Немирович-Данченко отметал мусор личных обид. В его отзывах и впечатлениях — не накипь многолетних недоразумений, а все та же неутихшая борьба разных художественных верований. Вот, к примеру, его суждения о «Великодушном рогоносце»: «Актер без грима, актер в одной общей прозодежде. Прекрасно. Приемлю». И не приемлет он только то, что ближе к капризной выдумке Мейерхольда, чем к органической, внутренне необходимой и вместе с тем неожиданной режиссерской находке. «Но вот колеса в “Рогоносце”, вращение которых должно убыстрять динамику, темп действия или символизировать некие вершины этого действия, — это уже очень от головы… Сегодня лестницы и круг, а завтра будет что-нибудь другое. Это не главное».

В «Лизистрате» — спектакле Музыкальной студии МХАТ — конструкция художника И. Рабиновича, по существу, не была конструкцией. В отличие от нейтральных геометрических сооружений тех лет, она создавала образ древней Эллады, вводила в события озорной и патетической комедии Аристофана. Когда макет был готов, он поразил Немировича-Данченко сочетанием содержательной конкретности и лаконичной условности. Декорация «замечательная», «пленительная», писал он В. В. Лужскому.

Ослепительно белые античные колонны, белые лестницы, белые площадки на фоне синего горизонта образовывали стройный архитектурный ансамбль. Перед началом второй картины весь архитектурный ансамбль внезапно на глазах у зрителя при открытом занавесе, при ярком, а не приглушенном свете приходил в движение, что было тогда совершенно внове. Приемом этим, найденным в «Лизистрате», стали потом пользоваться другие режиссеры.

Вращаясь, круг сцены открывал неожиданный ракурс декораций. Вращение сцены, так же как и лестница, по которой актеры поднимались из люка, было изобретательно обыграно Вл. И. Немировичем-Данченко и его помощником Л. В. Баратовым. Воины, вернувшиеся наконец после боев, бежали вдоль движущегося круга сцены, отчего их бег казался неудержимым, стремительным. Декорации словно помогали актерам двигаться быстрее.

В другой сцене немощные старики никак не могли догнать 45 молодых женщин, так как им приходилось преодолевать инерцию движения (круг шел старикам навстречу). Это был смешной и неуклюжий, нарочито замедленный бег на месте.

По-иному, чем в своих прежних постановках, Немирович-Данченко пользовался световой аппаратурой. Освещение не имитировало лунный или солнечный свет, а подчинялось законам театральной выразительности.

По-иному строились массовые сцены: монолитный хор, единый в своих желаниях и стремлениях, заменил пеструю, разнохарактерную толпу. Отчеканились кульминации действия. Изображаемое на сцене было не копией, не фотографией, не археологией. Жизненные события преломлялись через воображение, вымысел, фантазию. Во всем — сходство с жизнью и непохожесть на жизнь. Во всем — театр!

Нововведений было много. Лишь одно оставалось непреложным: «Говорить со сцены только правду, но правду не в натуралистической ее сущности, а в красоте яркого обобщения». Постановочные и режиссерские задачи решались самим актером, тренирующим свою внутреннюю и внешнюю технику.

«Но самым замечательным свойством этого спектакля было то, что, при всей смелости его решения, впереди всего шла его тема, патетическая тема жизни, точная в своей политической и социальной направленности. И удивительно, что старейший режиссер русского театра оказался самым молодым в этот молодой период советского театра», — свидетельствовал С. В. Образцов, игравший в «Лизистрате» роль предводителя стариков.

По «Лизистрате» и по оперной постановке «Карменсита и солдат» можно было судить, как сам Немирович-Данченко решает дискуссионные театральные проблемы и как он расценивает искания своих товарищей по режиссерской профессии.

Все, что наполняло его душу благодарностью, что нравилось в других театрах, увлекало, казалось интересным, все претворилось в новом, им сказанном слове. В этом не было подражания, заимствования, влияния. Скорее воздействие… Сильны были эти работы и своей непримиримостью, отрицанием враждебных художественных принципов. «Лизистрата», «Карменсита и солдат» вобрали в себя время, самую атмосферу новаторских исканий первых послереволюционных лет.

Немирович-Данченко ставил оперу Бизе «Кармен» как «трагедию на сюжет Мериме». Трагедия любви и смерти разыгрывалась не среди экзотически оперных испанских пейзажей, а в подвалах и переулках ночного города. Обреченность героев, борьба их с роком, восприятие жизни как опасной игры придавали спектаклю трагический колорит. Любовь была гибельной, смерть — сильнее любви. Хор, подобно хору античной трагедии, неотступно следил за событиями, предостерегая Карменситу и Хозе, соболезнуя им.

Такой замысел потребовал не только нового либретто (оно 46 было написано К. Липскеровым), но и вторжения в музыку Бизе. Чтобы утвердить в опере жанр трагедии, Немирович-Данченко решился на перемонтировку музыкального материала. Так, он упразднил партию Микаэлы, передав ее «голосу из хора» — голосу матери Хозе. Мужской хор первого акта был переделан в сольную партию. Это, как и измененное название оперы — «Карменсита и солдат», вызвало возражения некоторых музыковедов. Но прав был П. А. Марков, писавший: «… взгляд на “Карменситу”, как на большую человеческую драму страстей, уничтожение конфетной, кафешантанной Испании, появление формулы “поющего актера”, решительная борьба с оперными штампами и, наконец, идейное осмысление оперного спектакля, столь неожиданное для оперной сцены, были подлинными заслугами театра».

Именно потому, что «Лизистрата» и «Карменсита» находились на острие споров, диспутов, столкновений, в них — и у нас в стране, и на гастролях в Европе и Америке — увидели не художественную удачу одного театрального коллектива, одного режиссера, а достижения театров Советской России. «Советская Россия идет впереди, всего мира, советское искусство идет тоже впереди других», — отмечала немецкая газета «Сакс арбейтер цейтунг» от 6 ноября 1925 года.

«Американские постановщики могут взять несколько ценных уроков у художественного триумфа Музыкальной студии МХАТ»; «Молодые русские показывают, как сделать оперу жизненной», — признавала американская печать.

* * *

В дни, когда Музыкальная студия МХАТ собиралась на гастроли в Европу и Америку, Немирович-Данченко выпускал в Художественном театре премьеру пьесы К. Тренева «Пугачевщина». Это был важный, ответственный этап в формировании новой идеологии режиссера. На репетициях «Пугачевщины» выявились присущие советской режиссуре определенность, недвусмысленность политических симпатий и антипатий. Ставя «Пугачевщину», нельзя было подходить с равной мерой к правым и виноватым, к восставшим пугачевцам и усмирявшим их карателям. Нельзя было не горевать о расправе с Пугачевым и пугачевским движением. Сама человечность и справедливость взывали к пристрастию. То, что могло показаться тенденциозным, было не чем иным, как самой правдой, «безукоризненной объективностью». Примечательна характеристика, которую дает Немирович-Данченко одному из сподвижников Пугачева: «Чумаков идет один, ищет Чику, полон громадных планов, очень значительный, несет громадный революционный замысел. Зерно — революционер. Желание все собрать, плохое разрушить, взорвать и сделать новое, большое, свободное. Насыщенно-таинственный с громадным огнем. С народом — балагур. Выбирает 47 все, что нужно для его важного дорогого замысла — очень глубоко серьезный, содержательный человек».

Постановка «Пугачевщины» была отмечена поисками новых форм реализма, близких современности. Приемы конструктивного декорационного оформления полемически подчеркивали вражду к натурализму, разрыв с бытописью. Но если архитектурное сооружение в «Лизистрате» воскрешало образ древней Эллады, то условный помост в «Пугачевщине» не давал ощущения степной шири, казацкой вольницы. Условные и жизненно реальные элементы формы не сливались воедино. Подлинная режиссерская новизна была в другом. На репетициях «Пугачевщины», так же как и на репетициях других пьес, Немирович-Данченко доказывал, что Художественному театру необходимо вырваться из «плена Чехова», что нельзя переносить в «Пугачевщину» «чеховские тона»: «В “Пугачевщине” все насыщенно, происходит раз в сто лет, а у Чехова будни. Здесь насыщенность, темпераменты… Все значительно».

Мизансцены, найденные Немировичем-Данченко, передавали значительность происходящего. В первой картине казаки и казачки опускались перед Пугачевым на колени. Их склоненные фигуры выражали надежду и ожидание. А сам он стоял на мостике в высокой шапке, в чекмене с драными рукавами. Один глаз был не то прищурен, не то полузакрыт. Этого бородатого человека станичники принимали за мужицкого царя. Все спины, глаза, головы устремлялись к Пугачеву, а он выхватывал саблю из ножен, взмахивал ею и кричал: «Теперь же, детушки, помогите мне расправиться с моими лиходеями — боярами». «Все готовы. Веди! Как один! Сполох! Сполох! В колокол», — отвечали казаки. И все смешивалось в один сплошной гул: крики, звон набата, говор казаков, призывы Пугачева. Согласно замыслу пьесы, казак Емеля Пугачев, каких много было на Яике, становился вожаком, поднятым на гребень народной волной пугачевщины. Жанр народной трагедии не допускал сусальности: — голубого цвета нет нигде, только густо-серый, — говорил Немирович-Данченко. — … костюмы должны быть рваные, в пыли. Кое-кто из атаманов перевязан. Измучены…

Спектакль был вольнолюбивым, хотя больше, чем картины бунтарские, удавалась И. М. Москвину та сцена, в которой Пугачев был схвачен и брошек в железную клетку. Западал в душу его отрывистый голос, беспокойный, угрюмый взгляд. В бессильной ненависти раскачивал он прутья клетки, сотрясая своды театра страшным стоном.

В «Пугачевщине» наряду с И. М. Москвиным, Л. М. Леонидовым, исполнявшими роль Пугачева, успешно выступила молодая часть труппы — А. К. Тарасова, Н. П. Хмелев, М. Н. Кедров, Н. П. Баталов, Б. Г. Добронравов, М. И. Прудкин. С «Пугачевщины» началось сближение МХАТ с советской литературой.

48 * * *

Пребывание Немировича-Данченко в Америке (1926 – 1927) окончательно сделало его, как говорили в зарубежной печати, большевистски настроенным режиссером. Постоянно возникавшее сравнение двух социальных систем, двух культур было небесполезно. Оно помогло щедрее оценить завоевания революции. Неприятие буржуазной цивилизации было неизбежным результатом мировоззренческих процессов первого послеоктябрьского десятилетия. Ему полюбился американский народ, его непосредственность, жизнерадостность, энергия, но удивление вызывало слепое преклонение американцев перед долларом. «Царь жизни — доллар; все заняты его получением», — писал он Луначарскому из Лос-Анжелоса в апреле 1927 года.

Еще в 1910 году Немировича-Данченко привлек литературный талант Джека Лондона. Естественно, что его заинтересовали проза и драматургия 20-х годов — своеобразная структура пьес О’Нейла, произведения Джона Р. Дос Пассоса и других. Душа его была открыта для восприятия всего прекрасного. Он наслаждался в Нью-Йорке то «изумительным квинтетом негров», то концертом симфонического оркестра под управлением знаменитого дирижера Л. Стоковского.

И все же он замечал, что Америка «еще не нашла своей красоты», что она жадно скупает и коллекционирует духовные ценности. В такую коллекцию попадало непревзойденное искусство Шаляпина, Рахманинова, собранные в нескольких залах музея замечательные картины Рериха.

Приняв приглашение голливудской кинофирмы, семидесятилетний режиссер, воспитавший несколько актерских поколений, начал изучать кинотехнику с самых основ, как это делает начинающий кинооператор. «Когда я приехал, — рассказывал Немирович-Данченко, — я не предъявлял со своей стороны никаких претензий, я приехал учиться, и должен был учиться, но чем больше я там находился, тем более убеждался, какая это трясина».

Более всего недоставало Голливуду художественной атмосферы. Поэтому в Москву из Калифорнии приходили письма, исполненные горечи, протеста, презрения. «На какие-нибудь реформы толкнуть здесь нелегко: на что им? Их хвалят, им платят!» «Моя тоска по Театру, мое состояние без моей родной атмосферы гонит меня отсюда». Ужасало то, что американские дельцы растлевали таланты, вынуждая художников к компромиссу, продажности; травили тех, кто не подчинялся лицемерию буржуазной морали; кто работал до устали, до измору или рыскал по киностудиям в поисках работы. «Все эти россказни о легкости наживы в Америке — сплошная ерунда, — писал Немирович-Данченко Южину. — Люди бьются, буквально, как рыба об лед. Есть имена (я говорю об артистических), зарабатывающие 49 много, но таких имен 20 – 30 на всю Америку. Живут экономно, с большой сдержанностью…».

Даже прославленные «звезды» зависели от банального вкуса самодовольной толпы, то и дело низвергавшей своих кумиров. Так, после участия Лилиан Гиш в психологическом фильме ее успех начал падать. А Немирович-Данченко считал ее одной из лучших артисток Америки: «вдумчива и серьезна», «хрупкость и чистота совершенно исключительная». В условиях риска проходили творческие эксперименты «гения от экрана» — Чаплина.

Немирович-Данченко испытал на самом себе, на судьбе своих сценариев незащищенность художника в мире коммерсантов, карьеристов, циников. Владелец фирмы всесилен, так как он держит в руках всю местную политику, влияет на городские выборы и т. д. «Трудно переносимо это царство спекуляции», — пишет советский режиссер Луначарскому.

Характерны темы сценариев, которые намечает Немирович-Данченко для американского кино: ничтожная цена жизни; стремление к власти — все Наполеоны; неприличная расточительность; зверства, соседствующие с чудесами техники; общая усталость от политики, от кризисов. И — важнейшая социальная проблема — переустройство мира. Вкусы и нравы тогдашнего Голливуда, допускавшие все, вплоть до грубого игнорирования авторских прав, перечеркнули эти замыслы. Для многих они были «умной ненужностью». «Все мое существо так потрясается тяготением домой… И это не только лирика — родной язык и березка, — а во-первых — самая настоящая тоска по искусству: по художеству, по идеологии, по широте мировоззрений, по благородству вкуса, по исканиям, по запросам в самой публике, — ничего подобного здесь, в Холливуде, как атмосферы не существует… Современный русский театр самый передовой в мире. Он шагнул по отношению к другим на десять — двадцать лет вперед».

Вернувшись на Родину в январе 1928 года, Немирович-Данченко спрашивал себя, зачем было ехать в Калифорнию. И отвечал: «Чтобы прийти к сознанию… что нельзя жить без той идеологии, за которой идут театры в Советской России», чтобы удостовериться, что творить можно только в России.

* * *

Многосторонне и зрело проявлялось режиссерское творчество Немировича-Данченко в последнее пятнадцатилетие его жизни. В 1928 – 1943 годах наряду с «Грозой», «Воскресением», «Врагами», «Травиатой», «Анной Карениной», «Тремя сестрами» были созданы спектакли о революции — «Блокада», «Любовь Яровая», «Тихий Дон», «В бурю», «Кремлевские куранты». Эти режиссерские опыты показали всему миру принципиально новые, отличительные черты художественного реализма революционной эпохи.

50 Чем глубже постигал Немирович-Данченко идеи революции, чем ближе узнавал послереволюционное поколение русских людей, тем сильнее тянуло его к постановкам советских пьес и опер.

Один из первых в советском театре он понял, что героика нашего времени требует особых, невиданных форм реализма. Еще до того как возникли теоретические формулы в определения метода социалистического реализма, он, ставя «Блокаду» Вс. Иванова (1928 – 1929), пытался найти непривычно новое сочетание революционного пафоса и жизненно реальной простоты. В спектаклях «Блокада», «Любовь Яровая», «Тихий Дон», «Кремлевские куранты» все коммунисты — от большевика-ленинца Артема в «Блокаде» до самого Ленина в «Кремлевских курантах» — готовы были без фраз и позы отдать жизнь за революцию. Для героев этих пьес подвиг был партийным долгом, партийным делом.

На репетициях Немирович-Данченко устремлялся к мужественному, строгому, поэтическому реализму, к простоте, насыщенной революционно-героическим пафосом эпохи, к синтезу жизненного, театрального и социально-философского. Он ставил горьковские спектакли, в которых острополитическая тенденция становилась не только художественно убедительной, но и жизненно объективной, непреоборимой. Классически совершенную постановку «Врагов» по праву называли манифестом социалистического реализма.

В творческой практике Немировича-Данченко, как и в творчестве других крупнейших режиссеров нашей страны, раскрывалось живое, конкретное содержание искусства социалистического реализма. Борьба за социалистический реализм велась им решительно и последовательно. Ни обветшалые формы трескучей театральной романтики, ни штампы измельченного реализма, ни эклектическая мешанина того и другого не отвечали его представлениям о современном спектакле. «Так же как под громкими словами “правда”, “жизненность” мещанская идеология протаскивает на сцену грубую фотографию и дешевую сценическую сноровку, — так под словами “поэзия”, “идеалы”, “всечеловеческое” маскируется красивая болтовня», — писал он актеру староромантической школы Н. П. Россову в сентябре 1934 года.

Он вступал в полемику с режиссерами, которые выдавали за социалистический реализм рецидивы старого театрального романтизма, и предсказывал, что недалеко то время, когда и слово это «романтизм» исчезнет из театрального лексикона. Огорчала его и путаница в театральной теории — те статьи, что поощряли и одобряли внешне эффектные, фальшивые спектакли. Он не допускал мысли, что советский театр может поступиться художественной простотой, в которой заключено своеобразное очарование, сила, красота русского национального искусства.

51 Но простота тусклая, не одухотворенная чувством и мыслью, была для него столь же ненавистна, сколь и внешняя аффектация, бездушное «представляльчество».

От измельченного реализма, от нарочитой помпезности так называемых романтических спектаклей он звал к большим задачам социалистического искусства. Об этом свидетельствуют приведенные в последнем разделе «Летописи» статьи, выступления, беседы с молодежью, и прежде всего записи репетиций «Кремлевских курантов», в которых виден, обычно невидимый зрителю, вдумчивый, беспокойный, всеобъемлющий труд режиссера.

На репетиции «Кремлевских курантов» актер, исполнявший роль крестьянина, спросил Немировича-Данченко: «А не будет ли пафосом то, как я говорю: “Я знаю, как для Ленина в колокол вдарить!”». И Немирович-Данченко ему ответил: «Я и хочу на пафосе. Но пафос пятидесятилетнего человека, а не пафос молодого актера». В самом отношении крестьян к Ленину был пафос, и новое содержание этого пафоса, как и новое его сценическое выражение, подсказанное самой жизнью, временем, важно было донести до зрительного зала. Немирович-Данченко хотел, чтобы у А. Н. Грибова, репетировавшего роль В. И. Ленина, была не только обаятельная простота, мягкость, интеллигентность, жизненность, юмор, но и молниеносность гениальной ленинской мысли. Должен быть вождь гневный, человечный в своем гневе, а не добренько-сентиментальный. С улыбкой мир не сдвинешь, не перестроишь.

Немирович-Данченко сам на репетициях поднимался на сцену и показывал, что такое пафос в роли Ленина, чем «идеологический подъем» отличается от старого лживого, ходульного актерского пафоса. Жизненность, правда, простота в его исполнении были объяты великой идеей. Все следившие за ходом репетиции забывали, что на сцене стоит восьмидесятитрехлетний режиссер, и отдавались во власть темперамента, воли Ленина — Ленина политического трибуна.

«В стремлении помочь Грибову создать [образ] Ленина во мне волновались самые лучшие, самые возвышенные частицы моей сущности», — писал позднее Немирович-Данченко. Однажды, репетируя встречу Ленина с трамвайными рабочими, Грибов произнес слова Ленина «я никогда не ухожу от рабочего класса» как декларацию. От этого сразу исчезло ощущение жизненного разговора. Немирович-Данченко предложил другой подтекст: «Я всегда готов поговорить с вами» [с рабочими. — Л. Ф.]. Это было сказано просто, но означало, что Ленин с рабочим классом, для рабочего класса.

Немирович-Данченко полагал важным, чтобы не только актеры, но и художник-декоратор различал пафос «вообще» и пафос, заключенный в мужественной простоте. Характерно, что из 52 двух приготовленных декораций для пятой картины «Кремлевских курантов» он выбрал не мост, эффектно перекинутый через все пространство сцены, а кремлевскую стену, строгую, суровую. Пейзаж Москвы и Кремля за мостом был написан В. В. Дмитриевым великолепно: торжественно, красочно, поэтично. В древней стене художник нашел иную поэзию — сдержанную, глубокую. В ее суровости чувствовалось героическое напряжение, в котором постоянно жила молодая республика. Сидя поздней ночью на скамейке у кремлевской стены, В. И. Ленин мечтал об электрификации России.

Когда Немирович-Данченко взялся за выпуск спектакля, стало заметно, что сделанное за год актерами, режиссерами, художником, во многом талантливое, интересное, еще разбросано, разрозненно, не объединено целостностью замысла, не слито с существом пьесы. Договорившись с Н. Ф. Погодиным, Л. М. Леонидовым, М. О. Кнебель, Немирович-Данченко переменил порядок картин. Спектакль начинался не с «Опушки леса» и «Избы», а прямо с третьей картины — «У Иверских ворот», чтобы сразу была видна не деревня, а Москва первых лет революции. Чтобы в плакате со словами Маяковского: «Кто там шагает правой?» — в отряде красноармейцев были явные приметы времени.

Коррективы были внесены в сцену «Изба», в диалог трамвайных рабочих с Лениным, в диалог Ленина с английским писателем и т. д.

Пересматривались также дуэтные сцены Маши с Рыбаковым, Забелина с Забелиной. Немирович-Данченко репетировал так, чтобы в лирико-героическую мелодию пьесы вплетался юмор, столь свойственный драматургии Погодина.

Ломка, совершаемая Немировичем-Данченко на репетициях во имя «большой сквозной идеи», коснулась также декоративного решения интерьеров. Интерьер кабинета Забелина был исполнен с обычным для художника Дмитриева мастерством композиции и сам по себе заслуживал только похвалы и одобрения. Но все детали характеризовали обстановку обывателя, спасающегося от разрухи, тогда как Немирович-Данченко в соответствии с замыслом Погодина ставил спектакль не о судьбе обывателя, а о крупном ученом, о том, как Ленин сломил его саботаж, увлек громадностью планов. Квартира Забелина, в недавнем прошлом буржуазная, обжитая, ныне была захламлена, загромождена. 1920 год, гражданская война, разорение. На первом плане выпячивалась высокая черная жестяная печка-времянка. Дмитриев поставил времянку так, что сразу обнаруживалось чужеродное происхождение сего полезного, но весьма нескладного предмета. На полу, окнах, на письменном столе валялись мешки, кульки, утварь. А зритель, по мнению Немировича-Данченко, должен сразу увидеть совсем другое: как бы время не исказило кабинет Забелина, это все же кабинет ученого. Всю жизнь он строил мосты, электростанции. Теперь, 53 бросая вызов Советской власти, торгует у Иверских ворот спичками. Что удивительного и драматичного в том, что спичками торгует обыватель?

В итоге возник новый вариант декораций кабинета Забелина, передающий самую суть пьесы.

Немирович-Данченко звал от быта к эпохе и идее, от быта к социально-философским, поэтическим раздумьям. Как и на репетициях «Врагов», «Анны Карениной», «Трех сестер», он всегда помнил о главном, о «внутренней сути», о «зерне» М. М. Тарханов, проходивший с Немировичем-Данченко роль генерала Печенегова во «Врагах», писал о его режиссерском методе: «Приходит такая сила, которая ведет меня к тому художественному образу, облик и черты которого вытекают из художественных и политических задач спектакля. Без особого труда я ухожу от ранее намеченного образа к более внутренне необходимому, во имя полного звучания всего ансамбля». То же повторилось на репетициях «Кремлевских курантов». Немирович-Данченко, поощряя находки Тарханова в роли Забели-ка, любуясь счастливо угаданными, неожиданными (следовательно, хорошо выношенными) черточками и деталями, отвергал даже талантливо найденное, если оно не устремлялось в сердце и мозг спектакля, в его идейный центр.

Никто из присутствующих на репетиции не мог представить себе, что сцену, в которой Забелин возвращается домой после посещения Кремля, можно сыграть хоть немного лучше, чем сыграл Тарханов. Репетировал он необычайно трепетно. Сквозь драматизм экстравагантной бравады Забелина пробивалось забытое, похороненное чувство любви к жизни. Давно не испытанное, оно прорывало недавнюю депрессию.

В первой картине, демонстративно торгуя спичками, ученый-энергетик Забелин иронически именовал себя Прометеем, раздающим огонь. В Кремле ему и впрямь предложили нести людям электрический огонь — строить электростанции.

Дома Забелин в волнении ходил по кабинету, что-то тихо напевая, подходил к зеркалу, печально разглядывал свою седину и говорил: «Неужели жизнь прошла». Й здесь искренность прогорклой тархановской печали застлала все. Никто больше не думал о пьесе, о кремлевских курантах, об электрификации. Эта минуты актерского творчества были прекрасны. Но режиссер вынужден был поступиться ими, дабы вернуть Тарханова в пьесу.

Помнится, Немирович-Данченко начал с частности. Он не одобрил того, что Забелин рассматривал себя в зеркале.

— Вы играете великолепно, — сказал он Тарханову, — но это у Вас постороннее. Все сквозное действие летит в сторону.

Тарханов не уступал:

54 — Я Вам правду скажу, мне жаль с этой краской расстаться.

— Вы — актер импрессионистический, — возражал Немирович-Данченко, — бац, краска здесь, бац, краска здесь. Вы упускаете из виду общий рисунок роли. Ну, если уж Вам так хочется, подходите к стеклам книжного шкафа, ищите там свое отражение. Откуда в кабинете ученого, инженера взялось зеркало?

Речь как будто шла лишь о зеркале, о перемене приспособления. Но это был временный, хитро рассчитанный педагогический прием.

На другой день Немирович-Данченко беседовал с Тархановым с глазу на глаз. После этой интимной репетиции, потребовавшей от режиссера огромного такта, чуткости, умения убеждать, Тарханов не подходил уже ни к зеркалу, ни к стеклам книжного шкафа. В его исполнении преобладали не посторонние, трогательные мотивы старости, отжитости, а тема — «гожусь ли я по нынешним временам». Не разлад Забелина, а мобилизация душевных сил, не гамлетовское «быть или не быть», а Прометеево начало. Сомнения отступали перед гением большевиков, объемом их идей. Перелом в Забелине еще не свершился, но свершался. Мотивировка перелома выявлялась самой пьесой. Каждая минута в игре Тарханова стала целеустремленной, проникнутой «общим чувством» пьесы и спектакля.

На репетициях, вспоминал А. Н. Грибов, Немирович-Данченко анализировал исполнение роли В. И. Ленина, «как разбирают сложный механизм, чтобы его наладить: это шестерня, а вон колесики, а там — винт, а здесь — стержень. А потом — все собрал. Вот это и есть режиссура!»

Немирович-Данченко не довольствовался одним анализом, а «заражал» актера своими нервами, темпераментом, своим видением образа Ленина. Он прибегал ко всем испытанным и неиспытанным педагогическим приемам, чтобы актер, идя «от себя», от своей индивидуальности, приходил к образу, воссозданному драматургом.

Вспоминается одна репетиция, весьма характерная для режиссерско-педагогических приемов Владимира Ивановича. Прежде чем начать репетицию с Грибовым, он на самом себе выверял внутреннюю линию сцены в кремлевском кабинете Ленина. Садился за письменный стол. По пьесе — впереди у Ленина ночь напряженной работы. Уловить самочувствие бессонной ночи, передать сосредоточенность и полет мыслей Ленина режиссеру нелегко. Он начинает писать, потом отрывается от листов, думает, берет с полки какие-то книги, находит в них нужные страницы, снова пишет, останавливается, затем опять продолжает…

При повторении репетирует уже А. Н. Грибов, а Немирович-Данченко переходит в зрительный зал. Необходимо установить 55 освещение в кабинете Ленина. Устанавливают целых три часа. С той «религией художественной добросовестности» (выражение А. В. Луначарского), которую исповедовали основатели МХАТ. Пробуют разные варианты. Особенно долго возятся с финалом картины. С помощью постепенно убывающего, локального освещения хотят вычертить силуэт Ленина, склоненного над рукописью. Чтобы сцена наполнилась воздухом ночи, особой тишиной предрассветных часов, точно рассчитывают все оттенки света. Высвечивают лицо, лоб Ленина, наклон его головы.

Подле Немировича-Данченко кто-то шепнул: «Бедный актер — три часа томится в гриме». Немирович-Данченко обернулся: — Зато это поможет Грибову вжиться в роль. Он будет не позировать, не копировать фотографии Ленина, не наигрывать гениальничанье и вдохновенную озаренность, а чувствовать величие мыслей Ленина. Пока мы поисками света занимаемся, пусть привыкает к кабинету Ленина, привыкает работать за его письменным столом. Без нас Алексей Николаевич три часа в гриме сидеть не стал бы. А сейчас у него есть время жизненный груз, «второй план» роли в эту сцену принести; физическое самочувствие ночи без сна передать; внутренними монологами заполнить молчание и паузы, — есть полная возможность проверить все звенья сценического мастерства, без которого актер, что солдат без оружия.

Так талантливый педагог, режиссер-идеолог умел любую репетицию подчинять насущным требованиям советского искусства.

* * *

«Кремлевские куранты» — одна из последних режиссерских работ Немировича-Данченко.

Жизнь его была долгой, большой, но и ее не хватило на то, чтобы осуществить все замыслы, планы, начинания.

Незаконченной осталась постановка «Пиковой дамы» Чайковского, неосуществленным — цикл шекспировских спектаклей — «Гамлет», «Король Лир», «Антоний и Клеопатра».

Немирович-Данченко уже погружался в «океан скорби» Гамлета, вел репетиции с актерами, ночами обдумывал макет декораций к «Гамлету», сделанный В. В. Дмитриевым…

В режиссерских заметках к «Королю Лиру» называл Лира «рабом лести». «Правитель, не разбирающийся в лести, на каждом шагу может оказаться несправедливым и нести за это кару», — писал он, подчеркивая политический, а не только морально-этический характер будущего шекспировского спектакля.

Особенно поглощала его мысль о постановке «Антония и Клеопатры». Уже в фантазии мерещилось сражение двух миров — Рима и Египта, плен любви, в который попали Антоний и женщина, о какой будут говорить две тысячи лет. «Две стихии вступают в нем самом [в Антонии] в борьбу, в конфликт, в столкновение: мужчина и гражданин. Охваченный страстью 56 к женщине уже “на повороте наших лет” и в то же время призванный и призываемый к исполнению высшего своего долга гражданского», — так излагал Немирович-Данченко свой замысел.

Болезнь и вскоре пришедшая смерть помешали этим режиссерским намерениям. А в них была заключена мина, которая могла подорвать как постылую фальшивую романтику, так и приниженно-бытовой подход к Шекспиру. «Пришло время к Шекспиру подойти нам, стремящимся к психологическому вскрытию, — говорил Немирович-Данченко, приступая к репетициям “Гамлета”. — Но мы должны быть насыщены той страстностью, с какой писал Шекспир. И тогда Шекспир покажется для нашего поколения новым». О том, что такое трагедия страстей, шла речь и в беседе Немировича-Данченко о «Пиковой даме» Чайковского: «Не играть страстей, не представлять их, а ими жить!»

30 марта 1943 года после беседы о «Пиковой даме» в Музыкальном театре он слушал вечером «Пиковую даму» в Большом театре. Слушал с напряженным вниманием, смотрел на сцену, но видел там уже не то, что видели все, а контуры своего, чуждого оперной пышности спектакля — Петербург, гранит, памятники, белые ночи и драматический эпизод обыкновенных людей, до одержимости охваченных страстями…

Репетируя «Последнюю жертву» А. Н. Островского, «Последние дни» М. А. Булгакова, он вздымал мысль к высотам вдохновения. Казалось, ничто еще не предвещало близкого прощания с жизнью. Как-то незадолго до смерти, на репетиции «Пиковой дамы», слушая музыку Чайковского в финале картины «У графини», тихо сказал: — Умру — я бы хотел, чтобы эти два-три такта сыграли. Самый настоящий фюнебр — похоронное, погребальное. … И снова принимался за работу — искусство стареть не смеет!

* * *

Немирович-Данченко ограждал театр от порчи, от легких дорог без риска и жертв, от суетной моды и прозаической самоуспокоенности. «Когда дух поэзии отлетает от кулис, от администрации, от выходов на сцену, отлетит и от спектакля», — заявлял он, требуя, чтобы пресекалось все, что мешает Художественному театру создавать спектакли, достойные его славы.

Понятие мастерства для него было неотделимо от чистоты, устойчивости, последовательности эстетических принципов. Театр в целом и все работающие в нем твердо должны знать, чего они хотят и что отрицают. Уходя из жизни, он посвятил Музыкальному театру свою рукопись «Лицо нашего театра» — прекрасный свод творческих заветов и предостережений.

Человек, годами воспитывавший в людях сцены сознание 57 творческого и трудового долга, более всего дорожил этикой советского актера и режиссера.

В письме к своему ученику, оперному режиссеру П. С. Златогорову он напоминал, что нравственное право «владеть душами людей, преданных искусству», завоевывается непрестанным духовным самоусовершенствованием.

Первая глава в книге, которую он оставил в черновиках и набросках, не случайно называлась «Личность актера». По его убеждению, лишь хороший гражданин и чистый человек, чуждый мещанству и обывательщине, имеет право называться советским артистом. Такой артист смело идет навстречу возвышенным мыслям и чувствам: даже так называемые громкие слова будут правдой, если верить в них искренне…

На сцене нельзя об огромном, общественно важном, торжественном говорить так же, как о пустяках и мелочах. Нужно по-прежнему ценить простоту, презирать безвкусную театральщину, литературщину, но не уподоблять образный язык литературы затрапезному житейскому говору. Боязнь красивости не должна убивать красоту! Не бояться пафоса, патетики, поэтического подъема!

Немирович-Данченко ратовал за сближение скульпторов и композиторов, живописцев и актеров, литераторов и режиссеров, в чьих произведениях отражается творческая мощь страны.

Его увлекали не только успехи социалистической культуры, а все дело социализма. В своей государственной и общественной деятельности он был неутомим. Выступая с речью на заседании Президиума ЦИК СССР, обращаясь по радио к народу — к «саперам великого строительства», встречаясь с рабочими — героями труда, беседуя с писателями, композиторами, режиссерами периферии, он говорил о «подвижнических буднях» нашего прекрасного Советского Союза.

Творческие открытия были для него высшей человеческой радостью. Неистощимый интерес к жизни своего народа, умение слушать пульс современности — непременным условием творчества. Он советовал В. В. Дмитриеву пересмотреть уже принятые этюды и макеты декораций «Половчанских садов», забыть о невольно вспомнившихся «Оливковых деревьях» Ван-Гога. (Сад на холсте Ван-Гога далек половчанским садам, олицетворяющим Родину, социализм. Тревога и смятение пейзажа Ван-Гога чужды светлой, мажорной драме Л. Леонова.) На новом эскизе В. В. Дмитриева появился освещенный солнцем совхозный сад, раскинувшийся на сотни гектаров. Ровно насаженные ряды рыжевато-коричневых яблонь, отягощенных спелыми плодами. Образ советской земли, украшенной трудом советского человека.

Достижения прогрессивного театра XX века связаны с новаторскими преобразованиями Немировича-Данченко. Искусство, лишенное идейности, он считал чем-то бессмысленным, пошлым, ненужным, а главное — бессовестным. Зарубежные коллеги, чурающиеся 58 политики, казались ему опасно ограниченными чудаками. Человек доброй совести, он ненавидел фашизм, фашистов; не понимал людей, уклоняющихся от борьбы за счастье и мир на земле.

Идейные и эстетические принципы выдающегося режиссера эпохи социализма отстаивают и защищают теперь многочисленные его ученики, продолжатели, последователи. К нему и поныне, как к живому союзнику и единомышленнику, обращаются те, кто отличает форму оригинальную, талантливую от претенциозного оригинальничанья.

Годы не охладили интереса к его художественным исканиям. Они будут всегда дороги тем, кто трудится во славу советского искусства сегодня, тем, кто придет завтра.

Л. Фрейдкина

59 ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ВЛ. И. НЕМИРОВИЧА-ДАНЧЕНКО
1858 – 1943

60 Все даты летописи (до 1 февраля 1918 г.) приводятся по старому стилю.

Некоторые даты устанавливаются предположительно, по совокупности фактических данных и по сопоставлению с другими документами.

При упоминании документов указываются места их хранения, за исключением режиссерских планов, дневников, стенограмм репетиций, записных тетрадей и записных книжек Немировича-Данченко, находящихся в его архиве (Музей МХАТ).

Названия некоторые архивов даются в сокращениях:

Архив А. М. Горького — Архив Горького. Институт мировой литературы имени А. М. Горького.

ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства.

Архив Н-Д — Архив Немировича-Данченко. Музей МХАТ.

Архив К. С. — Архив Станиславского. Музей МХАТ.

ГЦТМ имени А. А. Бахрушина — Государственный центральный театральный музей имени А. А. Бахрушина^6*.

Выходные данные печатных источников сообщаются при первом упоминании.

Все материалы летописи печатаются по новой орфографии. Сохраняются лишь особенности пунктуации Немировича-Данченко, имеющие стилистическое значение.

Опущенные при публикации куски текста обозначаются многоточием.

В квадратные скобки взяты пропущенные слова и слова, поясняющие текст публикуемого документа.

61 1858 – 1877
Рождение Вл. И. Немировича-Данченко. Семья. Смерть отца. Тифлисская гимназия. Увлечение Гоголем. Чтение журнала «Современник». Влияние беллетристики и критики 60-х годов. Дружба с А. И. Южиным. Первые литературные опыты. Начало увлечения театром. Участие в любительских кружках. Посещение итальянской оперы. Московский университет. На спектаклях Малого театра. Московский Артистический кружок. Роль Жадова в «Доходном месте». Начало журналистской работы. Рецензия о комедии А. Н. Островского «Последняя жертва»

1858

Декабрь 11

Владимир Иванович Немирович-Данченко родился в маленьком грузинском городке Озургеты, близ Поти. Отец его, Иван Васильевич Немирович-Данченко, — украинец, военный. Мать, Александра Каспаровна Ягубова, — армянка, уроженка Кавказа. Старший брат Василий — известный писатель; брат Иван — актер (псевдоним Мирский); сестра Варвара — актриса, игравшая в Киевском русском драматическом театре Н. Н. Соловцова.

1859

Вместе со всей семьей переезжает в имение отца — Стародуб, Черниговской губернии.

1863

Смерть отца. «Отец мой, брат Иван и слуга Николка были в бане и все трое там угорели. И когда спохватились, то отец был мертв, а Иван и Николка были в обмороке… И у меня осталась в памяти картина лежащего на диване отца, на другом диване — брата Ивана, который еще не пришел в себя, и на кресле между ними — мать, плачущая и кормящая в это время самого младшего сына, Михаила». (Рукопись. Архив Вл. И. Немировича-Данченко. Музей МХАТ, № хранения 7253)^7*.

62 Переезжает с матерью в Белый Ключ (возле Тифлиса), а затем в Тифлис. «Рос я в Тифлисе… жил сравнительно очень небогато. В моем распоряжении был только угол в комнате с большим окном». («Автобиография». См. Приложения к книге Вл. И. Немирович-Данченко, Избранные письма, «Искусство», 1954, стр. 468)^8*.

1867 – 1868

Начало увлечения театром. «Я живу около театра с 10-летнего возраста. Когда я был во втором классе, мы, т. е. я и моя мать, жили на квартире, как раз против сада, в котором строился тифлисский летний театр… Я все свои интересы и игры сосредоточил среди стропил, балок и мусора, окружавших строившийся театр. Я наполнял маленькую квартиру матери разговорами о театре». (Из письма к С. В. Флерову-Васильеву от 24 июня 1899 г. Там же, стр. 152).

«Я хорошо помню, что начал увлекаться театром и литературой с 9 лет. Я помню все театральные представления, виденные мною в этом возрасте, помню книги, которые тогда чуть не выучивал наизусть. Преимущественно увлекали меня драматические произведения. Я не мог равнодушно видеть диалога — Пушкин в драматической форме, “Маскарад” Лермонтова, Островский в первой части своей деятельности и “Гамлет” — эти вещи я хорошо знал уже в раннем детстве», («Автобиография», Там же, стр. 467 – 468).

1868

Много читает. О рассказе Тургенева «Муму» потом вспоминал: «Когда уже в зрелом возрасте я перечитывал этот рассказ, я не мог хорошо понять, почему он произвел такое потрясающее впечатление на меня, 10-летнего мальчика». (Черновой автограф от 5 сентября 1933 г. Архив Н-Д, № 7322).

1869 – 1870

Начинается дружба с Сашей Сумбатовым (позднее артист и драматург А. И. Южин-Сумбатов).

«Ни с одним из товарищей, кроме Вл. И. Немировича, я не сошелся — и не жалею». (А. И. Южин-Сумбатов, Записи, статьи, письма, «Искусство», М., 1951, стр. 46).

63 Первый театр Володи Данченко — карточный театр на подоконнике: «Карточные короли, дамы и валеты, загнутые там, где помещается их одна голова и с проволокой над другой, — ходили по моей сцене и изображали героев всевозможных пьес, какие я только видел, читал или просто о которых слыхал… Я клал перед собой школу нот, оставшуюся в доме от первых уроков сестры, стучал палочкой и, дирижируя и играя сам, как делают дирижеры маленьких оркестров, распевал увертюры и вальсы… давал звонки, поднимал занавес и играл. … Особенно часто играли у меня мои короли, дамы и валеты “Пир во время чумы”, “Каменного гостя” и пьесы Гоголя и Островского». (Из письма к С. В. Флерову-Васильеву от 24 июня 1899 г. Избранные письма, стр. 152).

Читает статьи об актерах Малого театра. «За 2 тыс[ячи] верст от столицы я знал уже Садовского, Шумского, Федотову и т. д.». («Автобиография». Там же, стр. 468).

1871

Лето

Предоставленный самому себе, попадает под влияние улицы. «Играл в орлянку и “кочи” (бараньи косточки). … Театр свой на подоконнике забросил и в этот единственный год плохо учился. После пятерок перешел на сплошные тройки.

… И потом как-то сразу все переменилось. И квартиру мы переменили, отстали от меня и уличные приятели. В течение лета, в знойную жару ко мне ежедневно приходил товарищ… чтобы нагнать пропущенное, приходил издалека, с Авлабара — милый Перешивалов. А вскоре я уже получил и урок, ходил учить мальчика за 15 рублей в месяц». (Рукопись. «Первые театральные воспоминания». Архив Н-Д, № 7256).

Осень

Первый самостоятельный заработок. Дает уроки гимназистам младших классов. «Я с 13 лет зарабатывал каждый день своего существования и оставался независим». (Из письма к К. С. Станиславскому от 7 ноября 1914 г. Там же, № 1693).

1871 – 1872

В четвертом классе гимназии сочиняет драму в пяти действиях «из французской жизни» «Бедняк Ноэль Ромбер», водевиль «Свадебная прическа» и пьесу с куплетами.

64 1873

«Издает» классный литературный журнал «Товарищ» и пишет для него историческую повесть. Привлекает к участию самых способных и серьезных учеников. Один из них переводит для журнала отрывок из поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре» («Барсова шкура»). Между классным журналом Данченко и классным журналом Сумбатова разгорается дискуссия на литературные темы.

«В гимназических спорах о Тургеневе и Гоголе он всегда горячо ратовал “за Гоголя”, хоть и увлекался вместе с товарищами тургеневскими “Записками охотника”, романом “Отцы и дети”». (В. Я. Виленкин, Вл. И. Немирович-Данченко, издание Музыкального театра имени народного артиста СССР Вл. И. Немировича-Данченко, 1941, стр. 13).

«Наш журнал просуществовал недолго. Вышло что-то 7 или 8 номеров. … О нем прослышал наш учитель русской словесности… Он посвятил журналу один из своих классов и не только жестоко и беспощадно высмеял нас, но и запретил заниматься этими “глупостями”. Это был очень грубый и нечуткий человек, не любивший и даже вряд ли понимавший свой ответственный предмет. … Большинство [из] нас были в близких отношениях с другим преподавателем русской словесности, неким Горяевым^9* — человеком, оставившим во мне самые теплые воспоминания гимназического возраста». («Автобиография». Избранные письма, стр. 469).

1874

Ходит с матерью слушать оперы Беллини, Доницетти, Россини, Моцарта. Бывает на фортепианных и симфонических концертах: «Впечатление приятной, заволакивающей грусти… От самой сущности музыкальной стихии, ее лирических волн». (Вл. И. Немирович-Данченко, «Первые театральные воспоминания», «Новый мир», 1943, № 1).

Лето

Как учитель-репетитор входит в семью известного режиссера А. А. Яблочкина. Часто встречает в доме Яблочкина актера Малого театра О. А. Правдина. «Дом, наполненный актерскими волнениями, закулисными словами… Это взращивало тягу к театру». (Вл. И. Немирович-Данченко, «Воспоминания о первых театральных впечатлениях». Черновой набросок. Архив Н-Д, № 7255).

Получает доступ за кулисы. «Помню, я однажды присутствовал на его [Яблочкина] репетиции. Была такая драма — 65 “Испорченная жизнь” Чернышева. Главную роль играл молодой актер Журин… Врезалось мне в память, как Яблочкин заставлял Журина повторять главную сцену множество раз, да во весь голос и всеми нервами, — сцену-монолог, — то заражая Журина своей энергией, то объясняя ему психологическое содержание, то просто показывая по-актерски. Такая режиссура была тогда новостью, во всяком случае, явлением необычным». (Вл. И. Немирович-Данченко, Статьи. Речи. Беседы. Письма, «Искусство», 1952, стр. 367).

Участвует в любительском спектакле в качестве помощника режиссера.

Осень – зима

Встречается с братом Василием Ивановичем Немировичем-Данченко, когда тот после выхода в свет его романа «Соловки» («Вестник Европы», август — сентябрь 1874 г.) приезжает в Тифлис. «Я, мой другой брат (умерший) и сестра расстались с Василием, когда мы были совсем маленькими». («Автобиография». Избранные письма, стр. 467).

1874 – 1875

Читает Белинского, Чернышевского, Писарева, журнал «Современник», найденный в библиотеке отца. «Мы с тобой развивались под влиянием беллетристов и особливо критиков 60-х годов». (Из письма Вл. И. Немировича-Данченко к А. И. Южину-Сумбатову от 27 августа 1891 г. Там же, стр. 61 – 62).

1875

Вместе с Сашей Сумбатовым играет в любительском спектакле «Мастерская русского живописца» В. А. Соллогуба и «Девушка себе на уме» П. И. Григорьева.

Живет в бедности, так как с трудом достает уроки.

1876

Зима

Учится в восьмом классе гимназии, по вечерам дает уроки в младших классах.

«Между гимназией и жизнью лежала какая-то пропасть». (Вл. И. Немирович-Данченко, «Обещанные воспоминания о первой классической Тифлисской гимназии». Архив Н-Д, № 7274).

66 Весна – лето

На выпускном экзамене пишет сочинение «Пушкин и Гоголь».

По случаю окончания гимназии едет с товарищами в Гори на «большой день веселья». (Там же).

«Нас, выпускников гимназии, как-то совсем почти не коснулась волна политических движений. Помню еще только, что один из воспитанников реального училища… принес мне однажды небольшую толстую книгу и сказал, что я непременно должен с ней познакомиться. Это было первое издание “Капитала” Маркса на русском языке». (Вл. И. Немирович-Данченко, «Сценическая юность», «Заря Востока» от 18 декабря 1941 г.).

Август

Приезжает в Москву.

Август 26

Подает прошение на имя ректора Московского университета: «Окончив курс наук в Тифлисской гимназии, прошу Ваше превосходительство о разрешении зачислить меня в число студентов физико-математического факультета вверенного Вам университета. Владимир Немирович-Данченко». (Журнал «Советское студенчество», 1941, № 2).

Осень

Учится на физико-математическом факультете Московского университета. Становится восторженным посетителем галерки Малого театра. Находится под впечатлением игры Г. Н. Федотовой. «Когда я увидел Федотову в первый раз в 1876 году в “Мертвой петле” Николая Потехина, я как бы сразу влюбился». (Вл. И. Немирович-Данченко, предисловие к книге Георга Гояна «Гликерия Федотова», «Искусство», М.-Л., 1940, стр. 7).

1877

Зима

Посещает занятия физико-математического и юридического факультетов. (Проходит два курса юридического факультета.)

Встречает И. С. Тургенева на заседании Общества любителей российской словесности.

Июль

Приезжает на каникулы в Тифлис. В «жаркие ночи тифлисского лета» рассказывает Александру Сумбатову о Малом театре, его актерах и спектаклях. «В противоположность 67 мне [Немирович] отличался необыкновенно сильно обостренным критическим задором». (А. И. Южин-Сумбатов, Записи, статьи, письма, стр. 35).

Август

В Тифлисе играет в пьесе Н. И. Чернявского «Гражданский брак», поставленной любительским кружкам, роль младшего Новосильцева. Играет также в драме И. В. Самарина «Перемелется — мука будет» (Ганю) и в комедии В. А. Дьяченко «Современная барышня».

Радость первого сценического успеха в драме И. Е. Чернышева «Испорченная жизнь». Актер Л. И. Градов-Соколов уговаривает Немировича-Данченко идти на профессиональную сцену.

Осень

Учится на втором курсе университета. Принимает участие в спектаклях московского Артистического кружка. Играет Жадова в «Доходном месте».

Октябрь 1

Начало журналистской работы. Первая статья в «Русской газете» (№ 61): «Наши провинциальные театры. (Упадок драматического искусства. — Несостоятельность столичных трупп. — Таланты в провинции. Зависимость провинциальных актеров от антрепренеров. — Выход из этой зависимости посредством “société des artistes”^10*. — Труппа харьковская, орловская, виленская, киевская, société в Тифлисе и труппа ростовская)». «Драматическое искусство до сих пор облекается в столице в канцелярскую одежду… Большая часть актеров… почувствовала то зло, которое приносит им служба у антрепренера. Под ярмом антрепренеров актеры… должны играть всякую дребедень». (Подпись — Вл. Н-Д).

Ноябрь 8

Был в Малом театре на первом представлении новой комедии А. Н. Островского «Последняя жертва».

Ноябрь 12

В «Русской газете» (№ 89) напечатана рецензия Вл. И. Немировича-Данченко «Последняя жертва»^11* (без подписи).

68 1878 – 1887
Студент Московского университета. Статья о «Бесприданнице» — защита идейной русской драматургии. Осуждение эпигонских пьес В. Крылова, К. Тарновского и др. Критика переводной романтической драмы. Рецензии о дебютах О. О. Садовской и К. Н. Рыбакова. Статьи о М. Н. Ермоловой, Г. Н. Федотовой, М. И. Писареве, П. А. Стрепетовой. Мысли о «Дикарке» Островского. Мечта о народном театре. Открытие памятника А. С. Пушкину. Протест против гнета цензуры. Характеристика М. Г. Савиной. Противопоставление русской сценической школы французской (о Саре Бернар и Гликерии Федотовой). Критика мейнингенцев. Оценка Сальвини и Росси. Статьи о «Талантах и поклонниках» Островского, с «Деле» Сухово-Кобылина. Первые пьесы Немировича-Данченко. Первые рассказы и повести.

1878

Зима

Учится в университете. Шлет театральные корреспонденции в «Петербургский листок».

Лето

Приезжает на студенческие каникулы в Тифлис. Играет в любительском спектакле Жадова («Доходное место» Островского).

Лето – осень

Подписывает контракт с антрепренером театра Ростова-на-Дону — Казанцевой. Готовит одновременно роли Чацкого и Молчалина. Потом меняет принятое решение. «Дважды собирался оставить университет и посвятить себя артистической деятельности. Но сама судьба препятствовала мне». («Автобиография». Избранные письма, стр. 470).

Ноябрь 10

Смотрит первое представление «Бесприданницы» Островского в Малом театре.

Ноябрь 13

В заметках о «Бесприданнице» Н. П. Кичеев и Вл. И. Немирович-Данченко спорят с реакционной критикой. «Новая драма Островского оставляет за собой многое из написанного 69 им до сих пор». («Будильник», № 45. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс^12*).

Ноябрь 20

Напоминает, что в «Бесприданнице» изображена жизнь «общества ничтожного, себялюбивого, развращенного… Почему наша пресса долгом своим считает разыграть роль двуликого Януса каждый раз, когда речь идет о новой пьесе Островского. … Все эти Хариты Игнатьевны, Паратовы, Кнуровы живут и вертятся меж нами. Это — живые люди». («Будильник», № 46. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Ноябрь 27

Упрекает пьесу И. В. Шпажинского «Майорша» в «угоде сцене, грубому эффекту и картинности». («Будильник», № 47. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Декабрь 4

Пишет о пьесе А Трофимова «В золоченой клетке»: «Лучший акт комедии — первый, в котором домашняя обстановка мелкого чиновника обрисована с поразительной реальностью». («Будильник», № 48. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

1879

Январь – декабрь

Вместе с Н. П. Кичеевым ведет отдел «Будильника» — «Сцена и кулисы».

Февраль 12

Из заметок о спектакле Малого театра «На пороге к делу» Н. Я. Соловьева: «Сценки г. Соловьева являются правдивыми и симпатичными в высшей степени, несмотря на некоторую слащавость развязки». («Будильник», № 7. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Март 5

Из отзыва о бенефисе М. Н. Ермоловой в «Уриэле Акосте»: «Играют такую трагедию чуть ли не с 4-х репетиций!» («Будильник», № 10. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

70 Апрель 16

«Когда же, наконец, настанет на Руси время, что и актеры ее будут принадлежать — по праву — к интеллигенции русской». («Будильник», № 15. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Июль

Работает секретарем редакции либеральной газеты «Русский курьер». Печатает в ней рецензии и еженедельные обозрения о драматическом театре.

Август 13, 27

В «Будильнике» (№ 32 и 34) подводит итоги прошедшего сезона в Малом театре.

Сентябрь 8

В «Русском курьере» (№ 10) появляется заметка Немировича-Данченко о дебюте А. А. Плещеева в Малом театре. Подпись — Вл.

Сентябрь 12

В «Русском курьере» (№ 14) — рецензия «Г-жа Никулина в “Майорше”»: «Это — артистка вдохновения и минуты. Она не делает роли». Подпись — Вл.

Сентябрь 17

Критикует организацию дебютов и порядок репетиций в Малом театре: «Вы не знаете, как в Малом театре идут репетиции, назначенные для дебютанта, т. е. репетиции пьес не новых? Дебютант должен вести свою роль вовсю (во весь голос), а г[оспода] артисты, играющие с ним, бурчат свои роли себе под нос, изредка подавая тон (снисходительный тон). Дебютант большей частью не знает до спектакля совсем, как будет вести сцену тот или другой актер». («Будильник», № 37. «Сцена и кулисы». Подпись Никс и Кикс).

Сентябрь 23

Был в Малом театре (дебют О. О. Садовской, исполнявшей роль Евгении в комедии Островского «На бойком месте»).

Сентябрь 26

Из рецензии: «Она [О. О. Садовская] известна московской публике по клубным сценам, на которых играла преимущественно роли комических старух. Игра ее всегда отличалась правдивостью и неподдельным комизмом. … По исполнению она явилась совсем хорошей Евгенией». («Русский курьер», № 28. Подпись — Вл.).

71 Октябрь 12

Пишет об О. О. Садовской в роли Варвары в «Грозе»: «Эта роль, как выражение цельного типа, неудачная в ее репертуаре». («Русский курьер», № 44. Подпись — Вл.).

Октябрь 18

Из впечатлений о Г. Н. Федотовой в роли Катарины («Укрощение строптивой»): «Госпожа Федотова ведет эту роль тонко, реально, с замечательною отделкой деталей». («Русский курьер», № 50. Подпись — Вл.).

Октябрь 19

Из статьи Немировича-Данченко в «Русском курьере»: «Виктор Гюго принадлежит таким о бравом к тем художникам, которые позволяют себе ради эффекта жертвовать правдой.

… “Мария Тюдор” могла иметь большой успех во время романтического направления драмы, но с новым направлением и новыми требованиями она не может иметь успеха». («Русский курьер», № 51. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Октябрь 22

Заметки «Бенефис Живокини» напечатаны в «Будильнике», № 42. Подпись — Кикс.

Октябрь 24

Смотрят в Малом театре трагедию Шекспира «Гамлет» с участием А. П. Ленского (Гамлет) и М. Н. Ермоловой (Офелия). (См. «Русский курьер» от 31 октября 1879 г., № 63. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Октябрь (до 29)

Слушает оперу «Демон» в Большом театре. («Будильник», № 43. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Октябрь 31

Противопоставляет реализм русской национальной драмы мелодраматическим европейским пьесам: «Эти типы [купец-лабазник, армейский офицер старого закала, грубый, необразованный провинциальный чиновник] не вымерли и живут между нами, потому гораздо приятнее увидать на сцене реальное изображение их, чем слушать “раздирательные переводные драмы”». («Русский курьер», № 63. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Пишет о том, что так называемые выигрышные роли портят актеров: «Актер привыкал выезжать на этих [смешных] фразах и бросал работать». (Там же).

72 Ноябрь 2

Был в Малом театре на представлении «Дикарки».

Ноябрь 14

Подробно анализирует «Дикарку», доказывая, что «водевильный исход» «Дикарки» помешал А. Н. Островскому и Н. Я. Соловьеву написать «пьесу идеи». («Русский курьер», № 77. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Был на бенефисе О. А. Правдина в Малом театре.

Ноябрь 26

Рецензия о «Разбойниках» Ф. Шиллера в Артистическом кружке напечатана в «Русском курьере», № 89. Подпись — Вл.

Ноябрь 30

В Малом театре на первом представлении новой пьесы А. Н. Островского «Сердце не камень» (бенефис Н. И. Музиля).

Декабрь 8

Вышла статья Немировича-Данченко о комедии А. Н. Островского «Сердце не камень»: «Как ее приняла публика и кто в этом виноват? — Реальное изображение жизни в комедии. — Поэтическая нитка ее. — Что нового в “темном царстве” подметил А. Н. Островский? — Исполнение пьесы». («Русский курьер», № 101. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Декабрь 15

В обзоре «Драматический театр» пишет о комедии А. И. Сумбатова «Громоотвод»: «Пожелаю кн. А. И. Сумбатову строже относиться к своему труду и следить за тем, что вокруг него делается, не схватывая только внешнее освещение фактов». («Русский курьер», № 108. Подпись — Вл.).

1880

Январь 11

Был в Малом театре на бенефисе Г. Н. Федотовой.

Январь 18

Статья в «Русском курьере» (№ 17) о комедии Шекспира «Много шуму из ничего» на сцене Малого театра. («Драматический театр». Подпись — Вл.).

73 Январь 23

Пишет о том, что М. И. Писарев «замечательно хорош» в пьесе А. Н. Островского «Грех да беда на кого не живет» (театр Солодовникова). («Русский курьер», № 22. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Январь 28

Называет М. И. Писарева лучшим исполнителем репертуара Островского. («Будильник», № 5. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Февраль 4

В «Будильнике» (№ 6) — заметки об оперном театре, а концерте Русского музыкального общества. («Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Февраль 11

«Г[осподин] Хохлов выступил в “Демоне”. Пел он, как и всегда, — хорошо, играл… об игре г. Хохлова действительно лучше не говорить после того, как мы видели в этой же роли г. Корсова». («Будильник», № 7. Подпись — Никс и Кикс).

Слушает чтение А. Ф. Писемского и А. Н. Островского на вечере в Артистическом кружке, устроенном в пользу Грибоедовской премии^13*.

Февраль 15

«Обидно только за вкус нашей театральной массы, которая восторгается пустыми, избитыми эффектами. При существовании народного театра подобного явления не было бы». («Русский курьер», № 45. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Февраль 22

Критикует оформление и костюмы спектакля «Горе от ума» в Малом театре^14*. («Русский курьер», № 51).

Февраль 29

Из впечатлений о бенефисе М. Н. Ермоловой в трагикомедии Шекспира «Мера за меру»: «Талант ее развивается с каждым годом». («Русский курьер», № 58. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

74 Февраль – май

Вместе с Н. П. Кичеевым пишет еженедельные фельетоны об оперных и драматических спектаклях в журнале «Будильник». («Будильник», № 9 – 20).

Март 21

Смотрит в театре Солодовникова «Лес» Островского с участием Андреева-Бурлака (Счастливцев) и Писарева (Несчастливцев). Советует ввести в спектакль новые мизансцены. («Русский курьер», № 78. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Апрель 3

Пишет о дебютах провинциальных актеров на московской сцене: «Если наш театр еще и пользуется хорошею репутацией, то только благодаря артистам, а дирекции решительно все равно, как бы спектакли ни шли». («Русский курьер», № 91. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Апрель 4

«Вопрос — может ли теперь иметь место на сцене “Горькая судьбина”, — мне кажется, должен быть решен в утвердительном смысле. … а наша жизнь вовсе не ушла вперед так далеко, чтобы крепостничество, самодурство и взяточничество казались нам только историческим воспоминанием». («Русский курьер», № 92. «Драматический театр»: «Театр Солодовникова. “Гамлет” и “Доходное место”. — Г[осподин] Чарский. — Бенефис Г[осподина] Писарева: “Горькая судьбина”». Подпись — Вл.).

Июнь 3

Ставит вопрос об изменении системы бенефисов в Малом театре, о недостаточном и неравномерном материальном обеспечении артистов; подводит итоги истекшего театрального сезона. («Русский курьер», № 149. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Июнь 6

Присутствует на открытии памятника А. С. Пушкину.

Июнь

Знакомится с Анной Петровной Керн. Бывает у нее. «Это была милая маленькая старушка». (Из стенограммы репетиции «Бориса Годунова» 14 января 1936 г. Музей МХАТ).

75 Июль 27

Не соглашается с «Петербургской газетой» в оценке труппы Малого театра: «Автор названной заметки имеет очень смутное понятие об амплуа артисток и об артистках, имена которых он упоминает». («Русский курьер», № 202).

Июль 31

Статья в «Русском курьере» (№ 206) о «любителях», об их отношении к профессиональному театру, о значении «срепетовки», правильной раздачи ролей, о режиссере любительского спектакля. Подпись — Вл.

Август 29

Пишет в «Русском курьере» (№ 235) о дебюте К. Н. Рыбакова в Малом театре. («Драматический театр». Подпись — Вл.).

Сентябрь 2

С начала нового сезона возобновляет работу в «Будильнике», вместе с Н. П. Кичеевым ведет отдел «Сцена и кулисы»: «Опять Никс и Кикс вместе? — обрадуется читатель, заглянув в афишу сегодняшнего нумера “Будильник”. Ну, вот и разлюбезное дело! Орудуйте, господа, как вы орудовали и в прошлые годы: не кланяйтесь авторитетам, когда они не заслуживают поклонов, не брезгуйте бедными “посредственностями”, когда и они пробуют в грязь лицом не ударить, — давите без всякого сожаления закулисных пауков и режьте правду-матку, в измене которой до сих пор не удалось уличить вас ни одному газетному брехуну, ни одному непризнанному таланту, ни одному из сильных театрально-чиновничьего мира!» («Будильник», № 35. Подпись — Никс и Кикс).

Сентябрь 5

Приходит в Малый театр, чтобы посмотреть игру К. Н. Рыбакова в роли Василия в «Каширской старине»: «Рыбаков — актер очень талантливый, но еще молодой… в сцене прощания с Марьицей на поле у г[осподина] Рыбакова слышалась в голосе слезливость, нытье — один из существенных его недостатков.

… Г[оспо]жа Ермолова (Марьица) была на этот раз особенно в ударе и играла настолько хорошо, что подобного исполнения ею этой роли я не помню… Но что было в полном смысле слова ужасно плохо — это хор, певший в последнем действии и опять под не имеющий ни малейшего смысла аккомпанемент оркестра». («Русский курьер» от 8 сентября 1880 г., № 244. Подпись — Вл.).

76 Сентябрь 11

«Очевидно, публика отнеслась сочувственно к открытию нового частного театра^15*. Дай бег, чтобы артисты сумели поддержать это хорошее дело, лишенное всяких коммерческих расчетов и начатое с исключительною целью дать Москве театр с образцовым репертуаром, в который не войдут пошлые и банальные переделки К. Тарновского и ему подобных, имеющих такой обширный простор для своей деятельности на казенной сцене. Все, что губит сцену и портит вкус публики, делая театр ареной для зрелищ, должно быть изгнано отсюда совершенно». («Русский курьер», № 247. Подпись — Вл.).

Вечером был в «Театре близ памятника Пушкина» на спектакле «Дикарка» с участием А. Я. Гламы-Мещерской.

Сентябрь 12

«Нужно, чтоб исполнители, пользуясь тою канвой, которую дал автор, вложили очень много жизненности, игры, создавая типические физиономии. При таком условии комедия [“На всякого мудреца довольно простоты”], в которой, в сущности, не много сценического движения, может смотреться с большим интересом». («Русский курьер», № 248. Подпись — Вл.).

Сентябрь 18

«В последнее время общественная жизнь оживилась. Ряд перемен во внутреннем управлении, ряд гуманных нововведений вызвал розовые надежды на хорошее, близкое будущее^16*. Общество энергично и сочувственно откликается на каждый новый шаг, печать говорит смелее, — все, что носит отпечаток самодурства, мелкого эгоизма, самоуправства, принимает гласную форму и вследствие этого сделалось более доступно искоренению». («Русский курьер», № 254. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

77 В этой же статье Немирович-Данченко критикует порядок ведения дела в Малом театре, его репертуар: «Малый театр не потерял еще своего значения только благодаря артистам его, которые спасают пьесы своим единодушием, общим юном, который они строго поддерживают».

Ставит вопрос о взаимоотношениях рецензента и актера: «Что такое рецензент для актера? Это — не “судья” его и тем менее — не враг его. Рецензент — товарищ актера. … Отчего театральный рецензент в большинстве случаев не вызывает доверия со стороны актера? Именно оттого, что на рецензента начали смотреть как на судью, а в число этих “судей” часто попадают люди без всякого на то права. Полнейшее отсутствие знания сцены, ее условий, совершенное отсутствие подготовки делали то, что приговоры этих судей бывали нелепы. И, естественно, вызывали протест со стороны актера, — протест, проявившийся, наконец, в форме совершенного равнодушия актера ко всему тому, что о нем пишут… Всякие личные отношения должны быть забыты, — остаются люди, работающие для одного и того же дела». (Там же).

Сентябрь 21

«Вместо живых лиц на сцене ходят карикатуры, заимствованные из современных сатирических журналов». (Из рецензии о комедии «Успех»^17*, поставленной в бенефис Живокини, в Малом театре. «Русский курьер», № 257. Подпись — Вл.).

Сентябрь 23

Вышла рецензия Немировича-Данченко о спектакле «Эмилия Галотти» Лессинга в «Театре близ памятника Пушкина». («Русский курьер», № 259).

Сентябрь 27

В «Театре близ памятника Пушкина» смотрит «Свадьбу Кречинского» Сухово-Кобылина.

Сентябрь 30

Рецензия о «Свадьбе Кречинского» напечатана в «Русском курьере», № 266. Подпись — Вл.

Октябрь 8

В обзоре «Драматический театр» пишет о том, что драматург 78 Виктор Александров «мало заботится о тесном сближении литературных достоинств со сценическими. … Обвинение должно заключаться… в том, что он ради них [сценических эффектов] жертвует правдой… Тот автор не для искусства работает, который обдумывает сначала эффекты, а потом характеры и столкновения их. Он работает для дешевых аплодисментов. Автор тогда достигнет своей цели, когда он сумеет сделать интересным на сцене то, что литературно, когда его эффекты явятся естественным следствием известного столкновения характеров. Правда и типичность интересных фактов должны соединиться с сценическим движением». («Русский курьер», № 274. Подпись — Вл.).

Октябрь 16

Из статьи о спектаклях Артистического кружка: «Повторяю. Репетиций, больше репетиций, иначе недурное дело будет загублено». («Русский курьер», № 282. Подпись — Вл.).

Октябрь 21

Вышла рецензия Немировича-Данченко о «Борисе Годунове» Пушкина в Малом театре. («Русский курьер», № 287. Подпись — Вл.).

Октябрь 31

В «Театре близ памятника Пушкина» смотрит «Маскарад» Лермонтова с М. И. Писаревым в роли Арбенина.

Ноябрь 3

Не соглашается с тем, что драматурги намеренно сглаживают тяжелое впечатление, производимое жизненной правдой, и доказывает, что цель сценического искусства — «заставить публику полюбить правду, жизнь на сцене.

… Современная критика требует, чтоб автор не ограничивался изложением по образу и подобию знаменитого “протокола” г[осподина] Эмиля Золя; она требует от автора гуманного отношения к жизни, освещения приводимых фактов, требует, чтобы при указании на порок автор не ограничивался холодной, сухой, хотя бы и фотографическою передачей его, а освещал бы эту передачу лучшими идеями своего времени… В пьесах г[осподина] Шпажинского мы встречаем традиции шестидесятых годов — традиции лучшего прошлого нашей литературы». («Русский курьер», № 300. «Драматический театр»: «Новая пьеса И. В. Шпажинского “Как ни быть, лишь бы жить”. — Беглый взгляд на деятельность И. В. Шпажинского вообще». Подпись — Вл.).

79 Ноябрь 6

«Спешу дать читателю отзыв о первом выходе высокоталантливой артистки, а в ушах только и слышится: “Маменька, что вы со мной сделали?”^18* Преследует меня эта фраза и не дает возможности отрешиться от тех мыслей, которые навеяны ею, отказаться от самого себя, чтоб обратиться только в репортера. Сильное, грандиозное впечатление!» («Русский курьер», № 303. «Первый выход Полины Антипьевны Стрепетовой». Подпись — Вл.).

Ноябрь 8

Пишет о недостатках драмы А. Н. Островского и Н. Я. Соловьева «Светит, да не греет», сыгранной в бенефис М. П. Садовского в Малом театре. («Русский курьер», № 305. «Бенефис г[осподина] Садовского (6 ноября)». Подпись — Вл.).

Ноябрь 13

Напечатана статья в «Русском курьере» о драме «Светит, да не греет», поставленной Малым театром и Артистическим кружком; об инсценировке «Иудушки Головлева» на сцене «Театра близ памятника Пушкина». («Русский курьер», № 310. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Ноябрь 14

Был в Малом театре на первом представлении новой пьесы А. Н. Островского «Невольницы» (бенефис Н. И. Музиля).

Ноябрь 17

Из рецензии Немировича-Данченко о «Невольницах»: «Новая пьеса бедна и по мысли, и по содержанию, и по интересу действующих лиц». («Русский курьер», № 314. «Бенефис г[осподина] Музиля». Подпись — Вл.).

Ноябрь

Приезжает в Петербург, чтобы посмотреть в Александринском театре драму А. Н. Островского и Н. Я. Соловьева «Светит, да не греет», вызвавшую полемику между петербургскими и московскими рецензентами.

Декабрь 2

Сравнивает спектакль «Светит, да не греет» в Малом и Александринском театрах. Находится под впечатлением 80 «превосходной игры» М. Г. Савиной в роли Реневой и В. Н. Давыдова в роли Дерюгина. Приходит к выводу, что «Светит, да не греет» сыграли лучше в Петербурге, чем в Москве. Отрицательного отношения к пьесе не меняет. («Русский курьер», № 329. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

«В труппе Малого театра много пробелов, но он тем не менее сильнее всех русских театров и причина его падения не в “силах”, а в той распущенности и тех беспорядках, которые царят в управлении труппой; нет руки, которая бы заправляла делом». (Там же).

Декабрь 5

Пишет, что у П. А. Стрепетовой в «Грозе» в роли Катерины «лишь в одном пятом акте проявилась вся сильно любящая, глубоко страдающая, поэтическая натура светлого явления “в темном царстве”». («Русский курьер», № 332. Подпись — Вл.).

Декабрь 7

Приходит к заключению, что А. И. Сумбатов и во второй своей пьете «Дочь века» стоит на ложной дороге рутинных и шаблонных эффектов. («Русский курьер», № 334. Подпись — Вл.).

Декабрь 13

Критикует пьесу И. В. Шпажинского «В забытой усадьбе», поставленную Малым театром, за «отсутствие простоты и нарушение художественного смысла». («Русский курьер», № 340. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Декабрь 24

Пишет, что пьеса А. И. Пальма «Наш друг Неклюжев» имеет «общественное и воспитательное значение», так как автор «критически относится к общественному пороку»… «В комедии “Старый барин” на двух молодых людях тоже можно усмотреть знамение времени»^19*. («Русский курьер», № 351 «Драматический театр». Подпись — Вл.).

«Займется ли артист одною внешней стороною роли или выразит внутреннюю — и то и другое будет одинаково неудовлетворительно. Полное, органическое сочетание того и другого может дать лицо, выведенное автором». (Там же).

81 1881

Январь 7

Был в «Театре близ памятника Пушкина» на представлении драмы В. Гюго «Анджело» с участием П. А. Стрепетовой. «Роль Тизбы вообще не соответствует складу дарования П. А. Стрепетовой». (Из рецензии в «Русском курьере» от 9 января 1881 г., № 8. Подпись — Вл.).

Январь 22

Пишет, что пьеса А. Потехина «Вакантное место» двадцать два года не допускалась на сцену за то, что в ней критикуются лица, «которые призваны управлять всей губернией». Ставит вопрос о цензурных притеснениях и запретах. Доказывает, что такие пьесы отучат массу от «рабского поклонения власть имущим». «… Разве не лучше заставить массу работать головой, развивать в массе критическое отношение ко всему тому, что ее заставляют делать, чем доводить до пресмыкания… Не лучше ли дать массе сознание ее духовной силы для того, чтобы из нее выходили люди с крепким умом и сильным характером, а не рабы, которым не должно сметь свое суждение иметь?.. Одно желание всеобщего “умиротворения” не может привести к хорошим результатам; необходимо и разумное указание на средства к поднятию нравственного и умственного уровня массы, а цензурные стеснения — одно из средств диаметрально противоположного характера». («Русский курьер», № 21. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Февраль 6

Снова ставит вопрос о цензурных притеснениях, не дающих драматургам возможности работать для сцены «по совести»^20*. «Своими стеснениями цензура много отняла у русского общества талантливых произведений». («Русский курьер», № 36. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Март 6

В «Русском курьере» (№ 63) критикует постановку «Месяца в деревне» Тургенева в Малом театре: «Несмотря на купюры, комедия смотрелась в Малом театре утомительно. Но это происходило вовсе не от того, что она мало сценична. В узком смысле слова сценичности, редкая хорошая пьеса имеет это достоинство. Сценичны пьесы Виктора Александрова, 82 Тарновского, Николая Потехина, Дьяченко и большинства их подражателей, но какую роль играют эти пьесы в репертуаре русского театра? … Но в ней [комедии “Месяц в деревне”] нет решительно ничего, чтобы могло придать ей долю общественного интереса. Все развитие комедии посвящено фабуле и даже в деталях мало окраски общественной жизни пятидесятых годов.

… В большинстве случаев артисты Малого театра не разговаривают на сцене, а более или менее хорошо читают». («Драматический театр». Подпись — Вл.).

Апрель 30

В «Театре близ памятника Пушкина» смотрит «Свои люди сочтемся» А. Н. Островского в первоначальной (доцензурной) редакции пьесы. На спектакле присутствует автор.

Май 2

Из статьи о П. А. Стрепетовой в роли Марьи Андреевны («Бедная невеста» А. Н. Островского): «Артистка, безусловно, пренебрегает всякой аффектировкой: ее лицо искажается некрасиво, в ее голосе слышатся резкие надтреснутые ноты, в ее жестах нет ни малейшего расчета на красоту: перед вами голая правда во всех ее ужасных подробностях и вы начинаете страдать вместе с Марьей Андреевной и глубоко ненавидеть пошляка Мерича». («Русский курьер», № 118. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Май 4

В рецензии о бенефисе В. Н. Андреева-Бурлака сопоставляет две редакции пьесы А. Н. Островского «Свои люди сочтемся», первоначальную и измененную цензурой: «По первоначальной редакции пьеса заканчивается обращением Подхалюзина к публике, в котором он заявляет, что открывается магазин, куда и приглашает почтеннейшую публику. Несмотря на оригинальность такого финала, он нисколько не противоречит истине. Художник в последний раз дотронулся кистью до фигуры Подхалюзина, и подленькая, бездушная личность бывшего приказчика сделалась от этого последнего штриха полнее и правдивее». («Русский курьер», № 120. «Театр и музыка». Подпись — Вл.).

Май 15

Пишет о М. Г. Савиной в «Дикарке» Островского: «Эта артистка незаменима в ролях только легкой комедии и драмы, но отнюдь не имеет в своем даровании элементов, необходимых для создания сильных характеров». («Русский курьер», № 131. Подпись — Вл.).

83 Май 26

«Борис по Пушкину и по Толстому» — такова тема очередного обозрения Немировича-Данченко в «Русском курьере»: «Я не ошибусь, если скажу, что у Толстого личность Бориса анализируется с более широкой точки зрения, чем у Пушкина. Я не говорю ни о стиле стиха, ни о силе речи и вообще тех чисто литературных достоинствах, в которых трагедия Толстого не может сравниваться с трагедией Пушкина, я только говорю о той исторической точке зрения, которую избрал Толстой. Пушкин все свое внимание обратил на борьбу страстей в Борисе, возводящую царя до героя трагедии… У Толстого он твердо говорит, что совесть его не отягчена преступлением. Оно искупается его заботами о государстве». («Русский курьер», № 142. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Июнь 18, 19

Напечатан первый рассказ Вл. И. Немировича-Данченко «Драма на почтовой станции». («Русский курьер», № 165, 166. Подпись — В. Н.).

Июнь 26

В связи с гастролями М. Г. Савиной в московском «Эрмитаже» пишет: «Но нельзя же опираться на мнение той части публики, которая предпочитает грубую игру тонкому, художественному исполнению. Такая часть публики долго еще будет составлять большинство и не в одной Москве, а хотя бы и в том же Петербурге…» («Русский курьер», № 172. Подпись — Вл.).

Июль 24

Не принимает натуралистической манеры чтения Андреева-Бурлака (Андреев-Бурлак читал «Записки сумасшедшего» Гоголя). «При самом бесподобном исполнении перед вами будет сумасшедший, доведенный до исступления… Это — искусство?» («Русский курьер», № 201. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Сентябрь – ноябрь

В связи с тем, что издание «Русского курьера» на несколько месяцев приостановлено цензурой, поступает на службу в отделение Тульского земельного банка.

Пишет свою первую комедию «Шиповник».

Осень

Из письма Немировича-Данченко к Южину: «Ленский о тебе отзывается прекрасно. Беседовал я о тебе с Мар[ией] Ник[олаевной] Ермоловой. Она тоже отзывается о тебе 84 хорошо^21*; но предполагает, что ты гораздо лучше в характерных молодых людях, чем в героических». (Архив А. И. Южина (Сумбатова). Центральный гос. архив литературы и искусства СССР^22*, фонд 878).

Октябрь 1

Был в Малом театре на представлении пьесы А. И. Сумбатова-Южина «Листья шелестят».

Ноябрь (конец)

Смотрит спектакли с участием французской актрисы Сары Бернар: «Дама с камелиями», «Фру-Фру» и «Адриенна Лекуврер». (См. рецензию «Гастроли Сары Бернар», «Русский курьер» от 2 декабря 1881 г., № 211. Подпись — Вл.).

Декабрь 3

Снова пишет о гастролях Сары Бернар: «Одни восторгаются артисткою до того, что называют ее последним словом сценического искусства; другие считают ее одною из зауряднейших актрис, бьющих на эффект, часто ходульных и не заслуживающих внимания». («Русский курьер», № 212).

Декабрь 9

«Но может быть г[оспо]жа Сара Бернар принадлежит именно к числу тех артистов, которые щеголяют только техникой, как Росси? Тысячу раз нет… Надо принять во внимание, что она французская артистка… Мы требуем от артиста простоты и реальности изображения, но в известных пределах, которые мы называем пределами художественности, и потому говор на распев и рисовка, не свойственные нам в жизни, для нас кажутся неестественными. Но мерить г[оспо]жу Сару Бернар на свой аршин мы не имеем права, иначе мы никогда не скажем правды». («Русский курьер», № 218. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Декабрь 12

«Теперь если автор подумает обратиться к мужику, он или ударится в нелепую сентиментальность, или застрянет с своей рукописью в цензурном шкафу». (Из статьи о пьесе П. П. Гнедича «На хуторе». «Русский курьер», № 221. Подпись — Вл.).

85 Декабрь 19

Напечатана рецензия о «Бешеных деньгах» А. Н. Островского в «Театре близ памятника Пушкина». («Русский курьер», № 228. Подпись — Вл.).

Вечером в Малом театре смотрит премьеру «Талантов и поклонников» А. Н. Островского. «Наконец-то хорошая пьеса!.. Она лучше “Невольниц”, лучше “Сердца не камень”». (Из рецензии «Бенефис г[осподина] Музиля». «Русский курьер» от 21 декабря 1881 г., № 230. Подпись — Вл.).

Декабрь (после 20)

Сравнивая Сару Бернар с Г. Н. Федотовой, пишет о сценическом перевоплощении Г. Н. Федотовой: в четырех ролях — «четыре Федотовы». («Будильник», № 49. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс).

Декабрь 23

Опубликована большая статья (два газетных подвала) о «Талантах и поклонниках» на сцене Малого театра. («Русский курьер», № 232. Подпись — Вл.).

1882

Январь 5

Вышла рецензия о «Наследниках Рабурдена» Э. Золя. («Русский курьер», № 4. Подпись — Вл.).

Январь 6

«Наша буржуазия всегда смотрела и всегда будет смотреть на театр как на дорогое удовольствие, которое можно доставить детям два раза в год, а именно — в большие праздники». («Русский курьер», № 5. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Январь 11

Из статьи о пьесе А. Н. Островского «Таланты и поклонники»: «Падение культа чистого искусства, разврат — как неизменный спутник современного “таланта” и победа золота над всем: над любовью, разумом, дружбой, честью, — вот основная, скорбная идея новой комедии А. Н. Островского». («Будильник», № 2. «Сцена и кулисы». Подпись — Никс и Кикс)

86 Январь 13

Из статьи о М. Т. Иванове-Козельском в роли Гамлета: «В продолжение всей трагедии он является человеком, а не героем. В самых патетических местах он удивительно прост. … К сожалению… в игре его видно гораздо больше внимания к каждой мелочи, чем к общей целостности изображения, отчего его Гамлет напоминает мозаику без общей гармонии красок». («Русский курьер», № 12. «Гамлет» на «Пушкинской сцене». Подпись — Вл.).

Февраль 3

Пишет о том, что запрещение спектаклей на два месяца из-за поста лишает артистов провинциальных театров куска хлеба. («Русский курьер», № 33. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

«Драматическая цензура донельзя стесняет драматическую литературу, которая является поэтому не только не удовлетворяющею требованиям читающей массы, но и не дающею никакого материала для работы артистам… Лучшие драматические писатели, как А. Потехин, не пишут для сцены, не имея возможности ни проводить в них [в пьесах] своих любимых идей, ни знакомить публику с интересными образами, ни вообще воспитывать ее… Артисты разменивают свое дарование на мелкую монету в ожидании тех условий, при которых они имели бы возможность воспитывать публику, а не оставаться ее игрушкой…». (Там же).

Март 3

В статье «Театральный вопрос» говорит о падении антрепризы в провинции и предлагает актерам объединяться в коллективные товарищества. «Для [антрепренера] его материальные интересы занимают первое место». («Русский курьер», № 60. Подпись — Вл.).

Апрель 4

Смотрит в Малом театре «Дело» Сухово-Кобылина, названное по требованию цензуры «Отжитое время».

Апрель 6

В статье о «Деле» Сухово-Кобылина пишет: «Как систематично и безапелляционно хоронила цензура от общества лучшие моменты для развития в нем сознания окружающего зла и критического отношения к действиям власть имущих. Как незаслуженно убивала она деятельность людей, подобных г[осподину] Сухово-Кобылину?

… [Пьеса] несомненно заслуживает внимания по правдивости в положениях и характерах, логичности в последовательности 87 и реальной, без малейшей идеализации, постановке вопроса…». («Русский курьер», № 92. «Малый театр. “Отжитое время”, драма Сухово-Кобылина». Подпись — Вл.).

Апрель 8

Заметка о Т. Сальвини в роли Отелло: «Вчера, 7 апреля, в Большом театре состоялось первое представление Т. Сальвини… Исполнение Отелло можно поистине назвать гениальным. Дальше этой границы, не отличающей игры от жизни, вряд ли может идти сценическое искусство». («Русский курьер», № 94. Подпись — Вл.).

Апрель 10

Сравнивает итальянских трагиков Росси и Сальвини: Росси «не пренебрегает картинностью положений, придуманным эффектом, хотя бы этот эффект и не являлся прямым следствием предыдущих обстоятельств. Проще сказать — для г[осподина] Росси правда в игре не составляет первого условия.

… В продолжение всех пяти актов он [Сальвини] ни на одно мгновение не переставал быть Отелло, ни на одну минуту не позволял зрителю помнить об актере, играющем на сцене». («Русский курьер», № 96. «Представления Т. Сальвини. “Отелло”». Подпись — Вл.).

Апрель 11

Статья о Сальвини в роли Гамлета: «Большей частью актеры придают ей [сцене с Офелией] презрительный тон. Сальвини же относится к Офелии с глубоким сожалением». («Русский курьер», № 97. «Гамлет». Подпись — Вл.).

Апрель 14

«Простота в игре Сальвини, составляя именно естественность разговорной речи и непринужденность всех приемов, в то же время не нарушает яркости красок». («Русский курьер», № 100. «Драматический театр». Подпись — Вл.).

Май 9, 11, 15, 19

Напечатаны четыре рецензии в «Русском курьере» (№ 125, 127, 131, 135) о спектаклях с участием П. А. Стрепетовой.

Июнь 9

Заметка о дебюте г-жи Кланг в немецком театре («Разбойники» Шиллера): «Она обладает довольно эффектной внешностью для героини трагедии, но в высшей степени заражена недостатками немецкой декламаторской школы и 88 потому на зрителя, замечающего уже в драматическом искусстве движение в пользу реализма, производит не особенно хорошее впечатление». («Русский курьер», № 156. Подпись — Вл.).

Осень

Приходит в Малый театр, чтобы встретиться там с Г. Н. Федотовой и выслушать «приговор» своей первой пьесе «Шиповник».

Сентябрь 10

Пишет о спектаклях с участием М. Т. Иванова-Козельского: «Сколько нервной силы! Сколько простоты и уменья не быть скучным! Ведь у нас, ты знаешь, актер вообще или фальшивит, или перепростит уж до того, что спать хочется. Меры он не знает!» («Будильник», № 36. «Первый выход г. Иванова-Козельского в “Русском театре”». Подпись — Владь.).

Октябрь 3, 10, 17

«Шиповник» — сцены в трех действиях — напечатан в журнале «Будильник» (№ 39, 40, 41). Подпись — Владимир Иванов.

Октябрь 5

Первое представление пьесы Немировича-Данченко «Шиповник» в Малом театре. В спектакле заняты: Г. Н. Федотова — Золотницкая; М. П. Садовский — Золотницкий; И. В. Самарин — Недомеков; М. А. Решимов — Братчик; Н. И. Музиль — Пустоглазов; С. П. Акимова — Скипидарова; И. П. Уманец-Райская — Любимова; П. Я. Рябов — конторщик.

Октябрь 7

В «Русском курьере» (№ 276) появилась рецензия о спектакле «Шиповник», осуждающая пьесу. («Театр и музыка». Без подписи).

Декабрь 16

В последний раз в 1882 году выходит газета «Русский курьер». Издание газеты приостанавливается на три месяца.

Декабрь 17

Премьера новой комедии Немировича-Данченко «Наши американцы» в Малом театре.

Декабрь 27

Рецензия о спектакле Малого театра «Наши американцы» в «Русских ведомостях».

89 Декабрь (конец)

Посылает письмо М. Г. Савиной и А. А. Потехину по поводу постановки «Наших американцев» в Александринском театре, сообщает о «полууспехе» пьесы в Малом театре. («Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 460).

1883

Январь – февраль

Спрашивает Н. Ф. Сазонова: «Как вы думаете, могу ли я рассчитывать на постановку “Американцев” в Петербурге». Сообщает о желательном для него распределении ролей. (Из письма к Н. Ф. Сазонову. Там же, стр. 460).

Февраль 16

Сыграл в Туле в большом зале Дворянского собрания роль Золотницкого в своей комедии «Шиповник». (В спектакле принимали участие А. И. Южин, И. П. Уманец-Райская и другие актеры Малого театра).

Февраль

Придумывает шуточные, характеристики московским актерам. (См. «Будильник», № 7. Подпись — Владь).

Март (начало)

В связи с возвращением Ленского в Малый театр пишет: «А. П. Ленский стал одним из лучших артистов труппы». («Будильник», № 9. «Из театрального дневника». Подпись — Владь).

Март 17

Выходит первый номер «Русского курьера», но Немирович-Данченко уже больше не сотрудничает в этой газете. Театральный отдел переходит к Петру Кичееву. Много лет спустя Немирович-Данченко рассказывал, что издатель газеты купец Ланин «резко переменил курс и создавшие газету один за другим бросили ее». (Из воспоминаний о В. А. Гиляровском. Рукопись, помеченная 5 ноября 1928 г. Архив Н-Д, № 7311).

Весна

Приносит свою пьесу «Темный бор» М. Н. Ермоловой, впервые знакомится с ней. «Как сейчас вижу Ермолову, сконфуженную какую-то, точно всегда извиняющуюся за то, что у нее есть свое мнение. Она говорила, что в пьесе очень многое понравилось, если она поспорит, то с какими-нибудь частностями… играть будет с удовольствием». (Из лекции 90 Немировича-Данченко о М. Н. Ермоловой. Стенограмма. Архив Н-Д).

Июль – август

Находится в Ярцеве, Смоленской губернии, на фабрике Хлудова и продолжает там работу над пьесой «Темный бор».

Август (начало)

«Сколько мне известно, постановка этой пьесы [“Наши американцы”] интересует Савину и отчасти Сазонова. … из Ваших писем я заключаю, что Вы не относитесь к моей пьесе враждебно и ничего не имеете против ее постановки»^23*. (Из письма к А. А. Потехину^24*. «Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 461).

Август 7

Очерк Немировича-Данченко «На развалинах дворянства» опубликован в «Русском курьере», № 142. Эпиграф: «Мы лучше наших пращуров. Но лучше не сами по себе, а потому, что мы отцы детей наших, которые несомненно будут лучше и наших пращуров, и нас» (Щедрин).

1884

Январь

В «Будильнике» (№ 2) напечатаны шуточные «Воспоминания о театральных деятелях 1883 года». Подпись — Кикс.

Март (начало)

В журнале «Радуга», № 1, помещен рассказ «Картина Ольги Саджинской». Подпись — Вл. Немирович-Данченко.

Март – май

В журнале «Радуга» (№ 5, 6, 7, 10, 11, 12) выходит повесть Немировича-Данченко «Банкоброшница (Из жизни на фабрике)».

Май 17, 24

Фельетон Немировича-Данченко «Петруччио и Катарина» напечатан в журнале «Развлечение» (№ 19 и 20).

Июль 5 – сентябрь 27

Повесть Немировича-Данченко «Фарфоровая куколка» печатается в журнале «Развлечение» (№ 26 – 38).

91 Ноябрь 5

Драма Немировича-Данченко «Темный бор» дозволена к представлению цензурой.

Ноябрь (до 21)

Присутствует на репетициях своей драмы «Темный бор» в Малом театре. «Отношение к моей пьесе как артистов, так и начальства было безукоризненно. Начальство не отказывало ни в каких расходах: сделали роскошную декорацию бора, прекрасный павильон в 3-м акте и т. д. Актеры целые дни толковали, советовались, предлагали друг другу разные детали и вообще отнеслись к пьесе с большим возбуждением». (Из письма к А. А. Потехину от 24 ноября 1884 г. «Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 462).

Ноябрь 21

Первое представление драмы «Темный бор» в бенефис актера Малого театра Н. Е. Вильде.

Ноябрь 24

Рецензия о спектакле «Темный бор» в «Русских ведомостях» (№ 326): «Драма г[осподина] Немировича-Данченко отличается серьезными литературными достоинствами. В ней есть наблюдательность; характеры и быт действующих лиц обрисованы довольно рельефно. Драма полна движения… В драму введено несколько совершенно ненужных лиц… Эти вводные лица в 3-м акте без всякой надобности ведут какие-то мало интересные разговоры о несвоевременности отмены крепостного права, о правах дворянства, о земстве…». (Подпись — Я. Г.).

Пишет письмо А. А. Потехину по поводу «Темного бора»: «В последней сцене драмы Ермолова производит огромное впечатление: публика встает с места… Кроме Ермоловой особенно хорошим исполнением отличались Ленский (учитель), Садовская (бедная помещица) и Садовский (сын ее). Остальные роли играли: Вильде (Мамадышев), Уманец-Райская (дочь бедной помещицы), Южин (инженер), Медведева (гостья), Музиль (посаженый отец), Васильева (лавочница) и Макшеев (шут)^25*. … Южин даже вызывал аплодисменты за монологи». («Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 462).

Ноябрь 29

Посылает в Александринский театр сокращенный экземпляр пьесы «Темный бор».

92 1885

Январь 21

В Русском драматическом театре в бенефис С. П. Волгиной идет драма в пяти действиях «Банкрот во Франции», «переделанная для русской сцены г. Вл.». (Программа спектакля и литографское издание пьесы хранятся в Архиве Н-Д).

Март 28 – 29

Выступает с открытым письмом «По поводу “Юлия Цезаря” у мейнингенцев» («Театр и жизнь», № 89), упрекает актеров и режиссеров Мейнингенского театра в идеализации характеров, несовместимой с реализмом, в том, что они неправильно передают «внутренний смысл этой наиболее величественной трагедии Шекспира. … Благодаря богатству внешних красот мейнингенцы сумели дать поистине широкую картину римской жизни. Но и только. … Картины, группы, громы и молнии — все это бесподобно, а ни один характер не выдержан…

… Если бы на исполнение мейнингенского труппою “Юлия Цезаря” Москва взглянула, как на превосходную внешнюю передачу тех сценических красот, которыми богата трагедия, то я бы не просил вас о напечатании моего письма, но, к сожалению, Москва афиширует эту труппу, как такую, которая цельно и необыкновенно точно передает бессмертное творение Шекспира».

Лето

Переделывает вместе с А. И. Сумбатовым-Южиным его пьесу «Громоотвод» в драму «Соколы и вороны».

Сентябрь

В журнале «Наблюдатель» (№ 9) опубликована драма «Темный бор» (стр. 1 – 80).

Сентябрь 6

Премьера «Темного бора» в Александринском театре.

Сентябрь 8

Рецензия о «Темном боре» в «С.-П. ведомостях» (№ 246).

Октябрь 27

Отрицательный отзыв о «Темном боре» в «Русских ведомостях» (№ 296). («Петербургские наброски». Подпись — Буква).

93 Ноябрь 8

В бенефис актера П. Ф. Солонина в театре Корша была поставлена пьеса «Соколы и вороны» А. Сумбатова-Южина и Вл. Немировича-Данченко.

Ноябрь 12

Рецензия о пьесе и спектакле «Соколы и вороны» в «Русских ведомостях» (№ 312). (Без подписи).

1886

Январь 23, 30

Первые главы повести Немировича-Данченко «Карасюк» (памяти Ивана Сергеевича Тургенева) напечатаны в журнале «Развлечение» (№ 3 – 4).

Май 13

Написал рассказ для журнала «Эпоха»^26*. Первоначальное название «Dolce far niente»^27*. Договорился с издателем Метцелем об издании пяти своих произведений отдельной книжкой: «Идеалы любви» (с измененным названием), «Карасюк», «Dolce far niente», «Фарфоровая куколка» и маленький очерк, давно напечатанный, «У развалин монастыря». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Май

«Последние дни мая меня объявили женихом и протаивали Екатер[ину] Николаевну». (Там же).

Июнь (до 19)

В письме к А. И. Южину: «Ты пишешь, отрывок “Карасюка” написан мертво. Из этого отрывка более ста строк вырвано цензурой. Следующая глава задержана вовсе — вот уже два номера прошло — не выходит. Будет мертво». (Там же).

Июнь

Живет в Алтуфьеве. «Пишу пьесу^28*. … Свадьба моя — около 25 августа». (Там же).

Июнь 26

В «Развлечении» (№ 24) вышла последняя глава повести «Карасюк».

94 Август 17

День свадьбы.

Август – сентябрь

Живет в Петербурге.

Сентябрь 5

В «Русских ведомостях» (№ 243) напечатана статья об оперном спектакле «Руслан и Людмила» в Мариинском театре. Подпись — Вл.

Сентябрь (после 5)

Из письма к Южину: «Мы целые дни неразлучны и никуда не рвемся. Веселая, живая, умница, она^29* удивительно поддерживает мою бодрость». (Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Сентябрь 13

Из резолюции Литературно-театрального комитета о пьесе Немировича-Данченко «Без положения»: «Не принимается к представлению на сцене императорских театров. 13 сентября 1886 г.».

Ноябрь 20

В «Новостях дня» (№ 320) напечатана статья о новой комедии Немировича-Данченко «Лихая сила»^30*, поставленной в театре Корша в бенефис Н. П. Рощина-Инсарова.

Ноябрь 23

В «Новостях дня» (№ 323) появилось следующее опровержение: «По поводу слухов, что новая пьеса Немировича-Данченко “Лихая сила” переделана автором из его же пьесы “Без любви”^31*, которая будто бы не одобрена Литературно-театральным комитетом, нас просят сообщить, что комедия “Без любви” никогда не появлялась в свет, так как она была запрещена к представлению драматическою цензурою».

Ноябрь 26

Из рецензии о «Лихой силе»: «Новое произведение выделяется тем, что затрагивает совершенно иной, менее разработанный мир нашего интеллигентного богатого купечества. Действие комедии, как объясняет сам автор, происходит на большой фабрике.

95 … Положения действующих лиц в двух первых действиях полны неподдельной правды, естественности и жизни.

… Начиная с 3-го акта… выступают псевдодраматические положения, мертвые фразы, мелодраматические сцены. 4-й акт — сцена, когда Суворич собирается покончить жизнь самоубийством, — искусственность и деланность.

… Удивляешься, как автор, по-видимому решившийся (два первых действия) быть оригинальным и новым, мог ввести этот обветшалый драматический атрибут в свое произведение, очень интересное и правдивое по завязке». («Русский курьер», № 326).

1887

Январь

Рассказ Немировича-Данченко «Упрямый ребенок» напечатан в первом номере журнала «Радуга».

Июль

«Мы ездили верст за 45 к соседям, где в большом ремесленном училище ставился спектакль в пользу его. Я был режиссером. Играли “Соколы и вороны”, работали, как пара добрых волов. Фурор был полный. Приезжали к спектаклю за 65 верст, платили по 2 р. за то, чтоб стоять. Пьеса шла гладко, а в некоторых ролях даже артистически. … Я играл Тюрянинова^32* отлично. … Я… хотел отбить горлышко шампанского и порезал себе руки, а потом окровавленный играл “Несчастье особого рода” (с Котей^33* в главной роли)». (Из письма Немировича-Данченко к Южину от 31 июля 1887 г. Избранные письма, стр. 50 – 51).

Лето

Пишет новую комедию «Счастливец».

Сентябрь 26

В письме к А. П. Ленскому анализирует роль художника Богучарова в комедии «Счастливец». (См. Избранные письма, стр. 52).

Октябрь (до 23)

Участвует в репетициях «Счастливца» на сцене Александринского театра. «Ал[ексей] Антип[ович] [Потехин] дает мне carte blanche^34* не только на выбор, но и на заказ 96 новых декораций, предлагает ставить пьесу, как мне угодно… Воспользуюсь». (Из письма к Южину).

И в другом письме к Южину: «Савина не присутствовала, ибо она больна. Завтра она опять не будет. По этому случаю я сегодня первый и третий акт ставил четыре часа, а завтра эти два акта буду ставить пять часов». (Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Октябрь 23

Премьера «Счастливца» в Александринском театре с участием М. Г. Савиной, К. А. Варламова, В. П. Далматова.

Октябрь 27

Премьера «Счастливца» в Малом театре с участием Н. М. Медведевой, Г. Н. Федотовой, Н. А. Никулиной, А. И. Южина и К. Н. Рыбакова.

Октябрь 31

Статья о «Счастливце» в «Русских ведомостях» (№ 300): «После хорошо написанного и прекрасно исполненного второго акта автор вместе с исполнителями был неоднократно вызван. … После же четвертого… публика оставалась холодною…» (Подпись — Н. Г.).

97 1888 – 1898
Знакомство с А. П. Чеховым. «Последняя воля» Вл. И. Немировича-Данченко в Малом и Александринском театрах. Оценка «Иванова» и «Лешего» Чехова. Статьи о «Медведе» и «Дуэли» Чехова. Начало режиссерской работы — участие в постановке своих пьес («Новое дело», «Золото», «Цена жизни»). Режиссерские указания к «Новому делу». Роман «На литературных хлебах». Встреча с П. И. Чайковским. Статья о «Плодах просвещения», поставленных К. С. Станиславским. Театральный педагог. Оперное либретто «Алеко». Рассказы и очерки Вл. И. Немировича-Данченко. Романы и повести «Драма за сценой», «В степи», «Губернаторская ревизия». На первом Всероссийском съезде сценических деятелей. Проекты упорядочения дела в Малом театре — докладные записки Пчельникову. Встреча с К. С. Станиславским. Основание Московского Художественного общедоступного театра. Роман «Пекло». Работа с И. М. Москвиным над ролью царя Федора. Режиссура «Чайки».

1888

Год знакомства с А. П. Чеховым: «Я вспоминаю о Чехове неотрывно от той или другой полосы моих личных, писательских или театральных переживаний. Мы жили одной эпохой, встречали одинаковых людей, одинаково воспринимали окружающую жизнь, тянулись к схожим мечтам, и потому понятно, что новые краски, новые ритмы, новые слова, которые находил для своих рассказов и повестей Чехов, волновали меня с особенной остротой. Мы как будто пользовались одним и тем же жизненным материалом и для одних и тех же целей, потому, может быть, я влюбленно схватывал его поэзию, его лирику, его неожиданную правду, — неожиданную правду!

И затем нас одинаково не удовлетворял старый театр. Меня острее, потому что я больше отдавался театру, его — глубже, потому что он страдал от него, страдал самыми больными писательскими переживаниями непонятости, разочарованности, сдавленной оскорбленности.

Вот почему воспоминания о Чехове скрещиваются во мне с воспоминаниями о тех моих собственных путях, которые вели к рождению Московского Художественного театра…». (Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, «Academia», 1936, стр. 2).

98 Январь – февраль

В художественно-литературном журнале «Россия» (№ 1 – 7) печатается «Мой маленький роман». Подпись — Вл. И. Немирович-Данченко.

Май – июль

На гастролях в Киеве, Курске, Харькове, Одессе, Тифлисе Г. Н. Федотова играет в пьесе Немировича-Данченко «Счастливец».

Лето

Работает над новой пьесой «Последняя воля».

Сентябрь

Читает пьесу в Литературно-театральном комитете, после чего вносит в нее изменения.

Октябрь 26

В «Русских ведомостях» (№ 295) напечатана статья Немировича-Данченко о драме И. В. Шпажинского «В старые годы» (без подписи)^35*: «Сценическое представление, в котором двадцатые годы, восковые свечи, крепостные и т. д. — являются только декорацией, намалеванной без всякой внутренней необходимости… Весь мрак своеволия, возмутительно несправедливых привилегий богатого перед бедным — все это исчезло и осталась одна розовая дымка».

Октябрь 28

Из статьи Немировича-Данченко о гастролях Е. Н. Горевой: «Перед нами была только актриса с шаблонными приемами провинциальной премьерши, опытная и знающая, какое место в роли должно вызвать аплодисменты… Школы нет». («Русские ведомости», № 297. Без подписи).

Ноябрь 6

«Русские ведомости» (№ 306) сообщили о том, что Г. Н. Федотова выбрала «Последнюю волю» Немировича-Данченко для своего бенефиса.

В письме к Чехову: «Милейший Антон Павлович! Завтрашний вечерок у нас расстроился. Позвольте в другой раз рассчитывать на Вас. Как я вижу, Вас надо силой приручать. Как же! Мы с Вами проговорили с час, и Вы спрятали 99 от меня, что написали еще пьеску “Лебединая песня”… Лучше вместо того, чтобы посвящать ее “тому, кто попросит”, устройте ее в Малый театр. Если Вы сами не любите предлагать себя, дайте мне экземпляр. Я познакомлю с нею и сведу Вас с кем нужно». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 91).

Ноябрь (до 18)

В письме к Южину: «“Софью”^36* заворачиваю в бумагу и отсылаю Черневскому^37* от твоего имени. Прочел внимательно. Давно не запомню ничего бездарнее. Крылов не только не обдумывал и не переживал, он даже просто не уяснил себе событий!..». (Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Ноябрь 18

Критикует историческую драму «Правительница Софья» в «Русских ведомостях» (№ 318) за то, что авторы игнорируют «народные смуты», «стрелецкий бунт с знаменитым Хованским» и интересуются лишь падением Софьи. (Статья без подписи).

Ноябрь – декабрь

Приглашает Чехова «потолковать» о делах Общества драматических писателей.

Ноябрь

За две недели до репетиций «Последней воли» наметил мизансцены спектакля и сообщил их режиссеру Александринского театра Ф. А. Федорову (Юрковскому).

Декабрь 7

Премьера «Последней воли» в Малом театре (бенефис Н. И. Музиля).

Декабрь 10

Рецензия о пьесе Немировича-Данченко «Последняя воля» в «Русских ведомостях» (№ 340): «Пьеса имела успех благодаря художественной игре исполнителей и тому материалу, который представлен в их распоряжение автором. Это — не комедия интриги (весьма несложной), а комедия характеров по преимуществу». (Без подписи).

Декабрь

Статьи в «Русском курьере», «Новостях дня», «Неделе», «Еженедельном обозрении» о «Последней воле» в Малом театре.

100 Декабрь (конец)

Получил письмо от М. Г. Савиной о репетициях «Последней воли» в Александринском театре.

Декабрь 30

«По-моему, “Иванов” имел еще успех. Его загубило любимое Вами здание в Богословском переулке»^38*. (Из письма к А. П. Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 92).

1889

Январь 1

Встречается с А. П. Чеховым.

Январь 2

Из статьи Немировича-Данченко о трагедии «В Шильонском замке» А. Ф. Федотова: «В эту эпоху, отмеченную в истории энергичным проявлением народной самостоятельности, в разных местах Германии и Швейцарии появлялись мощные фигуры борцов за религиозную и политическую свободу. Художественное увлечение кем-нибудь из таких народных героев вполне понятно, и трагедия из такой эпохи должна была бы возбудить большой интерес… если бы в ней чувствовалось истинное идейное одушевление, а не простое стремление написать так называемую “костюмную пьесу”». («Русские ведомости», № 2. Без подписи).

Выезжает в Петербург в связи с постановкой «Последней воли» в Александринском театре. «Пробуду там до 10-го, если пьеса моя шлепнется, и гораздо дольше, если она будет иметь успех». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 92).

Январь 3 – 6

Принимает участие в репетициях «Последней воли» в Александринском театре.

Смотрит «Татьяну Репину» А. С. Суворина с участием М. Г. Савиной. «Пьеса не нравится нам». (Из письма к Южину. Избранные письма, стр. 55).

Январь 6^39*

Из Петербурга пишет Южину: «В Александринском театре 101 при всем том искусство не живет, а так, изредка является погостить, чисто как у Корша, только с более крупными силами. Пьес ставят неимоверно много. Одна другую давят. Репетиции делают так: в 10 ¹/₂ “Последняя воля”, а в 2 — “Ульяна Вяземская”, — не угодно ли?» (Там же, стр. 55 – 56).

Январь 11

Премьера «Последней воля» в Александринском театре в бенефис М. Г. Савиной.

Январь 12

После премьеры Немирович-Данченко пишет Южину: «Сами мы не можем ясно разобраться во вчерашнем спектакле… Савина бесподобно дала лицо. Были поистине блестящие подробности… были у нее места, приводившие меня в восторг, хотя и совершенно неожиданные для меня… Варламов говорил десятки монологов, принадлежащих, вероятно, всем авторам… Давыдов хорош. Далеко до Рыбакова, но хорош… При всем том, я бы больше желал ставить пьесу не в бенефис Савиной, так как вчера я был на двадцатом плане с моей пьесой»^40*. (Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Январь 19

Немирович-Данченко критикует пьесу А. С. Суворина «Татьяна Репина» за ее реакционную тенденциозность. Подробно описывает игру М. Н. Ермоловой в роли Татьяны Репиной. («Русские ведомости», № 19. Без подписи).

Январь

«Последнюю волю» играют в театрах Казани, Ярославля, Владимира.

Март 6

Из статьи «Товарищество актеров»: «Театральное дело в провинции вступило в новый фазис. Характернейшей чертой этой новизны является идея артистической ассоциации… До тех пор, пока не исчезнет совершенно устаревшее бродяжничество актера из города в город… до тех пор немыслим подъем драматического искусства в провинции». («Русские ведомости», № 64. Подпись — Н. Д.).

102 Март 13

Заходит Чехов, не застает дома и оставляет оттиск своей пьесы «Иванов»^41* с надписью: «Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко от уважающего автора». (Музей МХАТ).

Март 16

Пишет письмо Чехову: «Досадно мне было вот как, Антон Павлович, что Вы не застали меня дома. Спасибо за “Иванова”. Прочел и вник, но —. Простите за откровенность. Что вы талантливее нас всех — это, я думаю, Вам не впервой слышать и я подписываюсь под этим без малейшего чувства зависти, но “Иванова” я не буду считать в числе Ваших лучших вещей^42*. Мне даже жаль этой драмы, как жаль было рассказа “На пути”. И то и другое — брульончики^43*, первоначальные наброски прекрасных вещей.

Как жаль, что мы живем на разных концах Москвы! Если будете в наших краях, заезжайте». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 93).

Март 22

В Нижнем Новгороде исполняется «Последняя воля» с участием Г. Н. Федотовой.

Март 26

На собрании членов Общества русских драматических писателей в Петербурге Немирович-Данченко избирается членом комитета. («Петербургская газета», № 83).

Апрель 10

В Москве на собрании членов Общества русских драматических писателей и оперных композиторов выбраны в комитет: Вл. И. Немирович-Данченко (74 голоса), И. М. Кондратьев (68 голосов), И. В. Шпажинский (68), А. П. Чехов (61), В. А. Александров (43). (Н. И. Гитович, Летопись жизни и творчества А. П. Чехова, М., Гослитиздат, 1955, стр. 228).

Июнь 8

«Кажется, я свою новую пьесу назову “Ростовщики”». (Из письма к Южину. Избранные письма, стр. 53).

Октябрь 24

Южин приглашает к себе А. П. Чехова, Вл. И. Немировича-Данченко 103 и В. А. Александрова, чтобы обсудить новый устав Общества русских драматических писателей и оперных композиторов.

Ноябрь 6

Из письма Немировича-Данченко к Чехову: «Хотел сам заехать к Вам вчера, да не успел. А много хочется наговорить по поводу “Лешего”. Ленский прав, что Вы чересчур игнорируете сценические требования, но презрения к ним я не заметил. Скорее — просто незнание их. Но я лично не только не принадлежу к горячим защитникам их, а, напротив, питаю совершенное равнодушие». (Избранные письма, стр. 54).

Ноябрь

Комедия Немировича-Данченко «Новое дело» принята к постановке в Малом театре. (Журнал «Артист», № 3, хроникальная заметка).

Ноябрь 9 – 12

Напечатаны статьи Немировича-Данченко о французском актере Коклене-старшем. («Русские ведомости», № 310 – 313. Подпись — Д.).

Ноябрь

Пишет небольшой «отрывок» «В меблированных комнатах» и посылает его в Петербург к редактору журнала «Север» П. П. Гнедичу: «В “отрывке” нет интриги, нет сюжета в узком смысле этого слова. Это как бы уголок самой будничной жизни, день из нее»^44*. (Из письма к Гнедичу. «Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 463).

Получил предложение от актрисы и антрепренерши Абрамовой^45* «заведовать репертуаром ее театра». Отказался, так как «успел убедиться, что ее дело шатается, испорчено и ни к чему не приведет… Через три дня предложение возобновилось на новых условиях — с гарантией денежной обеспеченности, с предоставлением мне полной власти в театре и т. д. Я снова отказался». (Там же).

«Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко от сердечно расположенного к нему автора» — надпись Чехова на оттиске повести «Скучная история». (Музей МХАТ).

104 Ноябрь 17

В «Русских ведомостях» (№ 318) Немирович-Данченко пишет: «Для нашего поколения [интерес к “Эрнани” Гюго], конечно, значительно поблек; для нас на первый план выступают недостатки “Эрнани” как драмы; к тому же в переводе невозможно передать всю чарующую силу стиха французского поэта». (Подпись — Д.).

Ноябрь 27

Чехов пишет А. Н. Плещееву: «Мне кажется, что сей Немирович очень милый человек и что со временем из него выработается настоящий драматург. … с каждым годом он пишет все лучше и лучше. Нравится мне он и с внешней стороны: прилично держится и старается быть тактичным. По-видимому, работает над собой». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 14, М., Гослитиздат, 1950, стр. 443).

Ноябрь 28

Был на спектакле Общества искусства и литературы — «Самоуправцы» А. Ф. Писемского, с участием К. С. Станиславского.

Ноябрь 29

Из «Художественных записей» К. С. Станиславского: «Через графиню Головину слышал, что писатель Владимир Иванович Немирович-Данченко хвалил меня в роли Имшина». (К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 5, стр. 133).

Приглашает Чехова посмотреть в театре Абрамовой пьесу Ладыженского для того, чтобы Чехов мог составить суждение о театре. (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 94 – 95).

Декабрь 27

Из письма Чехова к А. С. Суворину: «Сегодня идет “Леший”. IV акт совсем новый. Своим существованием он обязан Вам и Влад. Немировичу, который, прочитав пьесу, сделал мне несколько указаний, весьма практических». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 14, стр. 459).

1890

Январь

Смотрит пьесу Чехова «Леший» в театре Абрамовой: «Поставлена пьеса была старательно, но… все было от знакомой сцены, а хотелось, чтобы было от знакомой 105 жизни». (Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, стр. 36).

Февраль 3

Из статьи Немировича-Данченко «“Федра” на сцене Малого-театра» в «Русских ведомостях» (№ 33): «Покойный А. Н. Островский… был против постановки “Марии Стюарт”… Знаменитый драматург, всегда лелеявший мечту о национальном театре, высказывал в этом случае опасения за русского актера.

… Очевидно, что в публике, ищущей эстетических наслаждений, проявляется потребность сильного духовного подъема. Если бы при таком запросе первый русский театр ограничивался изображением обыденности, если бы он всецело посвятил себя жанру, подчас мелкому, с его хотя бы и художественными, но ничтожными подробностями, — то он очень скоро очутился бы далеко позади требований времени, круг его влияния сузился бы и, обветшалый, он должен был бы уступить место первому же новому предприятию, которое откликнулось бы на новые требования. … А. Н. Островский был прав относительно артистов несложившихся.

… Молодое искреннее чувство волей-неволей должно быть стеснено тем искусственным пафосом, каким в значительной степени дышит вся трагедия. Это не Шекспир с его сильной, но простой речью.

… Но может ли повредить “Федра” такой сложившейся артистке, как г-жа Ермолова?.. Что больше всего делает честь артистке — это та жизненность, та человечность, та трагическая простота, которую она вложила в создание Федры». Подпись — Д.

Апрель 15

Вместе с А. И. Южиным приезжает в Тулу, чтобы посмотреть комедию Л. Н. Толстого «Плоды просвещения», поставленную любителями в зале тульского дворянского собрания. (Н. Н. Гусев, Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого, Гослитиздат, 1958, стр. 756).

Май

Весь май пишет роман «На литературных хлебах» в усадьбе Нескучное, Екатеринославской губернии (Нескучное — имение жены Вл. И. Немировича-Данченко).

Июнь 15

Пишет Чехову на Сахалин: «Я хочу даже ободрить Вас. Ваша поездка возбуждает большие ожидания…» («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 95).

106 Июнь – июль

Перерабатывает «Новое дело» (вторая редакция пьесы): «Неимоверно провозился над “Новым делом” — к добру ли, к худу ли — скажете Вы, судьи. Припомнил все упреки, какие слышал, взвесил их, вдумался, разобрался в материале и поработал. Трудиться — так уж так, чтобы совесть была совершенно чиста». (Из письма к Южину, август 1890 г. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Лето

Набросал повесть для «Новостей дня» («Барин»). Наметил план и обдумал небольшую пьесу для частного театра «Игрушка» («Жизнь — игрушка»). Задумал роман «Лавры» или «Дилетанты». Закончил рассказ и отослал его в редакцию газеты «Русские ведомости»^46*. (Там же).

Ездил в село Александровка, Екатеринославской губернии, и там в концерте в Гнединском ремесленном училище «разыграл» вместе с женой «Медведя» Чехова и поставил «Предложение»: «Чехов должен быть доволен мной. Я его пропагандирую Необыкновенно талантлив и сценичен этот Чехов. Эти шутки — такие прелестные жанровые картинки…». (Там же).

«Прочел “Войну и мир”. Что за талантище! Было ли что-нибудь подобное в русской литературе». (Там же).

Сентябрь

Принимает участие в репетициях «Нового дела» в Малом театре, которые проходят или на сцене театра или на квартире у Г. Н. Федотовой.

Октябрь

В «Артисте» (№ 10) напечатаны рассказ Немировича-Данченко «У могильного креста» и его комедия «Новое дело».

Октябрь 30

Премьера комедии «Новое дело» в Малом театре.

Ноябрь 1

Похвала «Новому делу» в «Новостях дня» (№ 2637): «Основная мысль автора, что богатства наши… уходят к иностранцам… защита народных богатств от иностранцев… Вопросы политико-экономические, трактуемые со сцены в четырехактной комедии, возбуждали в зрителе постоянно возрастающий интерес. … Мы горячо приветствуем свежесть и искренность 107 мысли, прямоту постановки вопроса… прекрасную обработку фабулы, положительно художественную отделку деталей, мастерство в быстром и чрезвычайно красивом развитии действия». Подпись — Рок.

Резкая статья Ив. Иванова о «Новом деле», больно задевшая Немировича-Данченко. «Этой верности природе и, следовательно, правде мы не видели ни в событиях, ни в людях пьесы… содержание пьесы нельзя признать ни интересным, ни богатым по внутреннему смыслу». («Русские ведомости», № 301).

Ноябрь

Вышла статья о «Новом деле» в журнале «Артист» (№ 11).

Декабрь 25

«На чужбине» — «рождественский этюд» Немировича-Данченко напечатан в «Новостях дня», № 2691.

Действие рассказа происходит в Париже. Воспроизведен разговор старого больного писателя Ивана Сергеевича с молодым литератором:

«— Так вот что я хотел вам сказать, — начал Иван Сергеевич. — Я додумался, чего недостает в вашей повести и что в ней лишнего. Недостает любви к родине, а лишнее — результат этого недостатка — тенденциозность. Вы меня понимаете?

— Да, но… любовь к родине — это… — Он запнулся…

— Без этой любви вы никогда не будете народным писателем… Русская литература заинтересовала Францию только с тех пор, как она стала самостоятельной, народной. То же произошло и с русским художеством.

… Проводить идеалы… Если их присутствие в вашей душе несомненно, если они не сочинены вами, вы их проведете помимо вашей воли. Если же они не свойственны вам, от вашего произведения будет пахнуть мертвечиной».

В финале рассказа Иван Сергеевич пишет письмо своему другу, в Россию: «Поклонитесь от меня дому, моему молодому дубу. Родине моей поклонитесь, которую я уже, вероятно, никогда не увижу…».

1891

Январь

П. И. Чайковский, с которым Владимир Иванович встретился в кабинете управляющего Малым театром, просит написать либретто для своей оперы: «Интимнее, с небольшим 108 количеством действующих лиц, глубоко психологическое. А меня все тянут на большие помпезные сюжеты».

Владимир Иванович сказал Чайковскому, что его оперу «Черевички» он слушает с самым большим удовольствием. «Петр Ильич подскочил и начал говорить, что это самая его любимая опера. Потом мы с ним вспоминали первый выпуск “Евгения Онегина” на школьном консерваторском спектакле под управлением Н. Рубинштейна. И потом еще помню, что я высказывал недоумение, как можно, чтобы Евгений… вдруг брал сильное форте на фа своей арии “Я вас люблю любовью брата”. И опять Петр Ильич взволновался: “Ну вот, ну что мне делать? Чу посмотрите клавир, у меня фа нижнее и пьяно, а певцу непременно подавай форте для аплодисментов. Что я с этим могу поделать?”» («Встреча с Чайковским». Машинопись с авторской правкой. Архив Н-Д, № 7240).

В «Режиссерских указаниях» к «Новому делу» («Артист», № 12) советует «руководствоваться не столько объяснением mise en scène^47*, сколько растолкованием данных характеров и их отношения к общей концепции пьесы».

Февраль 8

Смотрит «Плоды просвещения», поставленные К. С. Станиславским в Обществе искусства и литературы.

Февраль 10

Статья Немировича-Данченко о «Плодах просвещения» — «Интересный спектакль» — напечатана в «Новостях дня» (№ 2737): «Любительский спектакль с прекрасной, ровной игрой… Я утверждаю, что никто и никогда не видел такого образцового исполнения у любителей… Комедия тр. Л. Н. Толстого “Плоды просвещения” была разыграна с таким ансамблем, так интеллигентно, как не играют хоть бы у Корша… Станиславский., талантливый и умный любитель. Много тонких и характерных подробностей вложил он в роль самого Звездинцева». Подпись — Гобой.

Февраль 11

Из статьи «Варшавская драма», об убийстве артистки Висновской: «“Cabotine”^48* — актриса с ног до головы, актриса в жизни еще больше, чем на сцене. Ради популярности она не остановится ни перед чем». («Новости дня», № 2738. Подпись — Инкогнито).

109 Февраль 12

Рассказ «Она не омела плакать» напечатан в «Новостях дня» (№ 2739). Подпись — Вл. Ив. Немирович-Данченко.

Февраль 16

Сообщает, что «Предложение» Чехова впервые пойдет на сцене Малого театра в бенефис Южина: «Странно, что пьесы этого талантливого писателя странствовали до сих пор только по частным театрам». («Новости дня», № 2743. Подпись — Гобой).

Февраль 20

Из статьи в «Новостях дня» (№ 2747) по поводу речи адвоката Ф. Н. Плевако: «Трудно артисту стереть общественные предрассудки, но он добьется этого, он уже добивается». Подпись — Инкогнито.

Февраль 21

В письме к Е. П. Гославскому анализирует его пьесу «Солдатка»: «Второй акт — выше всяких похвал. Напоминаю Вам о доверии к моей искренности. Типы продолжают развертываться, деревня рисуется ярко и цельно в своей обыденщине. Здесь что ни фраза, то характерная бытовая и психологическая подробность. Это все не выдумано, не сочинено, это все — сама жизнь.

… Увы! Я должен говорить о четвертом акте. Он мне все-таки не нравится… С цензурой надо быть очень осторожным. Нет ли у Вас каких-нибудь связей? У нас в цензуре не любят народных пьес». (Архив семьи Гославских).

Февраль 22

На гастролях в Петербурге Г. Н. Федотова выступает в пьесе Вл. И. Немировича-Данченко «Счастливец».

Февраль 24

Объявление в «Новостях дня»: новая книга Вл. И. Немировича-Данченко «На литературных хлебах» поступила в продажу.

Февраль 25

Дарит свою книгу «На литературных хлебах» Чехову с надписью: «Антону Павловичу Чехову от искренно расположенного к нему автора».

Февраль 28

«Николенька» — рассказ Немировича-Данченко вышел в «Московской иллюстрированной газетке»^49*, № 48.

110 Март 10

Рассказ Немировича-Данченко «При жене» напечатан в «Московской иллюстрированной газетке», № 57.

Март 11

Слушает оперу «Лукреция Борджиа» с участием знаменитых итальянских певцов Анджело Мазини и Марчеллы Зембрих.

Март 12

В статье «Немножко правды» критикует сценический шаблон в игре итальянских певцов: «Трагическая походка, трагические жесты, трагические восклицания! Кинжал, тысяча смертей! Как бы удивительно ни пели певцы, я не могу… не следить за развитием драмы в опере». («Новости дня», № 2767. Подпись — Гобой).

Вечером слушает оперу «Кармен» с участием А. Борги и Н. Фигнер. «А. Борги ни на один миг не выходит из своего сценического положения… необыкновенно выразительный и захватывающий страстностью тип Кармен… Ее судьба отмечена трагической чертой…». (Из статьи «На современный вкус», «Новости дня» от 13 марта 1891 г., № 2768. Подпись — Гобой).

Март 13

«Мы требуем умного и интересного либретто. В этом отношении “Кармен” особенно современна. Все это в ярких красках, но без романтической напряженности, которая шокирует наше стремление к реальности в старых итальянских операх, и без той угловатой простоты, которая заставляет нас скучать в театре!

… Даже красивые голоса и умение пользоваться ими не доставят нам полного эстетического наслаждения, если при этом нет хорошей игры… Опера не концерт». (Там же).

Март 14 – 15, 19, 25, 27

Статьи Немировича-Данченко об итальянской опере печатаются в «Новостях дня»: «Сон театрала», «Спор», «Чудная греза», «Из вокальной гастрономии» (в двух номерах). Подпись — Гобой.

Март 17

Рассказ «Письмо» выходит в «Московской иллюстрированной газетке», № 64. Подпись — Влад. Немирович-Данченко.

Март 25

Восторгается Франческо Таманьо в опере Верди «Отелло»:

«Я решительно не знаю, с чем сравнить феноменальный дебют 111 Таманьо. Он обладает таким mezzo-voce, какое можно услыхать только у Мазини… Играет он Отелло очень хорошо». («Новости дня», № 2780. «Из вокальной гастрономии». Подпись — Гобой).

Март 27

«Хорошее заключается в том, что они [итальянские певцы] горячо преданы опере. Они работают, берегут свои голоса, заботятся о своем музыкальном развитии. Дурное — в необыкновенной узости интересов. Мне кажется, что с развитием того сближения оперы с драмой, о котором я как-то говорил, певец… станет интеллигентнее». («Новости дня», № 2782. «Из вокальной гастрономии». Подпись — Гобой).

Апрель 3

«Богатые люди вот уже три недели живут в театрах и понемножку начинают скучать. Они платят по 50 руб. за ложу и не чувствуют в душе радости даже на синенькую. Бедняк один раз заплатит 5 руб., а переживает наслаждений на пятьдесят. Он счастлив, он бредит слышанным. Между тем как люди с приевшимся вкусом только критикуют.

В “Искателях жемчуга”… еще нет оригинальной гармонии, интересной оркестровки, но опера богата мелодиями. Г[осподин] Мазини за весь этот сезон ни разу не пел с таким одушевлением… Наслаждение, которое он доставляет своей лирической арией в первом действии, ни с чем не сравнимо… На этот раз особенных похвал заслуживает хор. Он занимает в “Искателях жемчуга” много места и подчас положительно напоминал нам хор Большого театра». («Новости дня», № 2789. «Избаловались». Подпись — Гобой).

Апрель 11

«Я назову три выдающихся спектакля, о которых мы не забудем много лет: “Отелло” — Таманьо и Кашман [Яго], “Кармен” — Борги и Фигнер, и “Травиата” — Зембрих, Мазини и Котоньи. … Он [Таманьо] весь, с своим феноменальным голосом, мощной фигурой, с простотой движений — всей своей богатой природой захватывает слушателя, как что-то стихийное.

… Подчеркивать детонировки в пении Таманьо — это все равно, что в произведениях Льва Толстого замечать впереди всего неровность стиля.

… А Борги передает сцену гаданья Кармен с такой чувственной силой, что в эту минуту слушатель уже не сомневается в роковой судьбе Кармен.

… Зембрих, Мазини и Котоньи в “Травиате” представляли замечательное трио чистого, красивого пения». («Новости дня», № 2797. «В последний раз». Подпись — Гобой).

112 Апрель 12

Из статьи «Грядущие силы» о спектаклях Театрального училища Малого театра: «Когда я смотрю учеников, меня мало интересуют их успехи в технике сценического искусства. Это дело наживное. Я ищу, прежде всего, искренности и серьезного художественного фундамента… Задачи профессора драматических курсов подметить особенность сценического дарования ученика и дать ему настоящее направление, т. е. научить вдумываться в изображаемые характеры, указать, как ученик должен приниматься за роль». («Новости дня», № 2798. Подпись — Гобой).

Апрель 13

«Судьба “Нового дела” имеет для меня огромное значение. Это — первая пьеса, с которой я рассчитываю выйти на серьезный литературный путь». (Из письма к А. Е. Молчанову. Избранные письма, стр. 56).

Май 19

В «Московской иллюстрированной газете» (№ 125) напечатан рассказ Немировича-Данченко «Своя честь».

Май 28

Выезжает на лето из Москвы в Нескучное.

Июнь 2

В «Московской иллюстрированной газете» (№ 139) — рассказ Немировича-Данченко «Крепкое слово».

Июнь 7

Из письма к А. Е. Молчанову: «Вы сумели подсказать мне то, что я чувствовал все время относительно распределения ролей. У нас в имении около 20 десятин сада. Ручаюсь Вам, что каждая дорожка знает мои сомнения на этот счет. … Нужны репетиции и внимательное отношение ко всему, что актер может найти между строк.

… Варламов — громадный талант. Но… Столбцов прежде всего барин. В этом весь смысл пьесы. Он не делец, потому что он барин… барин вымирающий, кончающий тем, что пойдет к купцу на содержание… Я не вижу Варламова… Я не люблю Сазонова, как актера… Он обладает известным шаблоном и горячностью. Ни того, ни другого мне не нужно… Третьим важным лицом является Людмила.

Да разве я могу иметь что-нибудь против Савиной? … Но я боюсь ее. Она мне отравит все репетиции. Она любит только роли, доминирующие в пьесе. Сидеть целый акт молча, как во втором, — да она меня съест! И поделом. Каково же будет 113 мое положение?.. Она меня уничтожит одними своими глазищами!»^50* (Избранные письма, стр. 58 – 60).

Июнь 23

Рассказ «Актриса» напечатан в «Московской иллюстрированной газете», № 160. Подпись — Влад. И. Немирович-Данченко.

Июль 15

Едет в Гнединское ремесленное училище (Александровка, Екатеринославской губернии): «Ездили вы когда-нибудь южной степью? Не ночью, той малороссийской ночью, о которой так вдохновенно писал Гоголь и которая так пленительна на полотне Куинджи. Нет, днем в знойный, полуденный жар… Это трудное путешествие. Степь ширится кругом на десятки верст. Скошенный хлеб лежит жидкими и жалкими копицами — небольшими кучками, разбросанными на десяток сажен друг от друга. Выжженная солнцем солома торчит из земли, как скверно справленная щетка… по другую сторону дороги тянется “отдыхающее” поле… Вдали виднеется группа косарей. Разве в этой степи прокормишь скот сеном? Откуда его взять? Под арбой из “рядна” устроено что-то вроде палатки. Тут ползают дети. Бабы работают вместе с мужиками». (Из очерка Немировича-Данченко «Образцовая школа». «Московская иллюстрированная газета» от 4 августа 1891 г., № 202).

Август 4

В очерке «Образцовая школа» пишет: «Сколько сил бьется в России без применения, сколько средств тратится попусту, на вздорные затеи…

114 И как отрадно станет на душе, когда перед тобой вдруг вырастет дело, вот вроде этого училища, и пахнет от него упорным трудом, сознанием громадной идеи профессионального образования, содержательностью жизни… Доживет ли наше поколение до того времени, когда училища, подобные Гнединскому, расплодятся по всей России и когда каждая деревушка будет иметь не дилетанта-ремесленника, а мастера». (Там же).

Август – сентябрь

По рекомендации Южина начинает педагогическую работу в драматических классах Филармонии. Пресекает подражание готовым образцам, призывает учеников к «творчеству от жизни». Учит жить, а не играть на сцене.

Сентябрь 6

В статье о драматурге В. С. Лихачеве сочувственно отзывается о его проекте: «Режиссерское главенство в театре должно быть соединено с главенством литературным». («Новости дня», № 2944. Подпись — Гобой).

Сентябрь 7

Осуждает проявления шовинизма во Франции по отношению к «знаменитому музыкальному реформатору Вагнеру» (во время представления «Лоэнгрина» толпа у театра кричала: «Vive la France!»^51*, «Долой Вагнера!»).

«… Художественная правда одна, а нет правды немецкой или правды французской. Временно нацию может охватить вопрос о “реванше”, — я в эти политические тонкости не вхожу, — но искусству нет до него никакого дела». («Новости дня», № 2945. «Партийность в искусствах». Подпись — Инкогнито).

Сентябрь 10

«На провинциальных сценах царит изумительное невежество, во всех смыслах. Провинциальный актер не литературен до последней степени… Поднять этот уровень могут школы». (Из статьи «Школы» в «Новостях дня», № 2948. Подпись — Гобой).

Сентябрь 16, 18

В двух номерах «Московской иллюстрированной газеты» (№ 245, 247) печатается рассказ «Хороший случай». Подпись — Влад. И. Немирович-Данченко.

Сентябрь 17

«Мольер в Москве» — заметка из «Театрального альбома» в «Новостях дня», № 2955. Подпись — Гобой.

115 Сентябрь 21

«Н. С. Тихонравов, Н. И. Стороженко, Алексей Н. Веселовский и Влад. И. Немирович-Данченко назначены в Театрально-литературный комитет». («Новости дня», № 2959).

Сентябрь 24

«Артисты и критики» — заметки из «Театрального альбома»: «Критика никогда не удовлетворяет артистов, и жалок тот рецензент, кто хочет нравиться им и боится своего собственного мнения». («Новости дня», № 2962. Подпись — Гобой).

Сентябрь 28

«Это сближение театра с литературой — залог счастливого будущего». (Из статьи «Театрально-литературный комитет». «Новости дня», № 2966).

Октябрь 6

Критикует пьесу Зудермана «Честь» за то, что рабочие в ней изображаются невежественными, аморальными, с низкими понятиями о чести. («Новости дня», № 2974. «Честь». Подпись — Гобой).

Октябрь 7

«Островский, может быть, даже больше, чем Гоголь, выступил революционером в области драматической литературы». («Новости дня», № 2975. «Старое по-новому». Подпись — Инкогнито).

Октябрь 8

«Нас увлекает в драмах Ибсена… поразительное понимание того душевного разлада и сомнений, которыми болеет современный человек». («Новости дня», № 2976. «Старое по-новому» (статья вторая). Подпись — Инкогнито).

Октябрь 12

Заметка «С. В. Яблочкина» напечатана в «Новостях дня», № 2980. Подпись — Гобой.

Октябрь 14

В связи с возобновлением «Гамлета» в Малом театре пишет: «Театральная публика верит, что в новой постановке… Офелия не будет петь под музыку романс Варламова “Моего вы знали ль друга”, который до сих пор поют многие провинциальные актрисы.

… Явись к нам теперь русский “Гамлет” 50-х годов, с горделивой осанкой принца крови, с мощной фигурой и зычным басом, потрясающим стены театра хохотом при словах “Оленя 116 ранили стрелой”, — он не будет иметь никакого успеха. — Нет, ты мне растолкуй, правильно ли я понимаю монолог “Быть или не быть”, объясни мне, как смотреть на Гамлета, как на мямлю с флюсом или как на человека решительного? … Дайте мне трагедию в целом, чтобы я чувствовал общий колорит, все образы, какими они жили в душе поэта, все подробности столкновений, каждое движение души». («Новости дня», № 2982. «Гамлет». Подпись — Инкогнито).

Октябрь 15

Пишет о П. П. Гнедиче: «По своим литературным взглядам он принадлежит к новейшей школе реалистов». («Новости дня», № 2983. «П. П. Гнедич». Подпись — Гобой).

Октябрь 27

Из статьи Немировича-Данченко «Бодрые песни»: «Вы непременно почувствуете эту жажду “бодрых песен” в самом обществе… Образ борца, энергичного, не падающего под ничтожными ударами столкновений и обстоятельств, — если только он правдив — захватит вас… Нас ободряет вид юности, в которой чувство долга выше личного счастья». («Новости дня», № 2995. Подпись — Инкогнито).

Ноябрь 5

Премьера «Нового дела» в Александринском театре в бенефис К. А. Варламова.

Ноябрь 14 – декабрь 23

Повесть «Вихрь» печатается в «Новостях дня». Подпись — Влад. И. Немирович-Данченко.

Ноябрь 16

«Оперное либретто должно быть так же полно движения и интереса, как и драма». («Новости дня», № 3015. «Театральный альбом». Подпись — Гобой).

Ноябрь

В «Русской мысли» (книга XI) выходит статья (без подписи) о повести Немировича-Данченко «На литературных хлебах». «Мысль повести ясна и симпатична: честное служение литературе не допускает уступок и компромиссов» (стр. 473 – 475).

Декабрь 1

Рассказ «Румяна» напечатан в «Московской иллюстрированной газете», № 321. Подпись — Влад. И. Немирович-Данченко.

117 Декабрь 25

Рассказ Немировича-Данченко «Для детей» напечатан в «Московской иллюстрированной газете» (№ 345).

Рассказ «У Марьиной рощи (Быль)» вышел в «Новостях дня» (№ 3054). Подпись — Влад. И. Немирович-Данченко.

«Доброму товарищу Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко от автора А. Чехова на добрую память 25/XII – 91» — надпись на книге Чехова «Дуэль». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 333).

Декабрь

«Новое дело» ставят театры Одессы, Харькова, Казани, Новочеркасска и другие.

1892

Январь 13

Последняя глава повести «Вихрь» напечатана в «Новостях дня» (№ 3072).

Январь

«Новому делу» присуждена Грибоедовская премия. («Артист», № 19. «Хроника», стр. 209).

Февраль

В журнале «Театральная библиотека» (№ 10) опубликована комедия Немировича-Данченко «Счастливец» с авторским описанием реквизита.

Февраль 16

Из статьи Немировича-Данченко «“Дуэль” Чехова»: «Все они [критики] начинают с ламентаций об обманутых надеждах. Всякий считает долгом уронить слезу на талант Чехова, якобы остановившийся в развитии. … Что бы он ни выпустил в свет, наши критики принимают с разочарованной гримасой. И — помяните мое слово — они также проглядят его лучшую вещь, как проглядели зарождение его успеха… Не трудно заметить, что его последнее произведение — лучшее из всего, что им до сих пор написано». («Новости дня», № 3106. Подпись — В. Н.).

Февраль

«Не верьте двоедушным и только наполовину одобрительным рецензиям: “Дуэль” — лучшее из всего, что вы до сих 118 пор написали». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 97).

Март 22

К. С. Станиславский и актеры Малого театра играют в Рязани пьесу Немировича-Данченко «Счастливец».

Март 23

Из письма С. В. Рахманинова к Н. Д. Скалой: «Опера называется “Алеко”. Либретто заимствовано из поэмы Пушкина: “Цыгане”, и составлено Влад[имиром] Немировичем-Данченко. Либретто очень хорошо сделано. Сюжет чудный. Не знаю, будет ли чудная музыка!» (С. В. Рахманинов, Письма, М., Гос. муз. изд-во, 1955, стр. 65).

Март

Готовит вместе с Южиным выпускные спектакли Филармонического училища: «Доходное место», «Василиса Мелентьева» Островского и «Надо разводиться» В. Сарду.

Продолжает занятия на первом курсе Филармонического училища по выработанной им программе^52*. Не удовлетворяется «читкой», добивается слияния актера с ролью. «Все читка, — пишет он об одной из своих учениц, — живой речи не слышу, не думаю, чтобы из нее вышла интересная актриса». (Архив училища. Музей МХАТ).

Апрель

Дает характеристики учащимся первого курса. «Очень не хочется, — пишет он о Шульц, — чтобы оставалась в школе. Накрашена, намазана, походка какая-то подозрительная. В чтении, сравнительно недурном, есть уже дурная рутина. По опыту знаю, что такие ученицы неисправимы и выходят в актрисы, каких много и какие вредят искусству в его благородном развитии». (Там же).

Апрель 8

Рассказ Немировича-Данченко «Весною» напечатан в «Московской иллюстрированной газете» (№ 96).

Май 22

Выезжает с женой в Крым.

Июнь

В Нескучном. Работает над новой пьесой. «… Иногда мне кажется, что я понимаю больше, чем могу, а сделал уже все, что могу. Тогда состояние духа у меня самое угнетенное. Стоило из-за того, что я сделал, начинать писать для сцены!

119 Самолюбие это или что другое, уж не знаю, не задумывался, а только скверно тогда на душе. И потом, писать бы то, что легко дается. Так нет же! Вскоре по приезде я выкинул из пьесы все, что мне казалось фальшивым, и сюжет сложился как-то быстро, просто, симпатично, но уж очень легко. В месяц бы, кажется, написал великолепно. И что же? Со второго дня тоска взяла. Нужно очень время тратить на пустяки! … Повторяю, что у меня выйдет — не знаю. Самую фабулу я опростил до последней степени. Стало быть, весь интерес — на глубине анализа. В то же время слишком хорошо понимаю, что для сцены нужно писать так, чтобы публику захватило. Вот тут-то и недоверие к себе. То кажется, что не могу, а то — что еще как могу!» (Из письма к Южину от 30 июня 1892 г. Избранные письма, стр. 64).

Июнь 7

Рассказ «Хорошая девушка» напечатан в «Московской иллюстрированной газете», № 156. Подпись — Вл. И. Немирович-Данченко.

Июль (после 15)

«Можешь себе представить, что я только-только начал писать пьесу (отвергнув прошлогоднюю совершенно)… Я все мечтаю написать лучше той, которую все равно напишу… Я написал ¹/₄ большого романа (и уже отправил его в Московскую иллюстрированную газету) под названием “Мимо жизни”… Кроме того написал 4 рассказа и уже напечатал их (все там же)». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Лето

Пишет программу для третьего курса Филармонического училища и посылает ее Южину: «Жду с нетерпением твоих замечаний относительно программы занятий на 3-м курсе». (Там же).

Август 25

«Против Корнеля в Малом театре я всегда буду. … Кому он нужен, кому дорог, кому интересен этот Корнель? Для нынешней публики ставить Корнеля — значит умышленно отводить ее глаза от того, над чем она действительно должна размышлять, пустой, внешней, декоративной забавой…

Мы спорим вот уже 7 лет все о том же». (Из письма к Южину. Избранные письма, стр. 66).

Сентябрь 1

Встречается в Москве с А. И. Южиным, рассказывает ему содержание новой драмы, которую хочет назвать «Старый 120 дом». Об этой встрече — запись в дневнике Южина: «Я заметил себе, что у меня с ним вначале несколько натянутый тон. Нет прежней шутливости и легкости отношений. Говорили обо всем до 10 часов вечера». (А. Южин-Сумбатов, Записи, статьи, письма, стр. 80).

Сентябрь 2

В антракте спектакля «Северные богатыри» Ибсена заходят за кулисы к А. П. Ленскому. Спорит с ним о роли Литературно-театрального комитета. (Там же).

Сентябрь

Начинает занятия на втором курсе Филармонического училища. Добивается развития:

«А. Внешних данных — лица, его выразительности, фигуры, природной грации, гибкости и т. д.

Б. Дикции: голоса, красоты и силы звука, умения владеть им, чистоты и отчетливости произношения, благородства и разнообразия интонаций.

В. Тона: художественного вкуса, верности тона, жизненности, простоты, легкости, богатства фантазии, отсутствия тривиальности, разнообразия, травильной интерпретации роли и наблюдательности.

Г. Темперамента: яркости окраски, силы ощущения настроений и заразительности его, экспрессии передачи.

Д. Сценизма». (Архив училища. Музей МХАТ).

Сентябрь 15

В «Московской иллюстрированной газете» (№ 256) появилась первая глава романа Немировича-Данченко «Мимо жизни».

Октябрь

В «Артисте» (№ 23) напечатана новая комедия Немировича-Данченко «Елка».

Октябрь – ноябрь

В «Артисте» (№ 23 и 24) печатается повесть «С дипломом».

Ноябрь 11

Получил письмо из Мелихова от Чехова. Отвечает ему: «Наконец-то!.. Я Вас ищу два месяца, тоскую по Вас». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 97).

Ноябрь 16

Просит А. П. Ленского играть роль Бибикова в «Елке»^53*.

121 Декабрь 1

Читает «Палату № 6» А. П. Чехова.

Декабрь

Ведет генеральные репетиции «Женитьбы Белугина» в Филармоническом училище. Просит Южина «непременно быть… Необходимо, чтобы ты подробно объяснил ученикам все их недостатки». (Избранные письма, стр. 68).

Декабрь 12

Из письма к Чехову: «Итак, в среду, в шесть часов выезжаю… Это значит, — ночь говорим? И чудесно. Предвкушаю это удовольствие. “Палата № 6” имеет успех огромный, какого у Вас еще не было». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 99).

Декабрь 14

Был на премьере «Марии Шотландской» Бьёрнсона-Бьёрнстьерне в Малом театре.

Декабрь 25

Рассказ «Домовой» (с портретом Немировича-Данченко) — в «Новостях дня», № 3418. Подпись — Вл. И. Немирович-Данченко.

Декабрь 29

В «Московской газете»^54* (№ 359) напечатана 17-я глава романа «Мимо жизни».

1893

Январь 9

Первая глава второй части романа «Мимо жизни» — в «Московской газете» (№ 9).

Январь

Посещает спектакли Театрального училища Малого театра, поставленные А. П. Ленским.

Зима

Посмотрев в Малом театре спектакль «Волки и овцы», пишет А. П. Ленскому, исполнявшему роль Лыняева: «Так надо 122 играть настоящую комедию: легко, свободно, полно смысла, типично, точно! Это истинно — художественно». (Избранные письма, стр. 70).

Февраль 27

На 7-й главе второй части обрывается роман «Мимо жизни». «Московская газета» прекращает свое существование.

Март

Приглашает А. П. Ленского на экзаменационные спектакли второго курса Филармонического училища: «Мне очень дороги были бы твои замечания. И именно по поводу первого спектакля учеников, которым предстоит переход на 3-й курс». (Избранные письма, стр. 71).

Март 28

Рассказ «Сестра» вышел в «Новостях дня», № 3510. Подпись — Влад. И. Немирович-Данченко.

Апрель

Сравнивает две редакции своей пьесы «Новое дело»: «Моя пьеса в первой редакции была точно так же полна подробностей о разработке каменного угля и ее пользе для края. Но уже и в первой редакции я твердо ставил себе задачу: весь проект нового дела должен быть только канвой для обрисовки характеров и их столкновений… Главное же мое внимание должно быть устремлено на лица и их типические особенности… Надо было рассовать все частности дела так, чтобы на первом плане были чисто житейские отношения между лицами и чтобы скучная фактическая сторона не утомляла зрителя». (Из письма к А. А. Луговому. «Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 470 – 471).

Апрель 25, 28, май 11

В статье «Театральные школьники» пишет о задачах театрального образования в России: «Школа должна существовать… В таланты, взращенные на почве провинциальных театров, все изверились». Характеризует А. П. Ленского как лучшего преподавателя драматического искусства в России, хвалит его ученицу Е. Д. Турчанинову. («Новости дня», № 3537, 3540, 3553. Подпись — «В»)

Апрель 27

Впервые в Большом театре поставлена опера С. В. Рахманинова «Алеко» (либретто Вл. И. Немировича-Данченко).

123 Май 20 и 21

Участвует в заседаниях Литературно-театрального комитета и в Комиссии по литературным премиям.

Июль 6

«В данное время я всей душой и всеми помыслами в театральной атмосфере. Давно мне не хотелось так написать хорошую пьесу, как в это лето». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Июль 13

В письме к Южину: «Все, что я писал в продолжение двух прежних лет, отодвинуто, а пишу я пьесу новую, задуманную внезапно^55*… Ввиду этого, я дорожу временем, как никогда. Кроме того, ради той же пьесы, мне придется съездить кое-куда для справок по некоторым впечатлениям и настроениям.

… Сюжет пьесы для меня не нов. Года три назад я его обдумывал, но, во-первых, не решался почему-то браться за него, а во-вторых, не имел “модели”, а в этот день — 7 июня — счастливый или несчастный, покажет будущее, — внезапно натолкнулся на такую “модель”.

… Из нашего летнего бюджета вылетело 200 целковых… Правда, не они предназначались на поездку к вам, тем не менее вы поймете, что в нашей скромной жизни минус 200 руб. если и не опрокидывает все расчеты, то все-таки заставляет съежиться». (Там же).

Июль – октябрь

Пишет пьесу «Золото».

Октябрь 20

Баллотируется в действительные члены Общества любителей российской словесности при Московском университете. (Приложение к сборнику «Почин», М., 1896).

Ноябрь 6

«Завтра в 8 час. вечера читаю свою пьесу… Зову Ленского с Нечаевой, Гославского, Куманина, Александрова, Потапенко с Сергеенкой, дядю, Веру, Машу». (Записка к М. Н. Сумбатовой-Южиной. ЦГАЛИ).

Ноябрь 17

Московское психологическое общество избирает Немировича-Данченко действительным членом. (Архив Н-Д, № 6862).

124 Декабрь 1

«Москвичи и итальянцы» — статья Немировича-Данченко об итальянской опере. («Новости дня», № 3757. Подпись — Гобой).

Декабрь 4

Пишет о французском актере Февре в «Тартюфе». (См. статью «Недоразумение», «Новости дня», № 3760. Подпись — Гобой).

Декабрь 8

Слушает итальянскую певицу Адель Борги в «Кармен».

Декабрь 9

«Ошибусь ли я, если скажу, что “Кармен” — глубокая, идейная драма, а Борги достигает в ней высоты первоклассной драматической артистки?» («Новости дня», № 3765. «Дневник журналиста». Подпись — Инкогнито).

Декабрь 11

Пишет П. П. Гнедичу, что ставит в Филармоническом училище его пьесу «Стоячие воды». «Недавно делал генеральную репетицию. И Боборыкин смотрел». (Избранные письма, стр. 75).

Декабрь 17

В связи с выступлением итальянского певца Маттиа Баттистини в опере «Эрнани» пишет: «Я лично не люблю этой оперы. Да простят мне поклонники Гюго, я не люблю даже драмы “Эрнани”. За исключением всей сцены перед гробницей Карла Великого, остальные части пьесы наводят на меня скуку.

… Долг чести — качество великое, но не условным сценическим произведениям, с их ложной приподнятостью тона, пробуждать это чувство». («Новости дня», № 3773. «Лед тронулся». Подпись — Гобой).

Декабрь 25

В рассказе «Отдых» пишет о рабочем сталелитейного завода, работавшем в бессемеровском цехе по 12 часов в сутки и попавшем в рождественские праздники на «отдых» в острог. Девушка, от лица которой ведется рассказ, говорит: «Я теперь так охвачена желанием устроить возвращение Николая на родину!.. Или Вы опять скептически улыбаетесь? Велика, мол, польза спасти одного из десятков тысяч! Ведь этим, мол, не заставишь заводчиков заботиться о силах и здоровье рабочих! Не знаю. Разрешать социальные вопросы я не бралась. 125 Я знаю только то, что мне подсказывает сердце, и счастлива только тогда, когда мои поступки живут в ладу с совестью». («Новости дня», № 3781. Подпись — Вл. И. Немирович-Данченко).

Декабрь 31

Сообщает Чехову, что приедет к нему в Мелихово 3 января поздравить с Новым годом.

1894

Январь 2

Чехов пишет А. С. Суворину из Мелихова: «Сегодня жду Немировича-Данченко, драматурга». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 16, стр. 112).

Январь 5

«Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко на память о сердечно преданном ему авторе. А. Чехов. Мелихово, 94 5/I» — надпись на книге Чехова «Палата № 6». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 334).

Январь

Вместе с К. Н. Рыбаковым готовит выпускные спектакли в Филармоническом училище: «Гроза» Островского и «Тартюф» Мольера.

Февраль 5

На заседании Общества любителей российской словесности читает второй акт своей пьесы «Золото».

Февраль

Подает П. М. Пчельникову^56* проект о переустройстве Малого театра. «Вопрос очень интересный и захвативший меня». («Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 472).

Март

Хочет уйти из Литературно-театрального комитета, но боится, что тогда «театр очутится в руках книжников». (Из письма к П. П. Гнедичу. Там же, стр. 471).

«Засел за свою пьесу (не трогал ее с ноября)». (Там же).

126 Апрель 5, 6

Экзаменационные спектакли Филармонического училища, подготовленные Вл. И. Немировичем-Данченко и К. Н. Рыбаковым.

Июнь – июль

Живет в Нескучном. Переделывает и заканчивает роман «Мимо жизни», печатавшийся в «Московской иллюстрированной газете». (Новое название романа — «Мгла»)^57*. Приступает к роману «Старый дом» («Мертвая ткань»). Работает над пьесой «Золото». «Пришел к убеждению, что требуется переделать часть первого и весь четвертый акт». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Сентябрь 1

Отправляет пьесу «Золото» в Александринский театр. Просит Н. Ф. Сазонова играть в ней роль Николая Кочевникова: «Ваш отказ повлиял бы на меня удручающим образом. … Она [пьеса] может оказаться скучноватой, но не глупой и не антилитературной». («Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 472).

Октябрь (начало)

Статья о театральном образовании «Театр и школа» вышла в журнале «Артист», № 42. Подпись — Вл. И. Немирович-Данченко.

Октябрь (до 20)

«“Золото” здесь [в Петербурге] уже вылетело на афишу… Первая репетиция прошла горячо, но ко второй получена была первая печальная депеша из Ливадии^58*… Сам наследник^59* пользуется здесь нелестной репутацией кутилы и зашибалы». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Октябрь 20

Премьера «Золота» в Александринском театре отменена из-за смерти Александра III.

Ноябрь, декабрь

Вышел в свет сборник «Слезы» (М., 1894) из десяти рассказов и повестей Вл. И. Немировича-Данченко: «Детский праздник» (был переделан из одноактной пьесы «Елка»), «С дипломом», «Вихрь», «Письмо», «Актриса», «Последний вечер», «Своя честь», «Надя», «Сестра», «Весною».

127 Декабрь

После репетиций «Золота» пишет о режиссуре и актерах Александринского театра: «Ал. Антипович [Потехин] бывал чаще Крылова, но поменьше занимался. Крылов помогает в mise en scène больше, зато не произносит ни одного звука относительно верности или неверности тона. Это ему чуждо. Федоров же по-прежнему сидит в глубине и философствует, потом вдруг сорвется с места и начнет развивать вопрос о том, в чем преимущество Аристотелевой теории перед пряжкой на ботинке Людовика XVII. Актеры же по-прежнему видят задачу свою только в выучке роли и каждую минуту имеют наготове банальные интонации и шаблонные приемы». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Декабрь (до 24)

М. Г. Савина не соглашается с развязкой пьесы «Золото» — с тем, что Валентина выходит замуж^60*.

Декабрь 24

Из письма к М. Г. Савиной: «Я задал себе вопрос: почему я не могу найти выхода из положения Валентины? … Реального правдивого выхода для нее быть не может.

… В монастырь идти? Валентина и там видит ложь. Уйти куда-то, в пространство — значит, внушить недоверие к возможности существования таких лиц. … Как только Валентина объявила, что выходит замуж, так она моментально полетела сверху вниз. … Постепенно ей становится так стыдно, как еще не было никогда. Она убила в себе свой идеал». (Избранные письма, стр. 86 – 87).

Декабрь

После генеральной репетиции «Золота» пишет Ермоловой: «Дорогая Мария Николаевна! Мне хочется написать Вам, что каков бы ни был исход представления “Золота”, я уже испытал величайшее наслаждение, какое только может выпасть на долю хоть и маленького, но вдумчивого и искреннего писателя. Может быть, пьеса не будет иметь успеха, и тогда на смену моим теперешним чувствам явятся другие, помельче, — будет задето мое самолюбие, наступят разочарования в самом себе, исчезнут надежды двухлетнего труда. Тогда я не так сильно буду испытывать ту радость, какою охвачен благодаря Вам, теперь, сейчас». (Там же, стр. 87).

128 1895

Январь 2

Премьера пьесы «Золото» в Малом и Александринском театрах.

Январь 8

«Никак не ожидал, что П[етербург] так ласково примет пьесу. Москва была холоднее. Зал разогрелся только после 3-го д[ействия]. А мы ждали большого успеха во 2-м. Играли грузно и тягуче, но хорошо. А главное, очень разобиделись господа Кочевниковы^61*, из которых, в сущности, и состояла публика». (Из письма к П. П. Гнедичу. «Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 473).

Январь

В журнале «Артист» (№ 45) напечатана пьеса «Золото».

Февраль 11

Просит Чехова поскорее прислать рассказ «Супруга» для сборника «Почин», издаваемого Обществом любителей российской словесности.

Февраль 12

К. С. Станиславский и М. П. Лилина смотрят «Золото» в Малом театре.

Март 20

Чехов дарит свою книгу «Повести и рассказы»: «Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко на память о моем сердечном расположении к нему. Антон Чехов, 95 20/III». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 335).

Март

«Высокоталантливому Антону Павловичу Чехову от автора» — надпись Немировича-Данченко на книге «Старый дом» («Мертвая ткань»). (Издание журнала «Русская мысль», М., 1895).

Апрель

Экзаменационные спектакли Филармонического училища на сцене Малого театра, осуществленные Немировичем-Данченко совместно с А. А. Федотовым.

129 Апрель 27

«Не ответил на Ваше милое письмо о “Слезах”, не поблагодарил за книгу. … “В усадьбе” — классическая пьеса, уверяю Вас. Делает подавляющее и громадное впечатление. Даже среди Ваших рассказов это из лучших». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 100).

Май 8

Вместе с женой приезжает к Чехову в Мелихово.

Май 13

Выезжает из Москвы.

Май

«Прибывши к Карышеву^62*, мы были заарестованы ввиду приезда губернатора… Много любопытных наблюдений по моей части. Я с ним странствовал по волостям и наблюдал ревизию… Гуляя с губернатором впервые в поле, я его “щупал”^63*… Он [Мартынов] преображенец, не окончивший курс Моск. университета. Не любит дворянских тенденций, терпеть не может попов, охотник хорошо побеседовать». (Из письма к Южину от 16 июня 1895 г. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Июнь

Живет в Нескучном. «Теперь я пишу рассказ, потом напишу еще рассказ, а потом — хочу сделать первую редакцию пьесы»^64*, (Там же).

Июнь 16

«У нас есть маленькая теплая радость: на усадебной земле, при (въезде к нам, строится школа имени покойного отца Кати»^65*. (Там же).

Август

Получает письмо от А. П. Ленского с «добрым отзывом».

О повести «Драма за сценой» (первоначальное название «Артисты»). Отвечает ему: «Автору приятно, когда он понят. … Я именно враг тех внешних и лживых красок, которыми полны все вещи из актерского мира, кроме “Леса” и “Талантов” Островского.

… Принялся за пьесу. Пишу сравнительно с прежним быстро, но беллетристическая работа начала уже забаловывать меня. Не можешь представить, до чего это легче. Повесть пишешь, 130 ничтоже сумняшеся, с легким сердцем и гладким челом, по ¹/₂ печатного листа в день, катишься по гладкой поверхности. Тут же все сплошь рытвины и ухабы. Ох, так ли? Ах, слабо! Нет, надо проверить рисунок, а потом уж класть краски, кажется, тут вранье. А как это пойдет к 3-му действию? Это скомкано, это размазано, здесь надо сильнее, эта мысль банальна и потому пролетит мимо слушателя. А поймет ли это актер? Этот конец не эффектен. Не надо ли экономнее поступить с действием? Чистые роды.

Зато насколько приятнее добиваться желаемого!» (Избранные письма, стр. 88 – 89).

Август – сентябрь

В «Русской мысли» (книги 8 и 9) печатается повесть Немировича-Данченко «Губернаторская ревизия»^66*.

Октябрь 1

Возобновляет занятия в Филармоническом училище.

Октябрь 1

Посылает письмо редактору «Русского богатства» Н. К. Михайловскому о своей повести «Драма за сценой»^67*: «Я взял маленькую труппу в уездном городишке, не лишенную нескольких истинных талантов, и рассказал, каким путем эти 8 – 10 человек доходят до буквального голода. Любовный роман идет само собой. Он несколько щекотлив по положениям, хотя, по моему убеждению, наиболее типичен. … Я старался поставить все главнейшие вопросы духовной жизни этого своеобразного мирка». (Избранные письма, стр. 90).

Октябрь 6

Чехов пишет: «Вчера, на ночь глядя, прочел Вашу “Губернаторскую ревизию”. По тонкости, по чистоте отделки и во всех смыслах это лучшая из всех Ваших вещей, какие я знаю… Знание жизни у Вас громадное…» (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 16, стр. 268 – 269).

Ноябрь 2

Только что вышедшую книгу «Остров Сахалин» Чехов дарит с надписью: «Милому Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко от автора». (Музей-квартира Вл. И. Немировича-Данченко).

Ноябрь (до 30)

Уезжает в Нескучное в связи с открытием народной школы.

131 Декабрь

Готовит выпускные спектакли Филармонического училища: «Праздничный сон — до обеда», «Воевода» Островского и «Жорж Данден» Мольера. Роли Бальзаминова и Дандена поручает ученику третьего курса И. М. Москвину^68*. Ставит «Нору» Ибсена, в которой будущая актриса и режиссер Художественного театра Н. Н. Литовцева играет Нору^69*, а И. М. Москвин — Ранка.

Чехов прислал рукопись «Чайки», потом приехал, чтобы выслушать мнение о ней: «… Я подробно и долго разбирал пьесу. Я сидел за письменным столом перед рукописью, а он стоял у окна, спиной ко мне, как всегда заложив руки в карманы, не обернувшись ни разу, по крайней мере, в течение получаса и не проронив ни одного слова. Не было ни малейшего сомнения, что он слушал меня с чрезвычайным вниманием, а в то же время как будто так же внимательно следил за чем-то, происходившим в садике перед окнами моей квартиры… Было ли это от желания облегчить мне высказываться свободно, не стеснять меня встречными взглядами, или, наоборот, это было сохранение собственного самолюбия?» (Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, стр. 58).

Советует Чехову изменить финал первого действия «Чайки», в котором неожиданно выясняется, что Маша является дочерью Дорна.

В «Русском богатстве» (№ 12) статья Н. К. Михайловского «Литература и жизнь» о творчестве Вл. И. Немировича-Данченко, о его романе «Старый дом»: «В нашей литературе есть двое гг. Немировичей-Данченко: один, Василий, — чрезвычайно плодовитый, блестящий, писания которого переполнены яркими красками, кричащими образами и сценами, гиперболическими выражениями, невозможными происшествиями, и другой, Владимир, — далеко не столь цветной, но зато гораздо более серьезный, вдумчивый и правдивый».

1896

Январь 19

Премьера «Елки» в Малом театре.

Февраль 25

На сцене Малого театра идут экзаменационные спектакли: «Праздничный сон — до обеда» и «Нора», поставленные Немировичем-Данченко. 132 Знаменитая артистка Малого театра Н. М. Медведева хвалит исполнение Норы — Н. Н. Литовцевой. (См. письмо П. Д. Боборыкина к Немировичу-Данченко от 8 августа 1896 г. Архив Н-Д, № 3326/2).

Март 2

«Жорж Данден» Мольера исполняется на сцене Малого театра учениками Немировича-Данченко.

Март 15

Участвует в заседании учредителей Литературно-художественного кружка.

Апрель – май

Пишет очерки «Москва в мае 1896 года. Письма о коронации. От нашего специального корреспондента Влад. И. Немировича-Данченко». («Нива», № 19 – 23).

Май 20

Очерк о «катастрофе на Ходынском поле» — «Ходынка»: «18 мая… должны были раздаваться угощения. В ситцевом платочке мешок с орехами, пряник, сайка, колбаса и кружка с гербом. … В эту коронацию таких мешочков приготовлено 400 тысяч.

… Давка началась с ночи. Уже к трем часам там были задавленные…

От Москвы приближались новые толпы… Массу охватила боязнь, что стоящие впереди разберут подарки… Воздух все сильнее и сильнее оглашался криками и стонами сдавленных. Самые задние ряды хлынули вперед, опрокидывая других в овраг, во рвы… По головам тех, кто находился в ямах и рвах, побежали, топча их каблуками; падавшие хватали за ноги и в отчаянии кусали бежавших по ним, стараясь уцепиться и роняя их на себя. Произошла свалка полумиллионной толпы.

… Один передает, что голова его и плечи находились под трупами, а по спине и ногам колотили тысячи каблуков. Двое клялись, что с четырех часов утра до момента катастрофы они двигались вместе с “упокойником”, погибшим стоя, сдавленным их плечами, причем они не имели возможности отодвинуться “на палец”, чтобы “выслобонить” его… Тут не было выбора: либо тому погибать, либо ему… До поздней ночи трупы развозились по участкам. В иных сараи до того были заполнены ими… в груде на высоте нескольких аршин ничего 133 не было видно, кроме ног… Для многих вырыты большие, братские могилы». («Нива», № 22).

Июнь (до 18)

Следит за официальными статьями о Всероссийской промышленной и художественной выставке: «Доходила ли когда-нибудь печать до такой наглости, невежества и разврата?» (Из письма к Южину от 18 июня 1896 г. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Июнь 18

«А я уже успел окончательно надумать и чуть начать пьесу, за которую примусь, впрочем совсем, только написав рассказ листов с пять (“Нива”). На днях окончу его». (Там же).

Июнь – ноябрь

Пишет новую пьесу «Цена жизни»: «Писал я ее с невероятным напряжением, настолько сильным, что давал себе слово больше не писать пьес». (Из письма к Чехову от 22 ноября 1896 г. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 103).

Июль 2

«Относительно репертуара я утверждаю, что Малый театр должен быть академией, в которой нет места ⁴/₅ наших пьес». (Из письма к П. М. Пчельникову. Избранные письма, стр. 94).

«Пьеса, принятая на императорскую сцену, по-моему, должна быть в ее репертуаре. Не год, не два, а до тех пор, пока она не потеряла, окончательно своего литературного смысла… Не думаю, чтобы Вы признавали “поставщичество”, изобилие новинок и спешность их постановки». (Из письма к Е. П. Карпову. Там же, стр. 95 – 96).

Октябрь 17

Провал «Чайки» в Александринском театре.

Октябрь 23

«Милый друг, Владимир Иванович, — пишет Чехов, — если можно, пришли мне… “Мглу”, “Губернаторскую ревизию”, “Драму за сценой”… конечно, с автографами. “Драмы за сценой” я еще не читал. Из твоих книг у меня есть только “На литературных хлебах”, “Старый дом” и “Слезы”. Пьес нет ни одной». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 16, стр. 372 – 373).

134 Октябрь – ноябрь

Уезжает на месяц из Москвы, чтобы закончить пьесу «Цела жизни»: «Здесь мне отлично. Тихо так, что слышен лай собак за 3 версты. Ничто меня не отвлекает от работы. Благодаря этому я в данное время нахожусь в самом радужном состоянии духа, что, как ты знаешь, полезно и для самой пьесы». (Из письма к Ленскому. Избранные письма, стр. 97).

Ноябрь 8

Посылает оттиски «Цены жизни» А. Е. Молчанову и просит: «Ради создателя, устройте, чтобы цензура не вздумала хозяйничать в ней». («Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 476).

Ноябрь 11

В письме к Чехову: «Прости, что так долго не отвечал Тебе. Все хотел или засесть за большое письмо, или хоть выслать книги. Но в заботах о пьесе, школе, Комитете и т. п. — все некогда.

… Давно о тебе ничего не знаю, и это меня гложет. Не читал даже ни одной заметки о “Чайке”. Слышал, что она не имела успеха или, точнее сказать, имела странный неуспех, и искренно больно мне было. Потом мои предположения подтвердились. Сумбатов был в П[етер]бурге и присутствовал на 4-м представлении. Он говорит, что в таком невероятном исполнении, в таком непонимании лиц и настроений пьеса не могла иметь успеха. Чувствую, что ты теперь махнешь рукой на театр, как это делали и Тургенев и другие.

… У меня начинает расти чувство необыкновенной отчужденности от П[етербур]га с его газетами, актерами, гениями дня, пошляческими стремлениями под видом литературы и общественной жизни». (Избранные письма, стр. 98).

Ноябрь

Савина пишет Немировичу-Данченко о «Цене жизни»: «Пьеса мне “ужасно” нравится, исключая четвертого акта, который мне кажется после новых, сильных и эффектных трех, приставленным». (Избранные письма. Приложения, стр. 471).

Просит А. П. Ленского встретиться с декоратором А. Ф. Гельцером в связи с постановкой «Цены жизни».

Ноябрь 22

Отвечает на письмо Чехова: «Может быть, у тебя и серьезно есть недоброе чувство против меня за то, что я несколько лет подбивал тебя писать пьесу. Но я остаюсь при убеждении, которое готов защищать как угодно горячо и открыто, 135 что сцена с ее условиями на десятки лет отстала от литературы и что это скверно и что люди, заведующие сценой, обязаны двигать ее в этом смысле вперед». (Избранные письма, стр. 99).

«Я чувствую себя перед тобой слишком маленьким и ты подавляешь меня своей талантливостью». (Там же).

Ноябрь 24

Чехов посылает Таганрогской библиотеке «Мглу» и «Губернаторскую ревизию» и просит предупредить, «чтобы Владимира Ивановича Немир[овича]-Данченко не смешивали с его братом Василием. Их надо отличать так же, как Антона Чехова от Александра, Владимира Короленко от Лавра»^70*. (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 16, стр. 399).

Декабрь 10

«Собираюсь последовать Вашему совету и прочесть пьесу Толстому». (Из письма к П. А. Сергеенко. Избранные письма, стр. 102).

Декабрь 12

Премьера «Цены жизни» в Малом театре в бенефис Ленского. После премьеры сидел с участниками спектакля в ресторане до шести часов, дожидаясь утренних газет. Был «мрачен, неудовлетворен до последней степени, несмотря на огромный успех… Винил себя в том, что в четвертом действии все кончается хорошо, благополучно, что не так, не так кончена пьеса»^71*. (Из беседы Немировича-Данченко с актерами МХАТ 2 апреля 1936 г. Стенограмма. Музей МХАТ).

Декабрь 15

В. Н. Давыдов пишет Немировичу-Данченко о «Цене жизни»: «Пиесу Вашу я прочел… от первых трех актов я в восторге! Как всегда, Вы и новы в них и интересны; характеры главных лиц ярки, выдержаны, отрадно над ними работать… но, простите, четвертый акт слаб… Почему напало на всех такое евангельское смирение и всепрощение, мне непонятно». (Избранные письма. Приложения, стр. 474).

Декабрь

Принимает участие в подготовке Всероссийского съезда сценических деятелей. Намеревается сделать доклад о театральных школах.

136 Отказывается от Грибоедовской премии, присужденной «Цене жизни», в пользу чеховской «Чайки».

«“Губернаторская ревизия”… одно из лучших и наиболее удавшихся произведений Вл. И. Немировича-Данченко и по богатству красок провинциальной жизни, и по отделке деталей, и по обрисовке характеров, и по психологическому анализу». (А. Скабичевский, «Владимир Иванович Немирович-Данченко», «Новое слово», 1896, декабрь, кн. 3, стр. 169).

1897

Январь

Находится в Петербурге в связи с постановкой «Цены жизни» в Александринском театре.

Январь 16

Премьера «Цены жизни» в Петербурге в бенефис Савиной.

Январь 21

Вернулся в Москву, получил телеграмму от М. Г. Савиной об успехе второго представления «Цены жизни».

Февраль

По-прежнему увлеченно работает в Филармоническом училище. Отмечает наиболее способных учениц второго курса: О. Книппер, М. Савицкую, Е. Мунт^72*. У Книппер «жизненный яркий тон, несомненное присутствие темперамента и непринужденность на сцене». Добивается, чтобы сильный темперамент Савицкой был направлен не на «горячность», а на выражение жизненно драматических настроений. (Архив училища. Музей МХАТ).

Февраль 15

В театре Корша на литературно-музыкальном вечере в пользу нуждающихся студентов Московского университета читает отрывок из своей повести «Драма за сценой» (К. С. Станиславский выступал в этот вечер с чтением «Скупого рыцаря»).

Март 9 – 23

Участвует в заседаниях I Всероссийского съезда сценических деятелей. (Председатель отдела вопросов о цензе, нормировке, вознаграждении и материальном обеспечении актеров. Председатель оперного подотдела.)

137 Март 15

Выступает на юбилейном вечере памяти А. Н. Островского, устроенном Обществом любителей российской словесности. По отзывам газет, его речь — «умное, прекрасно произнесенное слово». (Речь об А. Н. Островском опубликована в журнале «Театр и искусство», 1897, № 12).

Март 18

Выступает на съезде с речью о театральной критике и театральных школах.

Март 22

Составляет и оглашает на съезде резолюцию оперного подотдела: «… Съезд признает современное положение русского оперного дела в России не удовлетворяющим истинным художественным требованиям». («Новости дня», № 4955).

Апрель 4

К. С. Станиславский присутствует на экзаменационном спектакле Филармонического училища (класс Вл. И. Немировича-Данченко).

Май (начало)

Пишет Чехову: «Читал с огромным напряжением “Мужиков”. Судя по отзывам со всех концов, ты давно не имел такого успеха». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 104).

Благодарит Чехова за сборник «Пьесы» и приглашает его на июль в Нескучное. «Какой был бы праздник!» (Там же).

Май 6

Из Нескучного отвечает на письмо театрального критика С. Флерова-Васильева, задумавшего перевести «Цену жизни» на итальянский язык для Элеоноры Дузе. (См. Избранные письма, стр. 102).

Июнь 3

В докладной записке П. М. Пчельникову ставит вопрос о реорганизации Малого театра, о комплектовании труппы, о строгом выборе современного репертуара, о режиссерском управлении, о характере и порядке репетиций, о необходимости иметь главного режиссера, двух вторых режиссеров, двух их помощников. (См. письмо к Е. П. Карпову. «Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. I, стр. 479).

Июнь

Живет в Нескучном. Задумывает новую пьесу.

138 Июнь 7

Сообщает Станиславскому, что будет в Москве между 21 и 26 июня.

Июнь 22

В Москве, в ресторане «Славянский базар», встречается со Станиславским. Они обсуждают программу создания нового театра. «В момент, когда мои сотоварищи по Обществу искусства и литературы, потеряв терпение в ожидании создания постоянного театра, готовы были разойтись в разные стороны, случилась знаменательная встреча с Вл. И. Немировичем-Данченко.

То, о чем я мечтал и не мог привести в исполнение, было выполнено Владимиром Ивановичем. Основался Художественный театр». (К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 5, стр. 384).

«Было решено, что мы создаем народный театр — приблизительно с теми же задачами и в тех планах, как мечтал Островский». (К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 1, стр. 186).

Июль 12

Пишет Станиславскому из Ялты: «Мы взяли верный тон и возбуждаем огромное доверие». Рекомендует в труппу Художественного театра своих учеников — Москвина, Петровскую и Кошеверова. (По окончании Филармонического училища они играли в провинциальных театрах). («Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 77).

Июль 18

«В течение лета я, несмотря на множество обещаний, не написал ни строки беллетристики. Качусь на рельсах только по направлению к театру». (Из письма к Е. П. Карпову. Избранные письма, стр. 104).

«Недели две посвятил Московскому Малому театру. Все грехи его свел в систему и подал Пчельникову нечто вроде проекта “упорядочения дела”… В который раз убеждаюсь, что ему решительно все равно, хорошо идет дело или дурно». (Там же).

Июль 21

«Что, если правительство не разрешит или затянет разрешение “Акционерной компании общедоступных театров и аудиторий”?» (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1525).

Август 2

«Им бы [антрепренерам] только поскорее начать эксплуатацию, 139 мы же хотим прежде всего убежденности в том, что с художественной стороны дело уже назрело… Знаю прежде всего Вас лично как бесподобного режиссера и вполне сложившегося актера… Вы успели доказать, что в том, за что беретесь, стоите на высоте строгих требований.

… Меня в этом деле манит общественная, просветительная сторона, а не антреприза для наживы. Дело в том, что с этой стороны, со стороны общественных и художественных стремлений, я вполне уверен в себе и нашел человека, в котором тоже уверен, — Вас…

Замечу еще, что, все думая и думая, я все больше и больше склоняюсь к общедоступным театрам, а не просто к художественному театру». (Из письма к Станиславскому. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 82 – 90).

Август 9

«Я буду 1-го в Москве и раньше никак не могу. Нам необходимо иметь день, большой день для свидания». (Из письма к Станиславскому. Там же, стр. 92).

Август 21

«Затевается “Акцион[ерная] комп[ания] общедоступных театров и аудиторий”. Устав уже набросан. Труппу готовить будем я и Алексеев (Станиславский)… Дело уже, что называется, на мази». (Из письма к Е. П. Карпову. Избранные письма, стр. 105).

Сентябрь

Приступает к занятиям в Филармоническом училище.

Осень (?)

Выходит отдельным изданием повесть Немировича-Данченко «В степи» (издание Д. П. Ефимова, Москва).

Октябрь 11

В письме к П. М. Пчельникову снова ставит вопрос о реформе Малого театра. (См. Избранные письма, стр. 106 – 108).

Ноябрь – декабрь

Смотрит спектакли Общества искусства и литературы, поставленные Станиславским.

Декабрь 5

Ермолова дарит Немировичу-Данченко свой портрет с надписью: «“Не мораль, не теоретический разум, а чувство должно учить нас с вами”. “Цена жизни”.

140 Пусть же этим великим, всепрощающим чувством любви будут проникнуты и все ваши будущие произведения, а для меня пусть останется навсегда то хорошее чувство дружбы, которое связывало нас с Вами в течение многих лет». (Музей-квартира Вл. И. Немировича-Данченко).

Декабрь 31

«Вся система классов в этом году изменена мною. Дан огромный простор самостоятельной работе… Выделяются из оканчивающих Книппер, Мейерхольд, Мунт». (Из письма в Н. Н. Литовцевой. Избранные письма, стр. 109).

1898

Январь 12

Представляет в городскую думу доклад о Московском) общедоступном театре^73*. В этом докладе доказывает, что «Москва, обладающая миллионным населением, из которого огромнейший процент состоит из людей рабочего класса, более, чем какой-нибудь из других городов, нуждается в общедоступных театрах… Репертуар должен быть исключительно художественным, исполнение возможно образцовым, и вся разница между дорогим театром и народным заключается только в большей или меньшей доступности, в большей или меньшей дешевизне и количестве мест.

… Художественность исполнения пьесы зависит вовсе не от талантливой игры нескольких участвующих в ней артистов, а прежде всего от правильной, разумной интерпретации всей пьесы, от ее общей художественной постановки». (Вл. И. Немирович-Данченко, Статьи. Речи. Беседы. Письма, стр. 64 – 66).

Январь 15

Делает доклад о Художественно-общедоступном театре на публичном собрании постоянной комиссии при Русском техническом обществе (См. «Новости дня» от 16 января 1898 г.).

Январь 28

Поздравляет Станиславского, поставившего «Потонувший колокол» в Обществе искусства и литературы с огромным успехом. «Я видел пока только 2 действия, но и они произвели на меня такое громадное впечатление, какого я давно не испытывал в театре». («Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 97).

Февраль 7

Станиславский смотрит спектакль «Трактирщица», поставленный 141 Немировичем-Данченко в Филармоническом училище (роль Мирандолины исполняла О. Л. Книппер, роль маркиза Форлипополи — В. Э. Мейерхольд).

Март 8

Узнав о том, что открывается новый императорский театр, пишет В. П. Погожеву: «… чем успешнее пойдет дело Нового театра, тем труднее будет мне и Алексееву работать в предприятии, от которого мы теперь, несмотря ни на что, не отступим, что бы это нам ни стоило». (Архив Н-Д, № 10485).

Март 27

Успех спектакля «Последняя воля», поставленного Немировичем-Данченко. «Только в 3-м акте исполнители слишком “паузили”… Главный руководитель драматических курсов училища был вызван и награжден шумными рукоплесканиями и лавровым венком». («Новости дня»).

Апрель 25

«Мы (с Алексеевым) создаем исключительно художественный театр… Из соврем[енных] русских авторов я решил особенно культивировать только талантливейших и недостаточно еще понятых; Шпажинским, Невежиным у нас совсем делать нечего. Немировичи и Сумбатовы довольно поняты. Но вот тебя русская театральная публика еще не знает. Тебя надо показать так, как может показать только литератор со вкусом, умеющий понять красоты твоих произведений — и в то же время сам умелый режиссер. Таковым я считаю себя. Я задался целью указать на дивные, по-моему, изображения жизни и челов[еческой] души в произведениях “Иванов” и “Чайка”. Последняя особенно захватывает меня…»^74*. (Из письма к Чехову, Избранные письма, стр. 110).

«Наш театр начинает возбуждать сильное… негодование императорского. Они там понимают, что мы выступаем на борьбу с рутиной, шаблоном, признанными гениями и т. п. И чуют, что здесь напрягаются все силы к созданию художественного театра. Поэтому было бы очень грустно, если бы я не нашел поддержки в тебе». (Там же, стр. 111).

Апрель

К. С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко приглашают 142 в Художественный театр художника-декоратора В. А. Симова.

Май 4

«Теперь я буду заниматься: a) денежной стороной дела и перепиской по поводу ее, b) “Чайкой”, c) “Эллидой”… d) На всякий случай “Свадьбой Фигаро”, e) “Федором” и беллетристикой». (Из письма к Станиславскому. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 101 – 102).

Май (начало)

В литературных приложениях к журналу «Нива» № 5 за 1898 год напечатан рассказ Немировича-Данченко «Бахчевник».

Май 12

«Даешь ты нам “Чайку” или нет. … Если ты не дашь, то зарежешь меня, так как “Чайка” — единственная современная пьеса, захватывающая меня как режиссера… Если хочешь, я до репетиций приеду к тебе переговорить о “Чайке” и моем плане постановки». (Из письма к Чехову. Избранные письма, стр. 111).

Май 16

«Ловлю тебя на слове. Так вот приезжай, пожалуйста! … за удовольствие повидаться с тобой и потолковать я готов отдать тебе все свои пьесы». (Из письма Чехова к Немировичу-Данченко. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 17, стр. 266).

Май 21

Из письма к А. П. Ленскому: «Мы с тобой конкурируем несколько лет на школах. И если сторонники Императорской школы относились к Филармонической, игнорируя ее, то и друзья последней отвечали Императорской тем же. И у тебя и у меня есть и приверженцы и излишне услужливые друзья, способные только сеять вражду, — однако это не мешало нам, не охладевая к своим работам, находить в них же полную и чрезвычайно почтенную общность… от конкуренции брали только то, что способствовало улучшению дела». (Избранные письма, стр. 113 – 114).

Май 31

«В “Чайку” вчитываюсь и все ищу тех мостиков, по которым режиссер должен провести публику, обходя излюбленную ею рутину». (Из письма к Чехову. Там же, стр. 117).

143 Июнь 5

«“Федора”^75* мы с женой на днях читали громко и ревели, как два блаженных. Удивительная пьеса! Это бог нам послал ее. Но как надо играть Федора!! … Я не знаю ни одного литературного образа, не исключая и Гамлета, который был бы до такой степени близок моей душе. Я постараюсь вложить в актеров все те чувства и мысли, какие эта пьеса возбуждает во мне… Это как раз та пьеса, на которой мы можем и должны слиться воедино. Это — или наша самая большая заслуга, или наше бесславие». (Из письма к Станиславскому. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 103, 104).

Июнь 11

Первая глава романа Немировича-Данченко «Пекло» напечатана в «Одесских новостях» (№ 4308).

Июнь (до 38)

Приезжает в Екатеринослав, чтобы «освежить кое-какие сведения о заводах для романа». Вечерами смотрит спектакли, в которых играет А. Л. Вишневский, рекомендованный Г. Н. Федотовой в Художественный театр: «Он [Владимир Иванович] начал допытываться, почему я на сцене то делаю, почему это… Он оставался еще несколько дней, смотрел меня в нескольких ролях и после каждого спектакля приходил беседовать со мною…»^76*. (А. Л. Вишневский, Клочки воспоминаний, Л., «Academia», 1928, стр. 28).

Июнь 19

«Я уверен в материальном успехе дела при всех неудачах, — так верю сильно в Ваше уменье, Ваш вкус и любовь к этому делу.

… Федор — Москвин, и никто лучше него^77*… Он и умница и с сердцем… и симпатичен при своей некрасивости. … Москвин, Москвин». (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 118).

Июнь 21

«Если театр посвящает себя исключительно классическому 144 репертуару и совсем не отражает в себе современной жизни, то он рискует очень скоро стать академически мертвым.

… [В “Чайке”] бьется пульс русской современной жизни, и этим она мне дорога». (Там же, стр. 119, 121).

«Мое с Вами “слияние” тем особенно ценно, что в Вас я вижу качества художника par excellence^78*, которых у меня нет. Я довольно дальновидно смотрю в содержание и его значение для современного зрителя, а в форме склонен к шаблону, хотя и чутко ценю оригинальность. Здесь у меня нет ни Вашей фантазии, ни Вашего мастерства». (Там же).

Июнь 24

Пишет Станиславскому в связи с предполагаемой постановкой «Эллиды» Ибсена: «Вы — идеальный Незнакомец. Воображаю в этой роли Ваш грим, тон, жесты, фигуру. Это было бы чудесным колористическим пятном в пьесе».

Намеревается включить в репертуар Художественного театра «Позднюю любовь» Островского^79*. Думает о «Бесприданнице», «Горячем сердце», «Богатых невестах». (Архив Н-Д, № 1534).

Получил письмо от Ленского: «Прощай! Набирайся сил, и да помогут Вам Аполлон с семью музами. Дирекция охотно уступит эту компанию, так как она у нас болтается без дела… Если ко всему этому прибавить, что мы на каждый вечер будем обеспечены полным комплектом полицейского и жандармского нарядов, — чего же еще можно пожелать для искусства?!» (Избранные письма, стр. 123).

Июнь 25

Отвечает Ленскому: «“… печально гляжу я” на будущее самого дорогого в Москве учреждения — Малого театра.

… На многих пьесах видны следы “политики экономии”, — ни авторских не платить, ни декораций не писать, ни костюмов не шить. А рядом с этим, как мне доподлинно известно, устройство одной царской ложи в Новом театре по смете обойдется 60 тыс. рублей». (Там же, стр. 124 – 125).

Июнь 26

«Общее настроение очень повышенное», — сообщает Станиславский Немировичу-Данченко и дает подробную характеристику молодой труппе Художественного театра. («Ежегодник МХТ» за 1949 – 4950 гг., стр. 125 – 131).

145 Июнь 30

Выезжает в Крым заканчивать роман «Пекло».

Июль 1

Южин пишет: «Дорогой Воля… Но знаю, что, несмотря ни на какие недоразумения, я сильно тебя люблю и очень давно, что меня к тебе тянет, что я сплошь и рядом поступался очень дорогим для меня именно из-за этой любви». (Избранные письма. Приложения, стр. 488 – 489).

Июль 6

«Пекло» — ром[ан] из заводской жизни. … Думал печатать его в «Рус[ской] мысли», но Гольцев и Лавров сказали, что половину его вырежут, тогда — благо, подвернулся случай — я решил печатать его где-нибудь тихонько по фельетонам^80*… Пока цензура довольно милостива. … К сожалению, я сам так увлекся театром, что не могу отдаться роману как следует и местами «мажу». (Из письма к Чехову. Избранные письма, стр. 126).

Июль

Роман «Пекло» печатается в «Одесских новостях».

Июль 11

Из Ялты пишет Станиславскому: «С нетерпением жду срока своего возвращения. Нетерпение это даже мешает мне писать роман…». (Архив Н-Д, № 1539).

Июль 16

«Всецело захватывает меня в настоящее время — мой Театр. В моей деятельности еще никогда не было такого решительного и такого рискованного шага. Любая моя пьеса могла провалиться или иметь успех, и это не “Кричало” бы так, как будет кричать успех или провал Театра. Ни одного труда я не проводил с таким напряжением всех моих духовных сил, как дело этого Театра». (Из письма к Южину. Избранные письма, стр. 128).

Июль 24

Возвращается в Москву. Приезжает в Пушкино, где идут репетиции первых спектаклей Художественного театра.

Июль 30

«А когда же ты ко мне?» (Из письма Чехова к Немировичу-Данченко. 146 А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 17, стр. 289).

Июль – август

В связи с постановкой «Царя Федора Иоанновича» ходит вместе с актерами в дом бояр Романовых на Варварке, в церковь Василия Блаженного, в Кремль.

Август 5, 6

Ведет репетиции «Царя Федора» в Пушкино^81*.

Август 6

Глава из романа «Пекло» напечатана в «Одесских новостях». (Последующая глава появилась лишь 24 ноября 1898 г.).

Август

В сторожке дворника в Пушкино работает с Москвиным над ролью царя Федора. «Он сидел за простым кухонным столом, — вспоминал Москвин, — а я стоял, прислонившись спиной к русской печке, при свете маленькой жестяной лампочки»^82*.

После нескольких занятий произошло «чудо»: Москвин, которого Станиславский был вынужден заменить другим исполнителем, так сыграл Федора, что «до слез всех обрадовал».

Август 15

«Успех “Чайки” — вопрос моего художественного самолюбия, и я занят пьесой с таким напряжением, какое у меня бывает, когда пишу сам». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 108).

Август (до 21)

«Первая беседа [о “Чайке”] затянулась у меня с артистами на 4 с лишком часа, и то только о двух первых актах (кроме общих задач)…

Я всегда начинаю постановки с беседы, чтобы все артисты стремились к одной цели». (Из письма к Чехову от 21 августа 1898 г. Набранные письма, стр. 131).

«… И был один такой красивый у нас день: не было ни у меня, ни у него [Станиславского] репетиций, ничто постороннее нас не отвлекало, и с утра до позднего вечера мы говорили о Чехове. Вернее, я говорил, а он слушал и что-то записывал. 147 Я ходил, присаживался, опять ходил, подыскивал самые убедительные слова… подкреплял жестом, интонацией, повторениями. А он слушал с раскрытой душой, доверчивый». (Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, стр. 155).

Август (до 24)

Репетирует девять сцен «Царя Федора Иоанновича» «в полтона, но с сохранением темпа», а затем «все 9 сцен во весь тон». (Из письма к Станиславскому от 24 августа 1898 г. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 137).

Август 24

В письме к Чехову: «Никогда я не был так влюблен в твой талант, как теперь, когда пришлось забираться в самую глубь твоей пьесы». (Избранные письма, стр. 132).

Ночью пишет Станиславскому, что Москвин в роли царя Федора «растет с каждой репетицией и теперь так сжился с ролью, что может начать виртуозничать». Сообщает об изменениях в пьесе, произведенных цензурой. («Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 137).

Август 25

Приступает к занятиям в драматических классах Филармонического училища.

Август (конец)

Выезжает в Харьков в связи с предполагаемыми весенними гастролями Художественного театра.

Август 30

«Передайте Москвину, что я сердечно за него радуюсь и благодарен Вашему чутью, угадавшему настоящего исполнителя для этой роли, и Вашей работе, создавшей нам, бог даст, будущую знаменитость нашего театра. Как бы хорошо, если бы Вы поскорее принялись с Москвиным за последний акт». (Из письма Станиславского к Немировичу-Данченко. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 142).

Сентябрь 2

Получает от Станиславского режиссерский план «Чайки» (три действия) и пишет ему: «Вы позволите мне кое-что не проводить на сцену? Многое бесподобно, до чего я не додумался бы. И смело, и интересно, и оживляет пьесу. Но кое-что, по-моему, должно резать общий тон и мешать тонкости настроения, которое и без того трудно поддержать…

“Чайка” написана тонким карандашом и требует, по-моему, при постановке необыкновенной осторожности. … Например, 148 при исполнении пьесы Треплева надо, чтобы лица вели себя в полутонах. Иначе публика легче пойдет за слушающими, чем за Треплевым и Ниной. Треплев и Нина должны здесь доминировать с своим нервным, декадентски мрачным настроением над шаловливым настроением остальных лиц. Если же случится наоборот, то произойдет именно та неловкость, которая провалила пьесу в П[етер]бурге.

Не подумайте, однако, что я вообще против всего смелого и резкого в подобных местах. Я понимаю, что смена впечатлений только усилит эффект мистически-трагический. Я только боюсь некоторых подробностей. Ну, вот хоть бы “кваканье лягушек” во время представления пьесы Треплева. Мне хочется, как раз наоборот, полной таинственной тишины. Удары колокола где-нибудь на погосте — другое дело. Иногда нельзя рассеивать внимание зрителя, отвлекать его бытовыми подробностями…

… Мне трудно было вообще переделать свой план, но я уже вник в Ваш и сживаюсь с ним». (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 133).

Просматривает декорации В. А. Симова к спектаклю «Царь Федор Иоаннович».

Сентябрь 4

В письме к Станиславскому: «Вчера я успел попасть на 4-е и 5-е д[ействия] “Ревизора” у Ленского. Театр оч[ень] хорошенький, но… для комедии велик^83*.

… Играли “Ревизора”, как всегда у Ленского, чисто, умно, ровно, но скучно». (Избранные письма, стр. 137).

Советует Станиславскому играть роль Дорна в «Чайке»: «Его [Дорна] покой — это колористическое пятно на всей нервной пьесе. Он умен, мягок, добр, красив, элегантен. У него нет ни одного резкого и нервного движения. Его голос раздается какой-то утишающей нотой среди всех этих нервных и изломанных звуков пьесы.

… По этому рисунку нельзя Дорну балансировать на качалке, как Вы наметили во 2-м д[ействии].

Вчера я поставил 1-е действие, прошел его два раза — в полутонах, вырабатывая Вашу mise en scène. Как я и писал Вам, многое выходит великолепно. Но не скрою от Вас, что кое-что меня смущает. Так, фигура Сорина, почти все время сидящая спиной на авансцене, — хорошо. Но так как этот прием исключительный, то больше им пользоваться 149 нельзя. Иначе этот сценический прием займет во внимании зрителя больше места, чем следует, — он заслонит многое более важное в пьесе^84*. … Если им злоупотреблять, он начнет раздражать». (Там же, стр. 135 – 136).

Сентябрь (до 9)

«Сумбатов, очевидно, режиссерство понимает только как подсказывающего mise en scène, тогда как мы входим в самую глубь тона каждого лица отдельно, и — что еще важнее — всех вместе, общего настроения, что в “Чайке” важнее всего». (Из письма к Чехову. Там же, стр. 138).

Сентябрь 9

Вечером на репетиции «Чайки», проходившей в Охотничьем клубе на Воздвиженке, впервые присутствовал Чехов. Вел репетицию Немирович-Данченко.

Сентябрь 10

«Ваше замечание о том, чтобы в I акте, во время представления пьесы Треплева, второстепенные роли не убивали главных, я понимаю вполне и соглашаюсь с ним. Вопрос, как этого достигнуть… Вы знаете и чувствуете Чехова лучше и сильнее, чем я… Очень благодарю также и за набросок Дорна… Ох, как я его боюсь!» (Из письма Станиславского к Немировичу-Данченко. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 150 – 1151).

Сентябрь 12

«Ваша mise en scène вышла восхитительной. Чехов от нее в восторге. Отменили мы только две-три мелочи, касающиеся интерпретации Треплева. И то не я, а Чехов». (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 140).

Сентябрь 27

«Сейчас закрыл книгу на рассказе “О любви”. “Крыжовник” хорошо. … хорошо, потому что есть и присущий тебе колорит, как в общем тоне и фоне, так и в языке, и еще потому, что очень хороши мысли». (Из письма к Чехову. Там же, стр. 144).

«Суворин, как ты и предсказывал, оказался… Сувориным. Продал нас через неделю. На твоих глазах он восхищался 150 нами, а приехал в Петербург и махнул подлую заметку»^85*. (Там же).

Сентябрь

Репетирует «Чайку».

Октябрь 14

Получает письмо от Ленского: «Милый Володя. В художественный успех вашего дела безусловно верю». (А. П. Ленский, Статьи. Письма. Записки, «Искусство», 1951, стр. 22).

Первое представление «Царя Федора Иоанновича» в день открытия Московского Художественного театра.

Октябрь 20

«Упорным, общим трудом всем нам удастся внести в сценическое искусство свежую струю и поднять театральное дело, падение которого ни для кого не составляет тайны». (Из письма к Ленскому. Избранные письма, стр. 145).

Октябрь 21

«Этот Ваш успех еще раз лишнее доказательство, что и публике, и актерам нужен интеллигентный театр». (Из письма Чехова к Немировичу-Данченко. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 17, стр. 335).

Ноябрь 5

«Дела наши идут отлично, хотя газеты и начали уже кусаться, ну да что же делать. Очень уж много у них пошляков». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 113).

Ноябрь

Репетирует «Счастье Греты» Э. Мариотта. Не замечает недостатков этой мелодраматической пьесы^86*. «Очень сильная 3-актная драма во вкусе так называемой “норвежской” литературы. 151 Тут есть и du Ибсен и du Толстой. Молодую девушку выдали замуж ради материального благополучия, и она не может пережить весь ужас принадлежности чужому ей человеку, убегает и почти сходит с ума. Пьеса написана со вкусом и характерно. Постановка — три павильона. Костюмы современные». (Из письма к Станиславскому от 22 июня 1898 г. Архив Н-Д, № 1532).

Декабрь 10

В последний раз на страницах газеты «Одесские новости» появляется глава из романа «Пекло». Роман остается незаконченным.

Декабрь 18

«Только что сыграли “Чайку”, успех колоссальный… Мы сумасшедшие от счастья». (Телеграмма Чехову. Избранные письма, стр. 145).

«Я счастлив, как никогда не был при постановке собственных пьес». (Из второй телеграммы Чехову. Там же, стр. 146).

Декабрь 18 – 21

Из письма к Чехову о репетициях «Чайки»: «Мы, режиссеры, т. е. я и Алексеев, напрягли все наши силы и способности, чтобы дивные настроения пьесы были удачно интерсценированы. Сделали 3 генеральные репетиции, заглядывали в каждый уголок сцены, проверяли каждую электрическую лампочку. Я жил две недели в театре, в декорационной, в бутафорской, ездил по антикварным магазинам, отыскивал вещи, которые давали бы колористические пятна». (Там же, стр. 146).

В том же письме о премьере «Чайки»: «До публики дошло… все то, что составляет тебя и как художника и как мыслителя». (Там же, стр. 146 – 147).

Декабрь 25

«Этюды» Немировича-Данченко «Каменный бог», «Астроном», «Богомолка» напечатаны в «Одесских новостях» (№ 4495).

Декабрь 31

«Второе и третье представления [“Чайки”] сыграли… с тем же успехом». (Телеграмма Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 116).

152 1899 – 1906
Режиссура чеховских спектаклей. Творческое содружество с К. С. Станиславским. Мысли о пьесе Г. Гауптмана «Одинокие». Первая встреча с А. М. Горьким. Режиссерский план пьесы Г. Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Поездка в Нижний Новгород для ознакомления с пьесой «Мещане». Общественно-политическая линия в режиссуре Вл. И. Немировича-Данченко накануне революции 1905 года. Искания нового сценического стиля для пьесы Горького «На дне». Режиссура «Юлия Цезаря». Неверная оценка «Дачников» и временный разрыв с Горьким. Смерть Чехова. Режиссерский план и постановка «Иванова». Интерес к пьесе М. Метерлинка «Монна Ванна». Отношение к Студии на Поварской. Режиссерский план «Горя от ума». Премьера «Детей солнца» в дни подготовки к вооруженному восстанию 1905 года. Успех гастролей Художественного театра в Европе. Режиссура «Бранда».

1899

Январь 6

Из письма Чехова к Немировичу-Данченко: «Сестра в восторге от Художественного театра. Кстати: Художественный театр — это хорошее название…» (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 18, стр. 17).

Январь 16

Московское охранное отделение вызывает на допрос Немировича-Данченко по обвинению в устройстве четырех утренних спектаклей для рабочих.

Из заявления Вл. И. Немировича-Данченко на имя обер-полицмейстера: «В главе же 5 моей брошюры^87* говорится об отдаленном стремлении… выделить, когда дело театра широко развилось бы, своего рода филиальные отделения уже для народных спектаклей; мысль эта, конечно, могла бы осуществиться лишь через несколько лет. Но, не переставая думать об этом, я хотел сделать легкую попытку в форме предоставления возможности попасть в наш театр на несколько утренних праздничных спектаклей рабочим, хотя бы в небольшом количестве. Больше всего меня… занимал в этом случае вопрос о том, как слушает и как принимает ту или другую пьесу простой рабочий».

153 «После рапорта обер-полицмейстера московскому генерал-губернатору Вл. И. Немирович-Данченко был занесен в число неблагонадежных и имя его в дальнейшем нередко упоминалось в полицейских документах, с непременным добавлением, что он являлся инициатором спектаклей для рабочих». (С. В. Щирина, «Дело № 722», «Театр», 1959, № 9).

Январь 17

«Как Вам написать о нашем Театре? … До полнейшего удовлетворения слишком далеко… Планов, проектов так много, и они каждый день растут». (Из письма к Н. Н. Литовцевой. Избранные письма, стр. 149).

Январь 20

От имени Художественного театра приветствует Н. М. Медведеву в день ее 50-летнего юбилея: «Просим, как о милости, уделить частицу Вашего покоя и занести Ваши драгоценные наставления на страницы этого альбома под названием “Заветы Надежды Михайловны Медведевой молодым артистам”». (Там же, стр. 151).

Февраль 3

«Я 21 месяц не имел пяти дней полного безмятежного отдыха! Были 3 – 4 дня в дороге, а то все время работа, работа, работа! И настоящая, полная радость, настоящее счастье испытал только… полсуток, — после “Чайки”. Полсуток потому, что на другой же день отмена целого спектакля повергла меня снова в заботливое настроение… Непременно напиши новую пьесу нам Да заранее поговори со мной, чтоб я мог жить ею вместе с тобой». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 116).

Март 26

«Сейчас был у меня Владимир Иванович Немирович-Данченко. Он хотя и состоит членом театрального комитета, но давно уже там не был^88*. Он слышал от Веселовского и Ивана Ивановича Иванова, что твою пьесу “Дядя Ваня” одобрили для представления на Малой сцене, но с тем, чтобы ты ее изменил… и тогда снова отдал бы ее на утверждение… Он в своем театре поставит ее без переделки, потому что находит ее великолепной… Ответь ему, пожалуйста. Он очень взволнован». (М. П. Чехова, Письма к брату А. П. Чехову, М., Гослитиздат, 1954, стр. 115).

154 Апрель 6

Состоялся экзаменационный спектакль, поставленный Немировичем-Данченко в Филармоническом училище. («Воспитанница» Островского и второй акт из «Золота»).

Май (до 7)

Записка Немировича-Данченко Чехову: «Решено завтра читать “Дядю Ваню” у меня. В час — завтрак, а потом мы уединимся и будем читать. К часу жду». (Н. И. Гитович, Летопись жизни и творчества А. П. Чехова, стр. 566).

Май

Задает Чехову вопросы, связанные с режиссерским замыслом «Дяди Вани»: «Насколько сознательна работа Войницкого для профессора? Бросил ли он ради этого свою карьеру? … Как Соня относится к отцу?» («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 118).

Июнь

Живет в Нескучном. Занят составлением репертуара и плана работ театра.

Июнь (до 9)

Распределяет роли в «Плодах просвещения». Читает «Столпы общества» Ибсена. «Пьеса хорошая, не больше того… Идеи “Столпов общества” немножко стары, чтобы проповедовать их серьезно и глубокомысленно». (Из письма к Станиславскому от 9 июня 1899 г. Архив Н-Д, № 1549).

Июнь

Отложил начатую пьесу, так как убедился, что не может отказаться от изображения студенческих беспорядков и ареста студента: «Ввиду действительно бывших студенческих беспорядков… и обострившихся цензурных условий по этому вопросу, пьесу теперь могут не разрешить». (Из письма к Станиславскому от 30 июня 1899 г. Там же, № 1551).

Принимает решение переделать в пьесу свою повесть «Губернаторская ревизия»^89*: «Меня прельщает новизна в том, чтобы привести на сцену весь чиновничий и полицейский уезд, каким я его вижу». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 118).

Пишет Е. П. Гославскому о том, что в его драме «Свободный художник» быт русских современных художников рисуется без ложной идеализации и мишурности. «Вы знаете правило, правило неизменное для драматурга: каждая новая фраза должна двигать пьесу вперед. У Чехова, как бы он ни 155 был неловок как драматург, есть одно большое сценическое достоинство: он в следующем акте никогда не повторяет того, что было сказано с достаточной полнотой в предыдущем. Это дает возможность режиссеру сделать его пьесу сценичною». (Архив семьи Гославских).

Июнь – июль

«Ярко реальная школа, выдержанный стиль эпохи — вот та новая нота, которую мы стремимся дать искусству. Не Киселев, а Левитан. Не К. Маковский, а Репин. Говорят, мы должны сыграть в сценическом русском деле роль передвижников относительно академии. … Так оно и хотелось бы». (Из письма к П. Д. Боборыкину. Избранные письма, стр. 158).

«Я считаю Алексеева очень большим режиссерским талантом. С фантазией, превосходящей всякие ожидания. С огромной памятью жизненных наблюдений». (Там же).

«Меня грызет желание поставить тургеневский “Месяц в деревне”». (Там же, стр. 156).

Июль 10

Предполагает включить в репертуар «Лизистрату» Аристофана и «Мертвые души» Гоголя в переделке А. Потехина.

Под впечатлением романа «Воскресение» пишет Л. Н. Толстому: «Я не припомню, когда еще я читал что-нибудь так, как будто и не читаю, а сам хожу и вижу этих людей, камеры, комнаты, фортепьяно, ковры, мостовую и т. д. … Это уж не иллюзия жизни, а она сама, это жизнь». (Избранные письма, стр. 159 – 160).

Июль 18

Приезжает в Москву и отправляется в мастерскую В. А. Симова, чтобы поторопить его с декорациями для «Смерти Иоанна Грозного».

Июль 23

«Сегодня у меня был трудный день: два часа подробной беседы с Осиповым^90* о полном отсутствии денег. Он мягко улыбался, был любезен до приторности и не только не помог, но точно мысленно рад моему затруднению, а я… у меня готовы были слезы брызнуть из глаз от душевного напряжения и обидной, необходимой сдержанности и тактичности. В душе у меня что-то стонало, ныло, кричало, а я сохранял вид корректности и почтительности. Ушел я от него ни с чем, кроме тяжелого стука в виски… Но спустя час я встряхнулся и, мысленно намечая себе дальнейший план действий, бодро глядел 156 вперед. Думая о Вас, я испытывал к Вам чувство старшего брата». (Из письма к Станиславскому. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 11950 гг., стр. 158).

Июль 26

«Наша контора, должен сознаться, была поставлена по-любительски… Завтра заказываются бланки для каждодневных рапортов: 1) кассы, 2) помощника режиссера о репетициях, 3) пом[ощника] реж[иссера] о спектаклях, 4) заведующего народными сценами… 5) заведующего участием учеников… 6) заведующего музыкальной частью… и 7) инспектора театра (по зданию и т. д.). Каждый из них должен ежедневно давать отчет о прошедшем дне. Значит, малейший промах я сейчас же вижу»^91*. (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 162).

Июль 30

В письме к Станиславскому: «“Одинокие люди”. Прочел. Пьеса бесподобная.

… Одинокие души потому одиноки, что они отрицают существующее. … Есть дивные сцены, требующие особенно тщательной философской и психологической разделки. Таковы в особенности все сцены Анны, наиболее интересной фигуры в общественном значении, как человека будущего…

Совершенно верно, что могут играть и Книппер и Желябужская^92*. По внешности, мне кажется, Желябужская больше подходит. В такой внешности больше стали, больше уверенности, что эта девушка пойдет на сильные подвиги. … Анна должна находить себе подражательниц. Публика должна сказать: “Да, трудно быть такою, но надо”. … Леман — немолодая, энергичная, очень бедная. Характерно, что у нее останавливаются революционеры, вроде Брауна или Анны. В случае революции эта баба будет первая убита жандармами. В общей идейности пьесы — лицо важное». (Там же, стр. 167 – 170).

Август 8

А. П. Чехов пишет М. П. Чеховой из Москвы: «Третьего дня был Немирович, был Мейерхольд». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 18, стр. 201).

Август 17

«Я приступаю к mise en scène, которую по актам буду Вам сдавать. Но Вы мне обещали кучу разных подробностей, хотя бы не собранных в план. Это очень важно. Один Ваш 157 намек даст мне целую сцену… Из названия “Одинокие люди” второе слово надо отбросить.

… Моя пьеса стоит на месте. Я весь в театре. Закончил и кассирский вопрос». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1558).

Август 23

Из письма к Е. П. Гославскому по поводу второй редакции его пьесы «Свободный художник»: «Автор не овладел вообще тем эпическим спокойствием, которое одно, только оно одно, имеет притягательную силу над зрителем. Сам автор неспокоен. Пусть его лица беснуются сколько угодно, но сам автор должен быть хладнокровным оператором. Этого нет». (Архив семьи Гославских).

Август 26

Выезжает из Крыма в Москву.

Август 28

«Приехал Влад[имир] Ив[анович] и открыл министерский кабинет, пошли разговоры, исповеди». (Из письма Книппер к Чехову от 29 августа 1899 г. «Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер»^93*, т. 1, М., изд. «Мир», 1934, стр. 65).

Август 31

Был на спектакле «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» в Новом театре: «Ты поверишь, что я сумел оценить все подробности твоей фантазии и труда, которые отлично осуществились». (Из письма к режиссеру спектакля А. П. Ленскому от 1 сентября 1899 г. Избранные письма, стр. 173).

Сентябрь 21

Репетирует «Дядю Ваню»: «Лица горят, глаза блестят, шпильки из головы летят, и такое чувство, что никто не в состоянии остановить нас». (Из письма Книппер к Чехову. «Переписка», т. 1, стр. 79).

Сентябрь

«Мы налаживаем всю пьесу без Астрова, с Немировичем. Проходим отдельными сценами, много беседуем, нянчим ее, как нянчили “Чайку”». (Там же, стр. 82).

Октябрь (начало)

«Все сцены без Астрова мы уже сладили настолько, что сегодня я даже отменил репетицию: нам делать нечего, без 158 Астрова». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 120).

Октябрь (середина)

Работает с К. С. Станиславским над ролью Астрова, просит его пересмотреть трактовку отдельных сцен и отказаться от излишних деталей: «Я не хочу платка на голове от комаров, я не в силах полюбить эту мелочь. … эта подробность не рекомендует никакого нового направления. Бьюсь об заклад, что ее отнесут к числу тех “излишеств”, которые раздражают, не принося никакой пользы ни делу, ни направлению, ни задачам Вашим». (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 176).

Октябрь 22

В антракте спектакля «Травиата» заходит за кулисы к Л. В. Собинову (Л. В. Собинов просил помочь приготовить партию Ромео в опере Гуно «Ромео и Джульетта»). «Ну, что же, будем готовить Ромео. Я нарочно пришел посмотреть Вас, чтобы узнать, к чему Вас тянет, как Вы любите и как страдаете, чтобы сообразно с этим повернуть и Ромео». (Из письма Л. В. Собинова. Цит. по статье Н. Д. Волкова «Творческий путь Л. В. Собинова». Сборник «Л. В. Собинов. Жизнь и творчество», Музгиз, 1937, стр. 49).

Октябрь 23

«Работа у нас действительно идет горячая. Всего было. И спорили и даже немножко ссорились. Главная же возня за все последние дни была в декорационной и бутафорской. Доводили меня до совершенного бешенства, когда я хлопал по столу, кричал, стонал, выл, выгонял из театра, брал новых лиц». (Из письма к Чехову. Избранные письма, стр. 179).

Октябрь 27

«Я смотрел спектакль [“Дядя Ваня”] даже не как режиссер, а как основатель театра, озабоченный его будущим… передо мной открывается много-много еще забот». (Там же, стр. 182).

Октябрь 29

Через два дня после премьеры «Дяди Вани» пишет письме О. Л. Книппер, в котором анализирует исполнение роли Елены Андреевны. (Архив Книппер-Чеховой).

Ноябрь 19

Вместе со Станиславским репетирует «Одиноких» Гауптмана. Жалуется Чехову на усталость, на заботы, связанные с буднями театра.

159 Ноябрь 24

«В твоем письме звучит какая-то едва слышная дребезжащая нотка… Ой, не утомляйся, не охладевай! Художественный театр — это лучшие страницы той книги, какая будет когда-либо написана о современном русском театре. Этот театр — твоя гордость…» (Из письма Чехова к Немировичу-Данченко. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 18, стр. 266).

Декабрь 15

М. Н. Ермолова пишет Л. В. Средину: «Не удивляйтесь… если я покину Малый театр и, может быть, даже перейду к Алексееву. Немирович очень меня зовет». («Письма М. Н. Ермоловой». М.-Л., Всероссийское театральное общество, 1939, стр. 101).

1900

Январь 24

Спорит о чеховской драматургии с Л. Н. Толстым, пришедшим на спектакль «Дядя Ваня». (См. вступительную статью, стр. 24).

Февраль 7

Возвращается из Петербурга, куда ездил в связи с предполагавшимися гастролями Художественного театра.

Февраль

Был на юбилее В. М. Лаврова^94*: «21 год я слышу одно и то же, одно и то же!! Ну, хоть бы что-нибудь, хоть бы по форме изменилось в этом обилии намеков на правительство и в словах о свободе». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 128).

Февраль (середина)

Тяготится вмешательством С. Т. Морозова в художественные дела театра: «Начинал с Вами наше дело не для того, чтобы потом пришел капиталист, который вздумает из меня сделать… как бы сказать?.. секретаря что ли?» (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1571).

«Сборы замечательные. … Но, увы, это всего 976 руб. Досадно мало! И еще досаднее, что это заставляет часто ступать на путь компромиссов, в виде особых соглашений с Морозовым, 160 который настолько богат, что не удовольствуется одной причастностью к театру, а пожелает и “влиять”»^95*. (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 128).

В этом же письме к Чехову: «Чувство жалости к людям, которое меня сильно охватывало лет 8 – 10 назад, снова забирает меня. Одно время я было стал бодрее… а теперь это, чувство переходит у меня как бы в философскую систему».

Февраль

Готовит выпускной спектакль в Филармоническом училище — «Новобрачные» Бьёрнсона-Бьёрнстьерне.

Февраль (конец)

Беседует с В. И. Качаловым, принятым в труппу; намерен ввести его в драму «Одинокие» на роль Иоганнеса и поручить ему роль Мизгиря или Берендея в «Снегурочке» Островского.

Март (начало)

«Когда-то я слыл за человека, умеющего хорошо распределять роли. Поэтому попробуйте вникнуть.

Два дня, вернее две ночи, все думал о распределении “Снегурочки”… Идеальная Купава, как она написана у Островского, должна была быть Никулина^96*. Чем больше вчитываюсь в пьесу, тем сильнее смеюсь Купаве… резкий контраст Снегурочке. Насколько Снегурочка светится мягким лиризмом, настолько Купава вся горит огнем. Она заливается горючими слезами, брызжет темпераментом и, несомненно, комична своей непосредственностью». (Из письма к Станиславскому. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 177 – 178).

Апрель 2

Выезжает в Севастополь.

Апрель 5

Приезжает в Ялту, чтобы подготовить гастроли Художественного театра.

161 Первая встреча с А. М. Горьким в Ялте: «Было уже совсем темно… Шагом двигались мы по Нагорной улице и оглядывали каждую дачу направо и налево, стараясь угадать, которая из них может быть дача Чехова. … Вдруг из темноты выдвинулась фигура в рабочей блузе, в матросском плаще, в мягкой шляпе, в высоких сапогах. Я остановился, остановилась и эта фигура и пристально начала в меня всматриваться. Я спросил, не знает ли он, где тут дом Чехова, на что получил тотчас же точный ответ. С сильным нижегородским акцентом на ó; мягким баском. Мне и в голову не пришло, что это был Горький… Осталась только во мне странная струйка впечатления, что этот человек смотрел на меня так, как будто рассматривал с некоторым интересом. Когда я приехал к Чехову, первое что он сказал: — А тут только что был Горький. Он все тебя ждал…». (Предисловие Немировича-Данченко к книге Николая Эфроса «“На дне”, пьеса Максима Горького в постановке Московского Художественного театра», М., Госиздат, 1923, стр. 12).

Апрель 6

Впечатления от знакомства с А. М. Горьким: «При внешнем спокойствии какой-то громадный запас нерастраченных сил… При скромности хорошего вкуса — стихийная вера в себя или, по крайней мере, в свое миропонимание^97*… очаровательная, сразу охватывающая лаской, улыбка». (Там же, стр. 15).

Апрель 10 – 13

Гастроли Художественного театра в Севастополе.

Апрель 16 – 23

Спектакли Художественного театра в Ялте. У Чехова ежедневно собираются А. М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн, С. Я. Елпатьевский, С. Г. Скиталец, Е. П. Чириков, Б. А. Лазаревский, К. С. Станиславский, Вл. И. Немирович-Данченко и некоторые артисты Художественного театра. (М. Ф. Андреева, «Поездка в Крым» в сборнике «А. П. Чехов. Забытое и несобранное», М., 1940).

Получает от Горького первый том его рассказов с дарственной надписью: «Старшему брату по перу Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко, создающему в России новый, действительно художественный театр.

162 Удивляюсь вашей энергии и уму — искренно, почтительно преклоняюсь пред вами. Дай вам Бог силы и бодрости духа в вашем великом, исторически важном деле. М. Горький». (Музей-квартира Вл. И. Немировича-Данченко. См. фотокопию в книге Вл. И. Немировича-Данченко, Статьи. Речи. Беседы. Письма, стр. 117).

Апрель 30

Критикует новую пьесу П. Д. Боборыкина «Дамы». (Избранные письма, стр. 190 – 192).

Май

Чехов дарит Немировичу-Данченко золотой жетон с надписью: «Ты дал моей “Чайке” жизнь. Спасибо!» (См. фото в книге Вл. И. Немирович-Данченко, Статьи. Речи. Беседы. Письма, стр. 92).

Июнь (начало)

Немирович-Данченко просит Д. Н. Мамина-Сибиряка выслать пьесу.

Июнь

В Нескучном. «А из писательской колеи я как-то совсем выбился. Мне трудно приступать, трудно взвинчивать воображение…». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 131).

Июнь 11

В связи с намерением И. М. Москвина выступить в театре антрепренера М. М. Бородая пишет ему: «Я не имел никаких солидных резонов отказать Вам играть роли, пройденные со мной или в театре. Но, как Ваш первый учитель, решительно советую Вам отказаться играть что-либо, кроме Федора. Других ролей, кроме Брауна, Вы не повторяли сто лет, Карандышева Вы не испробовали, зачем же Вам портить свою репутацию, которая, наверное, отлично сложится Федором?» (Избранные письма, стр. 193).

Июнь 23

Работает над планом новой пьесы, позднее названной «В мечтах».

Июль 10

«Я начал писать… Как всегда, сначала вразброд, отдельными сценами, из разных актов, для того чтобы почувствовать основные тоны и поставить каждое действующее лицо на его собственные ноги. Написано множество листов, но цельных актов еще нет». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1572).

163 Июль 12

«А как я могу сказать, что надо делать для постановки “Свободного художника”, когда я не в силах уловить, к какому впечатлению надо стремиться, какая мысль или какое чувство или какое настроение должны доминировать при установке перспективы? … Я могу разбираться при постановке, только если нашел основную нить, основной тон». (Из письма к Е. П. Гославскому. Архив семьи Гославских).

Июль

Пишет статью о пьесе Г. Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся».

Июль 24

«Работать над пьесой я устал, она, еще неоконченная, начала мне надоедать. А что еще хуже и что всегда бывает при утомлении, начала переставать нравиться». (Из письма к Станиславскому. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 180).

Июль (конец)

Работает над режиссерским планом пьесы Г. Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Просит К. С. Станиславского разрешить новый вариант декораций первого действия: «Эта декорация не сразу выдумана мною. Она у меня мелькнула в несколько ином виде еще в Москве, когда норвежец показывал нам свой альбом. Потом, среди лета, я несколько раз вспоминал. Недавно составил себе план… Без парка я как-то чувствую себя связанным. Кроме того, дорожу этим боковым балконом. Так удобно вести всю первую половину акта! Трудно будет сделать эти большие, красивые деревья, чтобы они имели рельеф, но уж об этом я позабочусь…

Группа обывателей гостиницы вся уже намечена». (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 193 – 194).

Август 1

В 9 часов утра приезжает в Москву. В 11 встречается с секретарем дирекции. В 12 часов созывает режиссерский совет. В 2 часа беседует с декоратором К. Ф. Вальцем. В 2 часа 30 минут — с С. Т. Морозовым. В 5 обедает вместе с Г. С. Бурджаловым, чтобы «обокрасть его насчет Норвегии» для ибсеновских постановок («Когда мы, мертвые, пробуждаемся», «Доктор Штокман»)^98*.

Август 3

Приступает к ежедневным репетициям пьесы Ибсена 164 «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Вечером участвует в репетиции «Снегурочки».

Август 9

Станиславский одобряет первый акт режиссерского плана «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». «Присланный Вами план меня очень порадовал. Он сделан с хорошей фантазией, но в нем есть некоторые непрактичности». (Из письма к Немировичу-Данченко. «Ежегодник МХТ» за 1949 – 1950 гг., стр. 186).

Август

Ведет репетиции пьесы Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Противопоставляет художника Рубека тем буржуа, которые толкнули его на компромисс, сделали его мертвым, опустошенным. (См. режиссерский план «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Рукопись. Музей МХАТ).

Август 14

Для художников-декораторов Симова и Вальца составляет подробное описание всех «мелочей» в ибсеновской пьесе: «какой камень как должен лежать, какой он высоты, ширины, длины и проч.». (Избранные письма, стр. 200).

«Первый [акт] сладили. Влад. Ив. бодро, энергично занимается, это очень хорошо — не затянем пьесу». (Из письма Книппер к Чехову. «Переписка», т. 1, стр. 159 – 160).

Август (между 15 и 31)

Горький сообщает Чехову, что он разорвал «в мелкие клочки» рукопись своей пьесы «Мещане». «Мне очень неприятна эта неудача. И не столько сама по себе, сколько при мысли о том, с какой рожей я встречу Алексеева и Данченко». (М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, т. 28, М., Гослитиздат, 1954, стр. 127).

Август 21

В письме Немировича-Данченко к Станиславскому: «Со вторым актом “Мертвых” я застрял. Вот уже больше недели репетируем, а двигаемся очень медленно. Ай-ай-ай, какой это трудный акт! Не помню такого трудного акта нигде. Два дуэта наполняют весь акт.

… И вот я не только на репетициях, но и вне репетиций ломаю голову, напрягаю всю фантазию, чтобы помочь им [актерам]… Макет 3-го действия готов.

Очень хорош. Симов отменно схватил настроение холодного утра в горах. Масса воздуха, несмотря на то, что 165 сцена загромождена скалами, и воздуха, именно близкого к снежным вершинам». (Избранные письма, стр. 203 – 205).

В том же письме говорит, что на сцене никогда не нужно «бояться скуки, раз чувство и мысль развиваются правильно».

Август (после 23)

В письме к А. А. Санину касается вопросов этики во взаимоотношениях режиссера и актера: «Вы знаете меня, Александр Акимович, знаете весь склад моих убеждений, знаете, что вся моя общественная деятельность проникнута одним стремлением: очищения человека от того жестокого, от того озверелого, что он носит в себе как беспощадный, дрянной дар природы». (Архив Н-Д, № 1414).

Август (конец)

Участвует в отдельных репетициях «Доктора Штокмана».

Сентябрь 1

Уезжает в Варшаву к матери и больной сестре. (См. М. П. Чехова, Письма к брату А. П. Чехову, стр. 159).

Сентябрь

В Москве.

Сентябрь 24 – 29

Встречается с А. М. Горьким, приехавшим в Москву.

Сентябрь

В «Русской мысли» напечатана статья о драме «Когда мы, мертвые, пробуждаемся», в которой Немирович-Данченко полемизирует с декадентами-символистами, доказывая, что «именно в этой пьесе Ибсен является настоящим поэтом-реалистом… реалистом возвышенных образов». («Русская мысль», № 9, стр. 183 – 196).

Октябрь (начало)

«Очень мне понравился в этот приезд умница Данченко. Я прямо рад, что знаком с ним. Я рассказал ему мою пьесу, и он сразу, двумя-тремя замечаниями, меткими, верными, привел мою пьесу в себя. Все исправил, переставил, и я удивился сам, как все вышло ловко и стройно. Вот молодчина!» (Из письма Горького к Чехову. М. Горький, Собр. соч., т. 28, стр. 133).

Горький намерен посвятить драму «Мещане» Немировичу-Данченко. (Там же, стр. 136).

Октябрь 11

Приезжает к Л. Н. Толстому в Ясную Поляну: «На меня 166 все эти посещения Льва Николаевича ради того, чтобы посмотреть, как он живет, всегда производили отталкивающее впечатление.

Тут же газеты заговорили, что Толстой написал новую пьесу… Как во время прогулки, так и во время игры в шахматы, мы, разумеется, беседовали… Он, вообще, смотрит на свои произведения, в которых не проводит коренных философских взглядов, как на развлечение. “Плоды просвещения” Называет шуткой. … В Ясной Поляне почти каждый день бывают гости. За несколько дней до меня гостил Максим Горький и я даже привез сделанный графиней фотографический снимок, на котором Горький снят с графом. Что ж мне вам еще сказать? … И как передать, откуда явилось во мне чувство чудесного, разумного покоя, не оставлявшее меня в течение всего дня. Рядом с этим удивительнейшим человеком как-то совершенно отлетает все мелкое, лишнее». («День в Ясной Поляне», «Новости дня» от 14 октября 1900 г., № 6250. Из беседы Немировича-Данченко с репортером С. К.).

Октябрь 16

Запись в дневнике Л. Н. Толстого: «Немир[ович]-Данч[енко] б[ыл] о драме. А у меня к ней охота прошла»^99*. (Л. Н. Толстой, Полное собр. соч., т. 54, М., Гослитиздат, 1935, стр. 48).

Октябрь 28

Чехов и Горький приходят в Художественный театр на спектакль «Чайка». После третьего акта Немирович-Данченко подает Чехову лавровый венок с надписью: «Высокоталантливому другу дирекция и артисты Художественно-общедоступного театра». (Н. И. Гитович, Летопись жизни и творчества А. П. Чехова, стр. 637).

Ноябрь 28

Премьера «Когда мы, мертвые, пробуждаемся».

Декабрь (начало) (предположительно)

В письме к Станиславскому: «Мне хочется сказать Вам, что едва ли найдется еще человек, который так, как я, чувствовал бы всю широту благородства Вашей природы, Ваше чистое отношение к делу, не засоренное мелочностью, Ваше деликатное отношение к тончайшим душевным струнам тех, с кем Вы работаете. … Вы часто напоминали мне лучшие дни 167 нашей близости, той близости, из которой вырос наш театр и все, что в нем есть хорошего.

Вот это я хотел сказать Вам, что бы ни произошло впереди». (Избранные письма, стр. 205).

Декабрь 6

«Вл. Немирович-Данченко и К. Алексеев (Станиславский), директора театра, очень хорошие люди и будут очень рады Вам». (Из письма Чехова к академику Н. П. Кондакову. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 18, стр. 419).

Декабрь 8

Заходит к М. П. Чеховой, чтобы получить второй и третий акты «Трех сестер».

Декабрь 12

Ведет репетицию «Трех сестер».

Декабрь 22

Выезжает в Ментону (юг Франции) к своей сестре, умирающей от туберкулеза.

Декабрь 27

Приезжает в Ниццу, чтобы повидаться с А. П. Чеховым. «А он [Немирович-Данченко] по обыкновению хороший человек, и с ним нескучно». (Из письма Чехова к О. Л. Книппер от 28 декабря 1900 г. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 18, стр. 436).

1901

Январь 2

Поздравляет А. П. Чехова с Новым годом и обещает приехать к нему в Ниццу 3 января.

Январь 11

Возвращается в Москву. Приступает к репетициям «Трех сестер». «Проходили 2 раза третий акт. Немирович смотрел и многое, кажется, изменит. Станисл[авский] делал на сцене страшную суматоху, все бегали, нервничали, Немирович, наоборот, советует сделать за сценой сильную тревогу, а на сцене пустоту и игру неторопливую, и это будет посильнее». (Из письма О. Л. Книппер к Чехову. «Переписка», т. I, стр. 276 – 277).

Январь 12

Ведет репетиции «Трех сестер». «Конст[антин] Серг[еевич] проработал над пьесой очень много, дал прекрасную, 168 а местами чудесную mise en scène, но к моему приезду уже устал и вполне доверился мне». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 133).

«Владим[ир] Иванов[ич] возвратился и принял большое участие в репетициях». (Из письма А. Л. Вишневского, к Чехову. Гос. библиотека СССР имени В. И. Ленина, отдел рукописей).

Январь 15

О репетициях «Трех сестер» О. Л. Книппер пишет Чехову: «Спорный пункт с Немировичем — 3-й акт — покаяние Маши. Мне хочется вести третий акт нервно, порывисто… Немировичу же хочется… чтобы Маша, несмотря на все, была полна этой любви, и кается не как в преступлении». («Переписка», т. I, стр. 282 – 283).

Январь 18

«Сегодня вечером я с Немировичем хорошо занялась Машей, все себе уяснила, укрепила и люблю эту роль страшно». (Там же, стр. 287).

Январь 22

Из письма Немировича-Данченко к Чехову о репетициях «Трех сестер»: «Фабула развертывается, как в эпическом произведении, без тех толчков, какими должны были пользоваться драматурги старого фасона, — среди простого, верно схваченного течения жизни…

Разница между сценой и жизнью только в миросозерцании автора, вся эта жизнь, жизнь, показанная в этом спектакле, прошла через миросозерцание, чувствование, темперамент автора. Она получила особую окраску, которая называется поэзией». (Избранные письма, стр. 206 – 207).

Посылает Чехову телеграмму в Ниццу. Просит разрешения сделать купюры в монологах «Трех сестер» в финале пьесы.

Январь 29

Из письма О. Л. Книппер к Чехову: «Сегодня днем беседовали о генеральной, вечером я прошла всю роль начисто с Немировичем». («Переписка», т. I, стр. 302).

Январь 31

Премьера «Трех сестер».

169 Февраль

Выезжает в Петербург в связи с гастролями Художественного театра.

Февраль 19

Начало спектаклей в Петербурге: «… билеты немедленно рвут на части. Своими глазами видел толпу 200 человек в 11 часов вечера накануне продажи». (Телеграмма Чехову, «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 135).

Февраль 20

В. И. Ленин спрашивает в письме к матери М. А. Ульяновой: «Что это за новая пьеса Чехова Три сестры? Видели ли ее и как нашли? Я читал отзыв в газетах. Превосходно играют в “Художественном — общедоступном” — до сих пор вспоминаю с удовольствием свое посещение в прошлом году…». («Ленин о культуре и искусстве», М., «Искусство», 1956, стр. 375).

Февраль 25

Редакция журнала «Жизнь» устраивает встречу с труппой МХТ.

Март 1

Из Петербурга шлет телеграмму Чехову: «Сыграли “Трех сестер”, успех такой, как в Москве… Играли чудесно, ни одна мелкая подробность не пропала». (Избранные письма, стр. 209).

Март

Организует спектакли в пользу курсисток и студентов.

Март 4

День «бурной кровавой манифестации у Казанского собора^100*. Казалось, вечером молодежи будет не до театра… Там было много товарищей, раненых, избитых, свезенных в больницы, арестованных; общее настроение было насыщено политикой». (Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, стр. 250 – 251).

Союз взаимопомощи русских писателей чествует труппу МХТ. «Немирович отлично отвечал — просто, умно и интересно». (Из письма Книппер к Чехову. «Переписка», т. I, стр. 346 – 347).

170 Март (середина)

В Москве участвует во II съезде сценических деятелей.

Март 28

В Севастополе. Приглашает Чехова приехать к нему.

Апрель 2

Из письма к Чехову: «Ты пишешь, что охотно арестовал бы меня и на два месяца. Я и сам охотно арестовался бы. Да ничего не поделаешь! Придется… съездить в Москву… А писать так хочется! Да и необходимо, для театра же необходимо.

… В конце концов я остаюсь при решительном убеждении, что ты должен писать пьесы. Я иду очень далеко: бросить беллетристику ради пьес. Никогда ты так не развертывался, как на сцене. Но я дал бы один совет насчет движения в пьесе. Не “действия”, а движения». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 138 – 139).

Апрель 9

В Москве.

Апрель (после 20)

Снова возвращается в Крым: «Вчера был у меня Немирович, мягкий, но не в духе и, как мне показалось, постаревший за последнее время. Он сильно хочет писать». (Из письма Чехова к Книппер от 24 апреля 1901 г. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 19, стр. 77).

Апрель 26

Чехов пишет из Ялты, что он часто встречается с Немировичем. (Там же, стр. 78).

Май 3

Чехов дарит Немировичу-Данченко свои «Повести и рассказы» с надписью: «Милому другу Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко. 3 мая 1901 г. в Ялте». (Там же, т. 20, стр. 344).

Май 22

Добивается открытия сценических классов при МХТ и «с грустью» оставляет Филармоническое училище.

Май (конец)

«Весь май я так отдавался театру, как давно уже этого не было». (Из письма к Чехову от 16 июня 1901 г. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 141).

171 Май 31

Вместе со Станиславским заканчивает репетиции «Дикой утки» и «Микаэля Крамера».

Июнь 1

«Вчера 31-го мы закончили репетиции. Устали! Я не могу еще уехать, так как не выяснился вопрос о постройке театра^101*. Уеду или сегодня, — будет означать, что дело о постройке рухнуло еще на год, — или дней через 10, — будет означать, что дело пошло». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 140).

Июнь 16

В письме к Чехову из Нескучного: «Я совсем отвык писать… перо отучилось писать так, как требует мысль и образ. Трудно его разгорячить, так оно стало холодно и рассудочно… С тех пор, как я приехал в деревню, я выкурил уже 400 папирос, а у меня все еще нет ни одного законченного акта»^102*. (Там же).

«Отношения у меня с Алексеевым лучше, чем когда-нибудь…». (Там же, стр. 140 – 141).

«Здесь очень жарко, но хорошо. Ночи очень хороши. Лунно, тепло, прохладно. Лунные ночи на юге — выше этого не знаю». (Там же).

Июль 16

«А я около трех лет не писал ничего и около пяти — пьес. Писать как следует начал только в это лето около половины июля и почувствовал, что это так трудно, как будто я всю жизнь был только режиссером (Аграмовым). … Словом, я едва закончил два акта — большие, большие, длинные, длинные… а попадающиеся под руку критические статьи все говорят о сжатости драматической формы, даже утонченной сжатости современной драмы. И я когда-то стремился к этому!» (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Июль 24

«Никуда я не уезжал. Мало того, за два месяца только 15 июля, благодаря приезду Каменского, лодырничал. Все остальное время в беспрерывной работе». (Из письма к Книппер. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Июль 27

«Нельзя пьесу писать урывками. Когда я отстаю от написанного на несколько месяцев, — оно мне надоедает и я не 172 могу приниматься за него снова. … из набросанных в прошлом году двух актов в пьесу не вошло более 10 фраз! Сейчас я погружен в последний акт»^103*. (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1582).

Август

На репетициях «Дикой утки» Ибсена.

Август 28

«Завтра Влад. Ив. читает свою пьесу. Волнуется, кажется, сильно… А право страшно за Влад. Ив. Подумай, если пьеса не понравится… каково ему?» (Из письма О. Л. Книппер к Чехову. «Переписка», т. I, стр. 434).

Сентябрь 15

В письме Горького к Чехову: «Драму пишу во всю мочь и чувствую, что она не выходит у меня. Дал слово Немировичу прислать ему в конце сентября и хочу слово сдержать». (М. Горький, Собр. соч., т. 28, стр. 176).

Сентябрь 28

Приезжает к А. М. Горькому в Нижний Новгород для ознакомления с драмой «Мещане». «… Три дня я его, ждал и чувствовал себя мальчишкой, волновался, боялся и вообще дурацки вел себя. А когда начал читать пьесу, то делал огромные усилия, для того, чтоб скрыть от Немировича-Данченко то смешное обстоятельство, что у меня дрожал голос и тряслись руки. Но — сошло!» (Из письма Горького к К. П. Пятницкому от 1 – 2 октября 1901 г. Там же, стр. 180).

Сентябрь 29

Из Нижнего Новгорода сообщает Чехову: «Пьеса отличная достойна Горького. Последний акт будет немного переделывать». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 141).

Сентябрь – октябрь

Пишет записку О. Л. Книппер: «Милая Ольга Леонардовна! Мне надо с Вами поговорить по поводу моей пьесы, внимательно и вдумчиво, — стало быть, довольно долго. Сделайте так, чтобы Вы и Антон Павлович были сегодня вечером дома. Я приду». (Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

173 Октябрь 12

«Милому моему другу и товарищу Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко» — надпись А. П. Чехова на своей фотографии. (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 345).

Ноябрь 1

Немирович-Данченко намеревается прочесть рассказ Чехова на утреннике в пользу нуждающихся учеников школы Он просит Чехова написать новый рассказ. (Из письма Книппер к Чехову. «Переписка», т. 2, стр. 30).

Ноябрь 8

«Знаешь — из-за нашей вечеринки чисто товарищеской Трепов^104* вызывал Немировича и хотя разрешил подобные сходки, но просил, чтобы его уведомляли, кто там будет из посторонних». (Там же, стр. 51).

Ноябрь 24

Присутствует на вечере в честь 50-летия литературной деятельности беллетриста и драматурга А. А. Потехина.

Декабрь 3

Просит драматический отдел Главного управления по делам печати разрешить к постановке в МХТ пьесу Горького «Мещане». (Представляет первую редакцию пьесы). («Летопись жизни и творчества А. М. Горького», выпуск 1, М., АН СССР, 1958, стр. 355).

Декабрь (середина)

Ждет от Горького пьесу, просит Чехова: «Черкни ему, пожалуйста, чтоб выслал как можно скорее». (Из письма к Чехову. Избранные письма, стр. 211).

Готовится к постановке «Мещан»: «Я сам пересмотрел три квартиры, из которых две — разжившихся маляров. Кроме того, поручил… собирать внешний материал мещанской жизни». (Там же).

Декабрь 21

Премьера пьесы Немировича-Данченко «В мечтах» в МХТ.

Декабрь 25

В прессе отрицательные отзывы о пьесе. После разговора с Немировичем-Данченко Книппер пишет Чехову: «Ему, верно, очень нехорошо на душе… Написал бы ты ему». («Переписка», т. 2, стр. 178 – 179).

174 Декабрь 28

Немирович-Данченко читает пьесу «Мещане» труппе Художественного театра. «Часто прерывали чтение взрывы хохота». (Там же, стр. 186).

Декабрь 28

Первая беседа с исполнителями о «Мещанах». Вступительное слово Немировича-Данченко.

Декабрь 30

Уезжает в Ниццу.

1902

Январь

В Ницце. «Три раза был в театре, в скверном театре, смотрел идиотский карнавал… красивую bataille des fleurs^105*, ничего не делал, ни о чем не думал». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 142).

Январь 21

Вернулся в Москву, принялся за дела.

Январь (после 21)

На репетициях «Мещан».

Январь 26

«Сегодня Влад[имир] Ив[анович] очень хорошо и толково занимался 1-м актом Мещан, нашел ошибки в толковавши, все выяснил, и теперь налаживается». (Из письма Книппер к Чехову. «Переписка», т. 2, стр. 283).

Январь 27

Генеральная репетиция первых двух актов «Мещан».

Февраль 22

На литературном утре памяти Гоголя читает отрывки из «Мертвых душ».

Февраль 24

Окончание спектаклей в Москве.

Февраль

Отъезд на гастроли в Петербург.

Март

В Петербурге добивается разрешения спектакля «Мещане». 175 (Вл. И. Немирович-Данченко, «Тринадцать театральных нянек». Рукопись. Архив Н-Д, № 7273).

Март (до 26)

«И вот однажды, дня за два до представления “Мещан”, на местах капельдинеров, отбиравших билеты, оказались городовые». (Там же).

Март 26

Премьера «Мещан» в Петербурге: «Театр был полон полиции и переодетой и мундирной» (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. «Переписка», т. 2, стр. 413).

Апрель (начало)

Проводит первую беседу с участниками спектакля «Столпы общества» Ибсена.

Апрель

В Севастополе. Работает над режиссерским планом пьесы «Столпы общества».

Апрель 10

В Ялте. Встречается с Чеховым: «Я его, очевидно, очень оживил, поговорили до полуночи». (Телеграмма к Книппер-Чеховой. Избранные письма, стр. 211).

Апрель 11

Приезжает в Олеиз к Горькому, который прочитал ему два акта «На дне».

Май

Репетирует «Столпы общества»: «Прошло репетиций 8 – 9. Занимаюсь пока я один, Бурджалов мне помогает… Давно, очень давно не помню таких плодотворных репетиций. По 4 часа без малейшего перерыва энергия не ослабевает. И однако, первый акт настолько сложен (в нем занято 16 – 17 лиц), что мы только-только срепетировали его вчерне. О красках, колорите, творчестве фигур еще не приходится очень думать… Пока, так сказать, добиваемся верного сценического и психологического рисунков. Зелены наши актеры…» (Из письма к Книппер-Чеховой. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

В другом письме: «Знаете, Скирмунт^106* арестован. И сколько ни добивались узнать причины, — единственная та, что 176 у него останавливался Горький. Что делают! Как подгоняют катастрофу!»

Май 29

«Милый Алексей Максимович! Надеюсь, Вы поверите, что если я все время не обмолвился ни словечком, то из этого не следует, чтоб я не сочувствовал Вам во всех Ваших мытарствах последнего времени. Всей душой!» (Из письма к Горькому. Архив А. М. Горького).

Май 31

Приходит к Чехову, приехавшему в Москву. «В гостиной Немирович и Вишневский читают пьесу, Ольга лежит и слушает, я не знаю пьесы, и потому мне скучно». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 19, стр. 286).

Июнь 9

Намеревается ставить пьесу Бьёрнсона-Бёрнстьерне «Жертва политики»^107*. «Это превосходная вещь, литературное произведение высшего качества… Глазное лицо — министр… Поэтому имейте за границей в виду мысль о министрах и депутатах, так сказать их внешний вид». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1585).

Июнь (после 9)

Получил от Ю. К. Балтрушайтиса перевод пьесы Метерлинка «Монна Ванна»: «Пьеса написана в духе романтизма, не свойственного нашему театру, каким он был до сих пор… И самое главное, — я не вижу исполнителей ни у нас, ни в другом театре. И при всем том я не могу отделаться от чувства досады, что мы не будем ставить эту пьесу. … Она романтична и тем не менее очень современна. Героизм — реальный и удивительно понятный нам… Она постановочная… — и в то же время она удивительно интимна. … Для современной публики она дороже всего Шиллера и Гюго, потому что ближе по духу и совершеннее по форме». (Из неотправленного письма к Станиславскому от 4 – 5 июля 1902 г. Там же, № 1586).

Июнь 18

Под впечатлением «Бездны» Л. Андреева пишет Горькому: «Андреев… измышляет сюжеты… он больше выдумывает, чем наблюдает (кроме природы, которую хорошо чувствует).

… У Вас все понимаю и верю Вашим рассказам…». (Избранные письма, стр. 213).

177 В письме к Книппер-Чеховой об Л. Андрееве: «Он смел, но его смелость и даже дерзость — не всегда смелость таланта, часто это только смелость легкомыслия. Если он не почувствует этого сам, — из него выработается неприятный и вредный художник». (Там же, стр. 214).

Июнь 22 или 23

Горький сообщает Немировичу-Данченко, что он закончил пьесу «На дне жизни» и просит его приехать в Арзамас. «Для пьесы у меня есть несколько снимков с натуры, достану еще несколько и вышлю Вам. Снимков ночлежки — нет, только типы…». (М. Горький, Собр. соч., т. 28, стр. 261).

Июнь 25

Дарит Горькому свою пьесу «В мечтах». Надпись: «Глубокоуважаемому Алексею Максимовичу Пешкову от любящего его всем сердцем автора В. Н-Д. 25 июня».

Июль (начало)

Пишет «Записку членам Товарищества МХТ» о задачах Художественного театра: «Мы хотим вести общество за собой… Наш театр должен быть большим художественным учреждением, имеющим широкое просветительное значение, а не маленькой художественной мастерской, работающей для забавы сытых людей». (Избранные письма, стр. 223).

Протестует против стремления пайщиков сделать театр «модным»: «Оно вредное, потому что оно приведет нас к ужасному результату, когда в начнем театре форма совершенно задушит содержание и вместо того, чтобы вырос большой Художественный Театр с широким просветительным влиянием, мы обратимся в маленький художественный театр, где разрабатываются великолепные статуэтки для милых, симпатичных, праздношатающихся москвичей». (Из неотправленного письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1587).

Июль (до 20)

Благодарит Горького за «ласковые строки» о пьесе «В мечтах»^108*. «Хочу Вам сказать, что я даже довольно долго колебался, посылать ли ее Вам. По отзыву большинства, пьеса 178 мне не удалась совсем… Личное мое чувство — никогда не было такое изъязвленное, как с этой пьесой». (Из письма к Горькому. Архив А. М. Горького).

Июль (между 17 и 25)

В письме Горького к Чехову: «Очень хочется быть на репетициях, прошу Вл[адимира] Ив[ановича] и Кон[стантина] Сер[геевича] похлопотать об этом у моск[овского] ген[ерал]-губернатора». (М. Горький, Собр. соч., т. 28, стр. 265).

Июль

Ходатайствует перед московским обер-полицмейстером, о том, чтобы Горькому разрешили приехать в Москву.

Из письма Немировича-Данченко к Книппер-Чеховой; «В Любимовке^109* славно. А у меня она слилась с сильными впечатлениями “Пушкинского” лета. И когда я вспоминаю любимовскую еловую аллею под мягким августовским солнцем, или этот балкончик, на котором я зяб до рассвета над широкими и горячими театральными планами и отрывался только, чтоб прислушаться, как ночную тишину прорезывал звон церковного сторожа или гудок паровоза, — тогда мне кажется, что в то лето начался закат моей молодости и я спешил с жадностью упиться ею». (Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Июль (до 27)

Закончил режиссерский план «Столпов общества» Ибсена.

Июль 27

«Пьеса Горького не запрещена цензурой, он ее еще даже не представлял. Он ее опять переделывает». (Из письма Немировича-Данченко к В. В. Лужскому. Архив Н-Д, № 1004).

Узнает, что В. Ф. Комиссаржевская ушла из Александринского театра, и намеревается пригласить ее в Художественный театр.

Июль

Установлены обязанности Немировича-Данченко в театре: «Художественный директор, сносится с внешними властями по делам театра, председательствует в репертуарном совете и докладывает Правлению по поводу постановки новых пьес, приискивает пьесы для репертуара, сносится с литературным миром по делам театра, контролирует и советует при постановке всех шести новых пьес репертуара в литературно-художественном отношении, самостоятельно, как режиссер, должен 179 поставить одну из шести новых пьес». (Условия между пайщиками 1902 – 1905 гг. Архив внутренней жизни театра. Музей МХАТ, № 5213).

Июль – август

Ходатайствует перед цензурой о разрешении поставить «Власть тьмы» «в художественно-реальном изображении, так как до сих пор русская деревня изображалась на сцене в слишком условно-театральных формах, отдалявших ее даже от того изображения, какое она находила в художественной литературе». (Неоконченный черновик, машинопись. Архив внутренней жизни театра. Музей МХАТ, № 5403/27).

Август 9

Выезжает к Горькому в Арзамас для ознакомления с пьесой «На дне жизни». Советует Горькому назвать ее «На дне».

Август 18

Из Любимовки Книппер-Чехова пишет Чехову: «С Немировичем сидели наверху, слушали, как безнадежно идет дождь, раскладывали пасьянсы, болтали». («Переписка», т. 2, стр. 447).

Август 21

Проводит первую беседу о пьесе «На дне» с труппой. Вечером посещает вместе с художником В. А. Симовым и писателем В. А. Гиляровским ночлежки Хитрова рынка. (См. письмо к Горькому. Избранные письма, стр. 227).

Август 22

Чтобы уловить настроение первого действия горьковской пьесы, рано утром посещает ночлежку Хитрова рынка.

Август 25

В письме к Чехову анализирует пьесу С. А. Найденова «Жильцы». (См. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 146).

Выезжает на несколько дней в Петербург хлопотать о разрешении пьесы «На дне»: «Пришлось ехать в Петербург отстаивать чуть не каждую фразу, скрепя сердце делать уступки и, в конце концов, добиться разрешения только для одного Художественного театра». (Предисловие Немировича-Данченко к книге Николая Эфроса «“На дне”, пьеса Максима Горького в постановке Московского Художественного театра»).

Август 27

Пишет Горькому о том, что только после посещений ночлежки он понял и почувствовал в полной мере реальность 180 пьесы «На дне»: «Передо мной развертывается громадная и сложная картина и накипает ряд глубоких вопросов, по которым до сих пор моя мысль только скользила. Так сказать, она еще не поддавалась Вам всецело… Теперь многое мне становится понятнее и сильнее жжет меня». (Избранные письма, стр. 229).

Август 28

Вместе со Станиславским репетирует «Власть тьмы» Л. Н. Толстого.

Сентябрь 6

От имени Художественного театра посылает телеграмму Л. Н. Толстому по случаю 50-летия его литературной деятельности: «Мы преклоняемся перед Вами, как преклоняются перед неутомимым работником, который не перестает будить нашу мысль и совесть…». (Избранные письма, стр. 230).

А. М. Горький читает свою пьесу «На дне» труппе МХТ.

Сентябрь 13

В письме Книппер-Чеховой к Чехову о репетициях «На дне»: «Разбирались в 1-м акте, сегодня уже горячо поработали… Владимир Иванович ведет пьесу. Константин Сергеевич пока отсутствует эти дни»^110*. («Переписка», т. 2, стр. 501).

Сентябрь 16

«Была на репетиции. Владимир Иванович беседовал с каждым отдельно; каждый проходил свою роль в тон». (Там же, стр. 508 – 509).

Сентябрь 19

Ведет репетиции первого и второго актов «На дне».

Сентябрь 13 – 21

Проходит с ученицей школы В. А. Петровой роль Сони в «Дяде Ване» Чехова.

Октябрь 25

Открытие сезона МХТ в новом помещении. Идут «Мещане» Горького.

181 Осень

Вместе с К. С. Станиславским ставит «На дне»^111*. Пишет ему о том, что для исполнения роли Сатина нужны новые приемы, новая речь, не изощренная паузами, беглая, легкая. «То, чего я добивался от Москвина и от тона всей пьесы, в равной мере относится и к Вам. Сделаю такой пример: что если бы монолог о праведной земле пришлось говорить Вам?^112* Ведь Вы бы его расчленили на несколько частей — и переиграли бы. И он не донесся бы до зрителя так легко. А в этой бодрой легкости вся прелесть тона пьесы… играть трагедию (а “На дне” — трагедия) в таком тоне — явление на сцене совершенно новое». (Избранные письма, стр. 231).

Ноябрь

Репетирует «На дне». «Тон для Горького найден был мною, как сейчас помню, в 3-м действии на монологах Луки — Москвина, а после в 4-м действии на монологах Сатина»^113*. (Из письма к Н. Е. Эфросу, 1922 – 1923 гг. Архив Н-Д, № 2061).

Ноябрь 30

Репетирует «На дне». Выслушивает замечания А. М. Горького по репетиции третьего акта. (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Декабрь 1

А. М. Горький смотрит в первый раз пьесу Вл. И. Немировича-Данченко «В мечтах» на сцене Художественного театра.

Декабрь 4

О репетициях «На дне» Немирович-Данченко пишет А. А. Санину: «С некоторой переменой в ролях, кажется, дело налаживается». (Архив Н-Д, № 1424).

Декабрь б

Репетирует четвертый акт «На дне».

Декабрь 12, 13

Утром и вечером репетирует «На дне». На репетиции присутствует Горький. «Дело как будто наладилось… Для всей 182 пьесы выработали мы тон новый для нашего театра, — бодрый, быстрый, крепкий, не загромождающий пьесу лишними паузами и малоинтересными подробностями. Зато ответственности на актерах больше». (Из письма Немировича-Данченко к Чехову. Избранные письма, стр. 232).

Декабрь 14

Репетирует «На дне». «Влад. Ив. прочел нотацию всей труппе, очень толковую и очень внушительную». (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Декабрь 15

Генеральная репетиция «На дне».

Декабрь 16

Просит цензора разрешить в третьем действии горьковской пьесы появление полицейского офицера и городового.

Декабрь 18

Утро. «Жду сегодня очень большого успеха, не единодушного, но шумного. … Темп, наконец, схвачен хорошо — легкий, быстрый, бодрый. Симов дал прекрасную декорацию 3-го действия. Сумел задворки, пустырь с помойной ямой сделать и реально и поэтично». (Из письма Немировича-Данченко к Чехову. Избранные письма, стр. 233).

Вечер. Премьера «На дне».

Вместе со всей труппой присутствует на ужине, устроенном А. М. Горьким после премьеры. «Все были довольны, веселы, с легкой душой. Говорил только Владимир Иванович, но не торжественно, а шутливо, просто копируя Горького, так как тот поручил ему говорить». (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Декабрь 19

«Вл[адимир] Ив[анович] нашел настоящую манеру играть (произведения) пьесы Горького. Оказывается, надо легко и, просто докладывать роли. Быть характерным при таких условиях трудно, и все оставались самими собой, стараясь внятно подносить публике удачные фразы роли». (Из письма Станиславского к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 220).

Выезжает в Петербург, чтобы получить разрешение цензуры на постановку «Столпов обществах».

183 Декабрь 20 или 21

Горький пишет К. П. Пятницкому: «Успех пьесы [“На дне”] — исключительный, я ничего подобного не ожидал… Вл. Иван. Немировича[-Данченко] — так хорошо растолковал пьесу, так разработал ее — что не пропадает ни одного слова… Я только на первом спектакле увидел и понял удивляющий прыжок, который сделали все эти люди, привыкшие изображать типы Чехова и Ибсена. Какое-то отрешение от самих себя». (М. Горький, Собр. соч., т. 28, стр. 277).

Декабрь 22

Приступает к прерванным репетициям пьесы Ибсена «Столпы общества».

Декабрь 25

Скрывается от праздничной суеты, визитов в гостинице при мужском монастыре, недалеко от Троице-Сергиевской лавры. Обдумывает репертуар будущего года.

Декабрь 26

Посылает Чехову список пьес, намеченных к постановке в Художественном театре, и просит его дать «умный совет о репертуаре». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 149).

1903

Январь 6

Смотрит В. Ф. Комиссаржевскую в «Монне Ванне» Метерлинка.

Январь 9

Ведет репетицию «Столпов общества». «Все были вялые, скучные и Владимир Иванович раскостил всех, всем влетело. Теперь подтянутся». (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

«Влад. Ив. хлопочет о прибавке артистам». (Там же).

Январь 11

Грибоедовская премия присуждается пьесе «В мечтах». «Несмотря на все эти внешние признаки успеха, я твердо помнил, что пьеса не удалась». («История моей драмы “В мечтах”». Архив Н-Д, № 7261).

Январь 17

«Наш театр должен в смысле сценического (а если можно — и драматургического) искусства идти впереди других театров». (Из письма Немировича-Данченко к Чехову. Избранные письма, стр. 235).

184 Февраль 7

Вечером, дома у Станиславского, репетирует отдельные сцены из «Столпов общества».

Февраль 9

Сдает генеральную репетицию «Столпов общества» и уезжает на три дня в Петербург для подготовки весенних гастролей Художественного театра.

Февраль 10 – 12

В Петербурге. «Воздух около Суворина действительно пакостный.

И какой это плохой театр! … В который раз я убеждаюсь, что единственный театр, где можно работать, сохраняя деликатность и порядочность отношений, — это наш. Единственный в мире…

И чем больше я ссорюсь с Алексеевым, тем больше сближаюсь с ним, потому что нас соединяет хорошая, здоровая любовь к самому делу». (Из письма к Чехову от 15 февраля 1903 г. Избранные письма, стр. 239).

Февраль 12

Предполагает на время петербургских гастролей МХТ пригласить В. Ф. Комиссаржевскую для участия в «Чайке»^114*.

Февраль 14

В бенефис Е. В. Гельцер смотрит в Большом театре балет «Лебединое озеро».

В четвертом часу ночи читал рассказы Чехова. «Хохотал в подушку, как дурак, когда прочел “Месть”. И ночью еще проснулся и смеялся». (Из письма к Чехову от 15 февраля 1903 г. Избранные письма, стр. 239).

Февраль 15

В том же письме: «Все друг с другом видаются, разговаривают о чем хотят. А я начинаю репетицию в 12 час, когда все сходятся, и кончаю в 4, когда все спешат домой. А вечером меня теребят декорации, бутафория, звуковые и световые эффекты и недовольные актеры.

… Чувствую тоскливое тяготение к близким моей душе мелодиям твоего пера. Кончатся твои песни, и — мне кажется — окончится моя литературно-душевная жизнь…

Мне кажется, что ты иногда думаешь про себя потихоньку, 185 что ты уже не нужен. Поверь мне, поверь хорошенько, что это большая ошибка.

… Какое это будет радостное событие — твоя пьеса, хотя бы это был простой перепев старых мотивов…

… А пока мы заняты “Столпами”. Какая это мука — не верить в красоты пьесы, а внушать актерам веру в них. Цепляюсь за каждую мелочь, чтобы поддерживать энергию работы». (Там же, стр. 237 – 238).

Февраль 23

«На генеральной Владимир Иванович прислал мне сказать… чтобы из 24-х рук я на сцену захватила бы только одну пару». (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Февраль 24

Премьера «Столпов общества».

Март (начало)

Снова уезжает в Петербург: «… Как случится вот провести несколько часов с такими людьми, как суворинцы, точно тебя грязью обдает и вонью». (Из письма к Чехову. Избранные письма, стр. 239).

Март

В Москве. Ведет репетиции в школе МХТ, сдает два ученических спектакля. «Семь лет я добивался “школы при театре”, сколько возбуждал против себя ненависти, протестов, недоверия. Теперь торжествую». (Там же, стр. 240).

Получил от Горького подарок — экземпляр пьесы «На дне» с надписью: «Половиною успеха этой пьесы я обязан вашему уму и сердцу, товарищ». (Музей МХАТ. См. фотокопию в книге Вл. И. Немирович-Данченко, Статьи. Речи. Беседы. Письма, стр. 113).

Просит Чехова передать Горькому, что очень дорожит его подарком. «Хотя не могу не сказать, что надпись сделана со свойственной ему расточительностью… Я не заслужил этой надписи». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 156).

Март 26

«Симов поставил сегодня очаровательную декорацию I акта “Дяди Вани”. Вот-вот отсохшие желтые листья уже прозрачного сада упадут и Вы услышите, как падает каждый листик. … И потом, Симову удалось открыть даль в бок сцены!» (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1592).

186 Март 28

Во время фотосъемок спектакля «На дне» надевает костюм ночлежника и снимается со Станиславским — Сатиным и со всей ночлежкой. (Фото в Музее МХАТ).

Апрель 1

Уезжает с Художественным театром в Петербург.

Апрель 5

«Заходила к Немировичам: … Влад. Ив., затихший, скучный, все с шахматами сидит. Я его вытащила, прошлись, потом по набережной прокатились». (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Апрель 8

На спектакле «Дядя Ваня»: «Весь вечер испытывал истинно-художественную радость». (Из телеграммы к Чехову. Архив А. П. Чехова. Гос. библиотека СССР имени В. И. Ленина, отдел рукописей).

Апрель 15

Читает «Росмерсхольм» Ибсена Станиславскому, Лужскому, Вишневскому, Книппер.

Апрель 20

Произносит вступительное слово на литературном утре, посвященном А. П. Чехову, в театре Пассажа в Петербурге: «У каждого писателя — свои мечты, свое чувствование жизни, свой стиль. Сохранить все это — задача театра… В так называемых “чеховских настроениях” отразилась широкая полоса провинциальной жизни русского интеллигентного человека… Режиссер… должен быть прежде всего поэтом, а потом уже мастером своего искусства… Чехов с своими драмами едва ли не дальше всех русских писателей отошел от той условной формы, в которую окончательно выродилась драма на Западе. Не даром же западные критики всегда обвиняют русских драматургов в плохой сценической технике!.. Не есть ли это явное указание на то, что русский театр идет своим путем, вырабатывает для сцены свои формы…». («Инсценировка чеховских настроений», «Литературный вестник», т. V, кн. 3, издание Русского библиологического общества, 1903).

Апрель (до 26)

Из письма к В. Ф. Комиссаржевской: «Говорят, я принадлежу к мечтателям. Вероятно. Однако к таким, которые довольно упрямо добиваются осуществления своей мечты. Одно 187 из моих, очень давних, мечтаний — Ваше присутствие в труппе Художественного театра». (Избранные письма, стр. 241).

Май

Готовится к постановке «Юлия Цезаря».

Май 31

Уезжает вместе с художником В. А. Симовым в Венецию, Рим, Неаполь собирать материалы для постановки «Юлия Цезаря»: «Подышать и пофантазировать среди развалин». (Из письма к В. А. Симову от 11 февраля 1933 г. «Театр и драматургия», 1933, № 1).

Июнь (начало)

В Риме. Испытывает «подъем духа». Под знойным солнцем с утра на Форуме: «Зарылись в работу — на месте и дома — и нашли удивительно интересную точку зрения, оригинальные перспективы, детали своеобразные и исторически верные…

Я убеждаюсь, что великий Кронек^115* был в Риме не больше как от поезда до поезда». (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 243 – 245).

Июнь 10

«Переход от обломков древнего Рима на площадях и в музеях к собору Петра способен перевернуть все миросозерцание человека». (Из письма к Книппер-Чеховой. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Июнь (до 15)

«Последний вечер в Риме провели в театре. Итальянские актеры вообще чуть ли не самые лучшие по нервности и простоте. … Играла чудесная по нервному темпераменту актриса Gramatica и отличный актер. Актриса вроде Заньковецкой, но еще посильнее… Постановка пьесы самая жалкая». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 157).

Июнь

Три дня пробыл в Помпее, в антикварных лавках, потом — в Неаполе: «Иностранцы без пролития крови, а одним пролитием денег завоевали всю страну, и она теперь весь режим своей жизни устроила для приезжающих иностранцев. Отвратительное зрелище!» (Там же, стр. 158).

Июнь 21

В Венеции сводит воедино материал, собранный для постановки 188 «Юлия Цезаря». «А Венеция очаровательна и по тишине и по колориту». (Там же).

Июнь 29

Возвращается в Москву.

Июнь 30

В Художественном театре. Проверяет, как идут приготовления к постановке «Юлия Цезаря».

Июль 6

В Нескучном. Работает над режиссерским планом «Юлия Цезаря».

Июль 11

Просит вызвать электротехника и расспросить его, как он выполняет задания, связанные с появлением тени Цезаря. Напоминает Я. И. Гремиславскому о том, что к 17 августа должны быть готовы 142 парика. (Из письма к Лужскому, Архив Н-Д, № 1006).

Июль 23

Пишет Лужскому: «Я еще не подошел к Антонию… Больше всего я доволен у себя — картиной у Цезаря… Вообще я пишу мизансцену, как целый трактат. Тут самая полная психология и беспрестанные выдержки из истории». (Избранные письма, стр. 247 – 248).

Июль 25

«Все, что до Сената, сделал очень тщательно и собираюсь многое насильно навязать исполнителям, — до того убежденно писал. Между прочим, и с ролью Брута^116*… Нахожу Брута удивительно симпатичным образом, знаю его тон, лицо, движения. Кажется, справился даже с монологами^117*…

Весь тон и темп второго акта, в особенности у Брута, у меня совершенно иной, чем у Вас^118*… И вот тут-то я и попрошу совсем, бесконтрольно, пойти за мной». (Из письма к К. С. Станиславскому. Там же, стр. 250).

Июль

Хлопочет перед министерством государственных имуществ о нуждах крестьян Екатеринославской губернии.

189 Июль – август

Работает над режиссерским планом сцены «Форум» в «Юлии Цезаре»: «Я сижу на Форуме. Еще два дня работы, — надеюсь кончить. Примерное распределение репетиций набросал. При великолепном марше можно не изменять 26-му сентября. Но при великолепном марше!» (Из письма к Лужскому. Архив Н-Д, № 1007).

Август 7 – 17

Утром и вечером репетирует «Юлия Цезаря» (массовые сцены и отдельные роли).

Август (после 6)

Встречается с А. М. Горьким, приехавшим на несколько дней в Москву.

Август 17

«В самых репетициях есть несколько новая окраска — больше системы и, может быть, неизмеримо против прежнего меньше напрасных проб и шатаний из стороны в сторону… С Константином Сергеевичем мы очень дружны и отлично наладили совместную работу». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 158 – 159).

О пьесе С. А. Найденова «Деньги» пишет Чехову. «Если бы это было написано очень талантливо, то вышла бы одна из слабых пьес Островского, а пока это ниже пьес покойного Федотова». (Там же, стр. 159).

Август

Из 140 экзаменующихся в школу МХТ приняли 6. Наметили план занятий. Ввели правило: «Роль, сыгранная в театре, заменяет отрывок. Всего в школе должно быть приготовлено от 36 до 42 отрывков. Из них Немировичем 12». (Архив Музея МХАТ).

Август (конец)

Генеральная репетиция первого акта «Юлия Цезаря».

Сентябрь 2

Чехов пишет Немировичу-Данченко: «Если ты, как пишешь, уйдешь в Малый театр, то не обрадуешься. Ведь ты отвык уже и от Рыбакова и от Лешковской и как бы они ни играли, тебе все будет казаться нескладным и угловатым. Нет, уж держись своего театра». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 129).

190 Сентябрь 15

Из письма Чехова к М. П. Лилиной о «Вишневом саде». «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс, и я боюсь, как бы мне не досталось от Владимира Ивановича». (Там же, стр. 131).

Сентябрь 28

Ведет репетицию «Юлия Цезаря». По словам Книппер-Чеховой, добивается «простоты и величавости». (Из письма к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Сентябрь (конец)

С утра до поздней ночи перед премьерой «Юлия Цезаря» проводит так называемые монтировочные репетиции: устанавливает декорации, освещает их, осматривает, проверяет время антрактов. Хвалит Симова за декорации комнаты Цезаря.

Октябрь 2

Прочитав в газете «Новости дня» заметку Н. Е. Эфроса «Рим», пишет ему письмо, в котором раскрывает свой замысел «Юлия Цезаря»: «Ни в каком случае не “душа Брута” является центром трагедии… распад республики, вырождение нации, гениальное понимание этого со стороны Цезаря и естественное непонимание этого со стороны ничтожной кучки “последних римлян”…

И это было главной задачей театра. Нарисовать Рим упадка республики и ее агонию». (Избранные письма, стр. 253 – 254).

Премьера «Юлия Цезаря».

Октябрь (после 2)

«В постановку “Юлия Цезаря” я положил ровно полгода жизни, беспрерывной работы и очень напряженной. Знание сценической техники, психологии театра и опыт обращения с персонажами — все это было для меня, что перо для писателя, кисть для художника и т. д. И в этой области я не теряю самокритики. Пользовался же я этими средствами под напором тех образов, картин, звуков и т. д., которые сложились в моей душе от двух сил: “Юлий Цезарь” Шекспира и эпоха Юлия Цезаря по истории. Этот сложившийся в моей душе мир, свой, особенный, самостоятельный, и руководил моим сценическим опытом при постановке. … Вот почему Ваше письмо наполняет меня высокой и гордой радостью». (Из письма к И. И. Иванову. Архив Н-Д, № 7940).

191 Октябрь 18

Получил рукопись «Вишневого сада». Бросил репетицию и стал читать пьесу. Телеграфирует Чехову: «Новь в твоем творчестве — яркий, сочный и простой драматизм. Прежде был преимущественно лирик, теперь истинная драма». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 161).

Октябрь 20

Читает «Вишневый сад» труппе: «Читал Вл[адимир] И[ванович] в буфете. Читал очень хорошо». (Л. М. Леонидов, Воспоминания, статьи, беседы, переписка, записные книжки, «Искусство», 1960, стр. 115).

Октябрь 23

Из письма Чехова к Немировичу-Данченко: «А мне очень бы хотелось побывать на репетициях, посмотреть». (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 162).

Октябрь 27

«Мысленно вживается» в пьесу «Вишневый сад», начинает работать с художником Симовым.

Октябрь 29

«Я Вас люблю, высоко ценю и работать с Вами мне хорошо, но когда мне кажется, что Вы попадаете под влияния, противные всей моей душе, я становлюсь недоверчив, во мне обижается все, что дорого мне». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1596).

Октябрь 30

«Вчера он [Потапенко] заходил ко мне. Как опустился! И какой усталый скептицизм!» (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 163).

Ноябрь 2

«А ты напрасно говоришь, что ты работаешь, а театр все-таки — “театр Станиславского”. Только про тебя и говорят, про тебя и пишут, а Станиславского только ругают за Брута. Если ты уйдешь, то и я уйду. Горький моложе нас с тобой, у него своя жизнь». (Из письма Чехова к Немировичу-Данченко. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 173).

Ноябрь (до 6)

«Я бы уже приступил к пьесе^119*, если бы меня не замучивали скучные работы, — во-первых, все текущие дела, которые, 192 как никогда еще, навалились на меня, во-вторых, “Одинокие”, в-третьих — школа». (Из письма к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 164).

Ноябрь 7

«Я на ночь читаю твои сочинения, выпускаемые “Нивой”… Недавно прочел в первый раз “Душечку”. Какая прекрасная штука! “Душечка” — это не тип, а целый “вид”». (Из письма к Чехову. Избранные письма, стр. 260).

«В 12 ¹/₂ у меня урок. В 2 часа другой урок. В 3 репетиция двух сценок из “Одиноких”. В 4 заседание правления. В то же время надо прослушать задки “Одиноких” и принять человек 10 никому не нужных людей. Вот тебе мое утро». (Там же).

Ноябрь 9

«В общем тоне мы идем все вперед. Вырабатывается тот талантливый, культурный полутон, который дороже всяких ярких криков, шумов, излишней горячности, аффектации». (Из письма к Чехову. Там же, стр. 261).

Ноябрь 15

Проводит с исполнителями беседу о «Вишневом саде».

Ноябрь 18 – 24

Вместе со Станиславским репетирует «Вишневый сад».

Ноябрь 19

«Теперь работа идет так: вчера и сегодня — вел репетицию 1 акта Вл[адимир] Ив[анович], а я писал следующие акты». (Из письма Станиславского к Чехову. «Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 231).

Ноябрь 24

«Сегодня произошел большой скандал в университете. Вл. Ив. поехал туда читать пьесу^120*… Студенты, обижен[ные] тем, что им дали мало билетов, ворвались до начала заседания, выломали двери и заняли все места. Приехавшей публике не хватило мест. Заседание отменили…». (Там же, стр. 232).

Ноябрь

В школе МХТ ставит первый акт «Иванова».

193 Ноябрь – декабрь

В письме к Станиславскому: «Гораздо правильнее было бы, если бы я весь с головой ушел в “Вишневый сад”, а Вас. Вас. [Лужский] весь с головой в школу». (Архив Н-Д, № 1597).

1904

Январь

Репетирует четвертый акт «Вишневого сада».

Январь 16 или 17

В Большом театре слушает оперу «Демон» с участием Ф. И. Шаляпина.

Январь (до 17)

Накануне премьеры пишет Книппер-Чеховой о роли Раневской: «… Надо будет помнить больше всего о двух контрастах роли, или, вернее, души Раневской: Париж и вишневый сад. Внешняя легкость, грациозность, brio всего тона, — это проявлять во всех случаях, где скользят мелочи, не забирающиеся в глубь души. И ярче — смешки, веселость и т. д. С такой же яркостью резкий переход на драму.

… Отчего Вас беспокоит, что “нет слез”? Драма будет в контрасте, о котором я говорю, а не в слезах, которые вовсе не всегда доходят до публики. Вот! В. Немирович-Данченко», (Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Январь 17

Во время премьеры «Вишневого сада» посылает Чехову записку: «Спектакль идет чудесно». Просит его приехать. После третьего акта, во время чествования Чехова, произносит речь: «Сегодня ты именинник, по народной поговорке “Антон дня прибавил”. С твоим приходом в наш театр у нас сразу “дня прибавилось”». («Ежегодник МХТ» за 1944 г., т. I, стр. 168; «Русское слово», 1904, № 10).

Январь (после 17)

Пишет Л. М. Леонидову о роли Лопахина («Вишневый сад»): «… Если играть не роль только, а образ, а этого живого человека, и не играть его, а все глубже, ярче и тоньше создавать, то спектакль никогда не потеряет для актера интереса. В каждом спектакле можно за какой-то фразой находить новую черточку характера и заботиться о передаче, о воплощении ее, не меняя рисунка и мизансцены. Вживаться глубже во все черты этого сложного характера и все дальше и дальше уходить от приемов театра, чтобы в конце концов получалось лицо, не похожее на Леонидова, хотя и созданное Леонидовым». (Избранные письма, стр. 262).

194 Февраль 24

«У Владимира Ивановича масса дела: вырабатывает новый устав, работает в школе… едет в Петербург устраивать сцену для Цезаря». (Из письма Книппер-Чеховой к Чехову. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Март 12

Выезжает в Петербург.

Март 14

Из Петербурга приезжает к Горькому в Сестрорецк, чтобы послушать его пьесу «Дачники». «Пьесу он на днях окончит. Читал мне много из пьесы. Некоторое понятие я составил. Она еще сырая. Придется ему, вероятно, переписывать. Но много интересного уже есть. Хороши женские образы… А потом он сейчас же хочет приступить ко второй пьесе. Думает к осени быть вооруженным сразу двумя. Разговор у нас с ним был совершенно откровенный вовсю… Сначала мне было у него очень скучно, потому что оба мы чувствовали стену между нами, а в присутствии третьего лица (у него был гость) не могли эту стену разрушить. Но когда остались одни, — разговорились и, наконец, сбросили все “занавесочки”. Я уехал от него ночью с последним поездом я буду видеться в среду, — он приедет в Петербург. Расстались мы очень дружно». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1600).

Март (между 16 и 21)

«Немирович — был, читал я ему отрывки из пьесы, он очень хвалит, но я ему не верю. Длинно и скучно». (Из письма Горького к Е. П. Пешковой. М. Горький, Собр. соч., т. 28, стр. 307).

Март 17

В день именин А. М. Горького встречается с ним в Петербурге, в доме К. П. Пятницкого. (Из письма Горького к Пешковой. А. М. Горький, Письма к Е. П. Пешковой. «Архив А. М. Горького», т. V, Гослитиздат, 1955, стр. 107).

Март 18

«Скажи Немировичу, что звук во II и IV актах “Вишн[евого] с[ада]” должен быть короче, гораздо короче и чувствоваться совсем издалека»^121*. (Из письма Чехова к Книппер-Чеховой. А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 20, стр. 251).

195 Март 24

«Леонид Андреев ворчал на Художественный театр, на “Юлия Цезаря” и проч.». (Там же, стр. 256).

Март 26

«Владимир Иванович орудует вовсю», — пишет Книппер-Чехова Чехову о репетициях «Юлия Цезаря» в Петербурге^122*. (Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Март

Из секретного донесения обер-полицмейстера Трепова: «Директор Художественного театра Владимир Иванович Немирович-Данченко… был одним из инициаторов устройства в своем Художественном театре так называемых “утренников”, в видах привлечения на них рабочих. Впоследствии эти утренники послужили сближению рабочих с интеллигенцией с пропагаторской [пропагандистской] целью». («Дело о запрещении публичных лекций и литературных чтений». «Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. II, стр. 544).

Апрель 2

После представления «Вишневого сада» в Петербурге посылает телеграмму Чехову: «Общее настроение за кулисами покойное, счастливое и было бы полным, если бы не волнующие всех события на Востоке»^123*. (Избранные письма, стр. 264).

Апрель 6 – 7

На собрании членов Товарищества ставится вопрос о режиссуре Станиславского и Немировича-Данченко и выносится решение: «Необходимо, чтобы… непременно оба участвовали в постановке… волнения, споры и муки не должны останавливать этого порядка, так как только через такие муки проявляется творчество». (Протокол собрания Товарищества МХТ. Музей МХАТ).

Апрель 18

Горький читает свою пьесу «Дачники» труппе Художественного театра.

Апрель 20

«Через день после чтения г[осподин] Горький сказал мне, что за лето он окончит пьесу и пришлет ее мне к 15 августа, 196 прибавив, что если бы он сам остался недоволен этой пьесой, то у него уже задумана другая, причем тут же в беглых чертах рассказал мне ее замысел… Что произошло потом, я не знаю. Кажется, г[осподин] Горький решил, что я не понял “Дачников”». (Черновой набросок карандашом от 18 ноября 1904 г., по-видимому, предназначенный для прессы. Записная тетрадь 1904 – 1911 гг.).

Апрель – май

Посылает Горькому подробную рецензию о «Дачниках». Упрекает его в «озлобленном», «пристрастном», «тенденциозном» изображении интеллигенции. «На кого он [Горький] так обозлился, что написал пьесу, до такой степени озлобленную, что не может быть и речи об “уважай человека”?

… Если бы автор был безупречно объективен, беспристрастен, он бы иначе рисовал картину, его выводы звенели бы в пьесе помимо его воли. Но он пристрастен…

… Все это лишь материал для пьесы… хочется, чтобы автор очистил пьесу от банальностей». (Архив А. М. Горького, письмо без даты).

Из ответного письма Горького о «Дачниках»: «Внимательно прочитав Вашу рецензию на пьесу мою, я усмотрел в Вашем отношении к вопросам, которые мною раз навсегда, неизменно для меня решены, — принципиальнее разногласие. Оно неустранимо, и потому я не нахожу возможным дать пьесу театру, во главе которого стоите Вы». (Черновик. Архив А. М. Горького).

Май (до 10)

Слушает поэта К. Д. Бальмонта — его перевод пьес М. Метерлинка: «Там внутри», «Слепые», «Непрошенная».

Май 12

Е. Чириков в письме к Немировичу-Данченко рассказывает о работе над своей пьесой «Иван Мироныч». (Первоначальное название — «Замужем»), (Архив Н-Д, № 6255/3).

Май 20

В последний раз видится с Антоном Павловичем Чеховым, который на прощание советует ему обязательно писать пьесу. (Черновик письма Немировича-Данченко к Горькому, июль 1904 г. Архив Н.-Д, № 680).

Май 26

В Нескучном. «Прекрасные, мирные, лирические картины, тихая жизнь, полная радостей природы, лирических звуков мира, — все это уже не производит впечатления тех радостей, какие испытывал: мысль о том, что там, где-то, на 197 Востоке льется кровь — отравляет все». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

«Тунеядство вообще скверно, но тунеядство в военное время — преступление. … То, что называют “подъемом духа” в военное время, глубоко и достойно почтения, если это — подъем работоспособности, подъем творческих сил, подъем стремления к расцвету сил страны. Если же это только патриотическая гордость, то она сводится к чванству за чужой счет и похожа на чванство титулованных тунеядцев.

Говорят, война не популярна, ее создали дипломаты, чиновники. Пусть так! Надо будет заставить их дорого заплатить за потерю сильных храбрецов, отцов и братьев, за трату огромных капиталов страны. Но сначала завоюйте право заступаться за тех, кого вовлекла эта война… Фанфаронство, патриотическая болтовня не дают вам это право. Вы его можете получить только напряжением ваших сил, вашей трудоспособности». (Там же).

Май (после 26)

В черновых набросках к пьесе «Курган» названы Николай II, Плеве, Витте. «Витте ловкий и практический, опирающийся на власть, как на единственную возможность поддержать свое благополучие».

В перечне действующих лиц: «Свободный художник; Убежденный мещанин; Мещанин, хватающийся за свою корку хлеба, жалкий, несчастный и противный; Деятель — фарисей и лицемер; Тунеядец и др.». (Там же).

Май 30

Запись: «Цыгане — антиподы мещан. … Цыгане, мещане, земля и пессимист — элементы для драмы хорошие. Дело в деревне». (Там же).

Май 31 – июнь 20

Каждый день делает наброски к будущей пьесе. Среди записей — рассуждения о земле и деревне, заводах, дельцах.

Июнь 1

«На днях ко мне приходили крестьяне всем сходом, человек 70, благодарить за одно дело, которое я справил для них в Петербурге (в министерстве государственных имуществ), и расспросить о войне, — что она, какая, зачем, к чему приведет и т. д.». (Из письма к Книппер-Чеховой. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Июнь 4

«Писать я еще, конечно, не пишу. Дай бог если начну в конце июня. Но в образах пьеса складывается интересная.

198 Есть и поэтический подъем, и философская, историческая и социальная точки зрения. И даже намечаются три роли прекрасные, т. е. уже чуются лица. А это ведь самое важное, чтоб чуялись лица, — до тех пор и думать писать нельзя. Надо мне будет для пьесы кое-куда проехать, чтобы подышать ее воздухом. Недалеко где-нибудь найду жизненные мотивы». (Там же).

Июнь 14

Запись: «Четыре пьесы:

Новороссийская с украинским оттенком — Земля или Курган;

Ниццская драма^124* — Угасшая правда, что ли — Клевета;

Крымская — “Одна” или “Последняя привязанность”;

Московская — “Игрушка”.

Какую писать?» (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

Июнь 20 – 21

В Мариуполе.

Июнь 23

Снова в Нескучном.

Июнь 27

«Пробую писать». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

«А сезон, — чем больше приближается время, тем больше он пугает меня». (Из письма к Книппер-Чеховой. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Июнь (конец)

Из неоконченного и неотправленного письма к Горькому: «Каждый раз, когда вспоминаю минувший сезон, испытываю точно ссадину на сердце — это Ваше отношение к нам за последнее время. “К нам” — это значит Худож[ественный] театр. Ваше недружелюбие как-то слилось с резким охлаждением Саввы Тимофеевича^125*. Откуда пошло все это, — от Вас ли, от него ли, или от неудовлетворенности Марьи Федоровны^126*, разобрать нет возможности.

199 … В последние дни я чаще возвращаюсь ко всем этим воспоминаниям: начинаю больше думать о предстоящем сезоне. Думаю, — Вы скоро переделаете Ваших “Дачников”, или напишете новую пьесу. Интерес огромный. Какова бы ни была Ваша пьеса, — в ней будут блестящие сцены, образы, мысли. Театру, который займется этой пьесой, достанется славная, живая работа. И нам Вы можете ее не дать! За что?!

… Вы и Художественный театр должны срастись в одно целое. Значение его, достойное Вашего имени, Вы никогда не отрицали, даже по окончании нынешнего сезона.

Вы обязаны держаться этого театра и работать для него до тех пор, пока он не свернул с своей, чисто-художественной, дороги, или пока деятельность его не обесславлена поступками, противными Вашей душе». (Черновик. Архив Н-Д, № 679).

Июнь 30

«Вчера весь день опять сомнения, мучения, — рассеянность мысли. Как приобрести “стойкость замысла”, сосредоточенность на одном плане?! От “Учителя”^127* ушел… Получился какой-то Бальмонт или Аренский… все начало казаться плохим…». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

«Кончившийся художник очень использовано мною же в Мертвой ткани и отчасти в Литературных хлебах. Этот мотив надо отбросить». (Там же).

Июль 1

В письме к Книппер-Чеховой: «Пьеса моя не двинулась ни на шаг. Колебания, сомнения, отсутствие “стойкости замысла” — все это мучает меня изрядно». (Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Июль 3

Получает телеграмму о смерти Чехова: «Badenweiler 15, 8, 12 Anton Pawlowitsch plötzlich an Herzshwäche gestorben. Olga Tschechoff»^128*.

«Пришло это ужасное, ошеломляющее известие о смерти Антона Павловича, — известие, так взбудоражившее меня, что, мне кажется, я уж никогда не буду таким, каким был до сих пор». (Из письма к Горькому, середина июля 1904 г. Черновик. Архив Н-Д, № 680).

200 Июль 10

Был на панихиде по А. П. Чехову. Позднее писал Горькому; «Когда я Вас увидел на панихиде 10-го, у меня явилось сильное желание побыть с Вами, поговорить. По меня опять удержала мысль, что это — сентиментально и что хотите ли Вы этого сами… Но пусть! Пусть Вы знаете, что я часто думаю о Вас с чувством, в котором гораздо больше теплоты, чем это кажется с виду, и с такой болью, которой Вы и не подозреваете». (Там же).

Июль (после 10)

Перестал писать свою пьесу и решил ставить «Иванова».

Июль (до 13)

Смотрит декорации В. А. Симова к спектаклю «У монастыря». «Суреньянца подстегнул^129*. То, что я видел (куски), показались мне холодны». (Из письма к Станиславскому от 13 июля 1904 г. Избранные письма, стр. 266).

Июль 13

«Но может быть, еще и Горький вернется. Хочу писать ему письмо». (Там же).

Июль 19

Выезжает в Ялту.

Июль 25

«Смерть Чехова обнаружила такую любовь к нему русского общества, о какой мы и не подозревали. Никогда при жизни его не ставили на ряду с Пушкиным, Толстым и выше Тургенева, а теперь это почти единодушно». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1602).

Июль (конец)

«Война? Представьте себе, что, следя за нею очень внимательно, я начинаю верить, что к открытию нашего сезона мы будем уже беспрерывными победителями. А это очень возрадует дух общества». (Там же, № 1603).

«Что касается Горького, то если он напишет пьесу — она будет у нас, — я в это верю». (Там же).

Август 6

Возвращается в Москву.

Август 11

«Помните, я Вам рассказывал, что написал письмо Горькому? 201 Спрашивал его о положении пьесы и в конце уверял, что мое отношение к нему остается неизменным.

Получил ответ, приблизительно такой: “Пьесу я решил сначала напечатать, а потом пусть ее играют все, кто хочет. А что до Вашего уверения в том, что Ваше отношение ко мне остается неизменным, то позволю себе сказать Вам, что мне всегда было важно и интересно мое отношение к людям, а не отношение людей ко мне. А. Пешков”.

Я с трудом пережил это оскорбление». (Из письма к Книппер-Чеховой. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Август (после 11)

Письмо к Горькому: «Алексей Максимович! Придет время и Вы убедитесь, что оскорбили меня, без всякого с моей стороны повода, и пожалеете об этом. Или же я приду к убеждению, что Вы не стоили того, чтоб я так мучительно принял Ваше письмо. В настоящую же минуту я бессилен отстранить Вашу обиду. Вызывать Вас на объяснение, — Вы не пойдете, да теперь уж и очевидно, что оно ни к чему не привело бы, а ударить Вас словами так, как Вы меня ударили, — я не умею. Вл. Немирович-Данченко». (Черновик. Архив Н-Д, № 678).

Август 15

Из письма Чирикова к Немировичу-Данченко: «Получил Ваше письмо и рукопись. Просто изумлен нелепостью цензурных придирок!.. Отнимают возможность работать на легоньком литературном поприще». (Архив Н-Д, № 6255/2).

Август 21

В режиссерских набросках к постановке пьесы Чехова «Иванов» характеризует политическую обстановку 80-х годов: «И пошли запрещения, ссылки, гнет над всеми, кто пытался еще громко высказываться. Наступило то, что в истории общественной мысли России называется реакцией. С другой стороны широкая русская жизнь развернула явления революционные, куда ушли все нетерпимые, пришедшие к убеждению, что добром ничего не поделаешь. … С другой стороны — люди, ловящие рыбу в мутной воде, расплодившиеся Разуваевы, Колупаевы не только в мужицкой среде, но и в интеллигентной и, наконец, люди надломленные, типом которых является чеховский Иванов». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

Сентябрь 10

«“Там внутри”^130* репетирую. Толпу приготовлю Вам двояко: 202 обще-реальную (как и написано^131*), т. е разные фигуры, будут они на сцене кто выше, кто ниже и будут принимать участие, — ну, словом, по обыкновению. И совсем иначе, по-метерлинковски. В последнем случае, до конца пьесы она только успеет приблизиться и совсем не будет участвовать в финале. Престо с ухода старика, ее видно, она движется как медленно волнующееся море; вся медленно вправо, вся медленно влево, вся вправо, вся влево (немножко трудно, говорят, голова кружится). Так она двигается. При этом каждый тихо говорит “Отче наш”, отчего происходит легкий ропот и несколько человек тихо поют похоронную молитву. … Признаться, мне реальная толпа изрядно надоела^132*, — оттого я это и придумал Но может быть, это никуда не годится». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1605).

Сентябрь – октябрь

Ставит «Иванова». «Пьесу надо было ставить с невероятной быстротой. Мизансцены, которые надо создавать в течение полных, свободных 5 – 6 дней на акт, мне приходилось лепить, урывая утра или вечера, — это меня раздражало.

… Я должен был вести репетиции, когда Качалову играть Иванова не хочется, Конст[антин] Серг[еевич] уехал в Крым, Бабакиной нет, Боркин не клеится, Саша не ладится, Лебедев сух и холоден!

… При таких условиях репетировать — значит по три раза в день раздражаться или впадать в уныние.

… я, может быть, первый, самый первый из тех, кто заботится о том, чтобы наш театр не стал шаблонным». (Из письма к Книппер-Чеховой. Архив О. Л. Книппер-Чеховой).

Октябрь 2

Запись в день премьеры трех метерлинковских одноактных пьес: «Мне хочется предсказать исход спектакля. … Театр виноват, что он не только не облегчил, а еще затяжелил пьесы и громоздкостью постановок, не согласной с духом поэта, требующим воздушности… и темпом, слишком замедленным, и малой истинной вдохновенностью, легко зажигающей — у актеров. Легче и интенсивнее! — такой лозунг, мне кажется, не раздавался во время репетиций». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

203 Октябрь 19

Премьера «Иванова». «Я, как режиссер, испытывал удовлетворение только в 3-м действии, которое лилось у меня из души». (Из письма к Станиславскому от 8 – 10 июня 1905 г. Архив Н-Д, № 1614).

Октябрь 24

Из Петербурга посылает телеграмму Станиславскому о том, что нужно ставить «Авдотьину жизнь» Найденова: «Пьеса будет талантливым и художественным протестом против стоячей лужи и стремлением к свету необразованной женщины». Видит связь пьесы с «современными настроениями общества»^133*. (Там же, № 1607).

Октябрь 26

Возвращается в Москву.

Октябрь – ноябрь

Поддерживает Станиславского в его намерении поставить инсценировки рассказов Чехова («Миниатюры»): «“Мертвое тело” очень хорошо в смысле лиризма декорации. … “Унтер Пришибеев-” прямо великолепно. Цензура почеркает кое-что, но это ничего. … “На чужбине” тоже отлично… но мелко, мимолетно. Хорошо среди 4 [четырех] рассказов. “Хамелеон” не успеете декорацию сделать и проч. “Мечты” не выйдет, по декорации». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1610).

Декабрь

На репетициях пьесы П. М. Ярцева «У монастыря» спорит с актерами, которые «тянут на узкий, мелкий реализм». Стремится «слить тонкую, изящную характерность с тоном лирического стихотворения. Я не мог торжествовать победу. Ни пьеса этому не помогла^134*, ни времени не было достаточно…» (Из письма к Станиславскому от 8 – 10 июня 1905 г. Там же, № 1614).

Декабрь 21

На премьере пьесы Ярцева «У монастыря» испытывает «художественную неудовлетворенность». (Там же).

Декабрь 21 – 22

Вводит Н. Н. Литовцеву в спектакль «Иванов» (роль Сарры). «Эти две репетиции дали мне так много». (Н. Н. Литовцева, «Из прошлого Московского Художественного театра», «Ежегодник МХТ» за 1943 г., стр. 388).

204 1905

Январь 9

Из записей Немировича-Данченко о первой русской революции: «Революция… Японская война показала всю гниль правительства. Бессмысленная по задачам, неподготовленная, разорительная, она обнаружила воровство и неумение… Сражались только по долгу перед родиной, перед отечеством. Кончилась она, вот и пошла революция. Тут уж недовольство так сильно, что правительство ничего не может поделать… Правительство сошлет в Сибирь 10, а на их место выходит 100. Правительство — этих 100, а на их место 200.

Уже лет 30 идет пропаганда среди рабочих. Книжки запрещенные. Беседы. Попадались, их ссылали, а шли другие. Вот рабочие уж подготовились. Тут они стали сильнее. 9 января прошлого года и Гапон. Рабочие в Петербурге. Вот и пошли забастовки.

… Испугалось и правительство. Государь потерялся. Взял Витте. Уступки Витте. Мир и первая конституция не удовлетворили никого». (Набросок карандашом. Датируется 1906 г. по фразам: «9 января прошлого года» и «слухи о разгоне Думы», т. е. до 9 июля 1908 г. Архив Н-Д, № 7266).

Январь (до 28)

Репетирует пьесу С. Найденова «Блудный сын».

Январь 28

Премьера пьес Найденова и Чирикова: «Фигура Ивана Мироныча в замечательном исполнении Лужского приобрела почти историческое значение. Она отражала целую эпоху и Чириков исполнением артиста поднимался почти до Гоголя»^135*.

205 (Из выступления Вл. И. Немировича-Данченко на «творческом понедельнике» МХТ 17 марта 1919 г. Музей МХАТ^136*).

Январь 30

Запись в режиссерском дневнике Станиславского: «Немирович читал вслух “Призраки” мне, Симову и Колупаеву…

Заговорили с Владимиром Ивановичем о распределении ролей. Кто Освальд? Москвин?.. После долгих разговоров пришли к заключению, что Москвину надо сказать, чтоб он с самого начала роли был нервен и помнил, что в его душе засела драма: он знает о своей болезни». (К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 5, стр. 258).

Январь 31

Вместе с К. С. Станиславским, В. А. Симовым, И. М. Москвиным, Н. А. Колупаевым и другими рассматривает материал, собранный для постановки «Призраков» Г. Ибсена^137*.

Февраль 11

Из режиссерского дневника Станиславского («Привидения»): «… Была беседа. Разбирали характеристики действующих лиц, хотели по-немировически докопаться до всех мелочей, но я остановил. Довольно на первое время для актера общих тонов роли, так сказать, основного колорита ее… Я замечал, что, когда режиссирует Немирович и досконально на первых же порах докапывается до самых мельчайших деталей, тогда актеры спутываются в сложном материале и часто тяжелят или просто туманно рисуют образ и самые простые и прямолинейные чувства.

… Потом пошли на сцену. Немирович (узнавший уже mice en scène пьесы) читал мои ремарки, в то время как актеры читали громко свои роли и записывали переходы и мои замечания». (К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 5, стр. 268 – 270).

Февраль 12

На репетиции «Привидений» объясняет актерам режиссерский план Станиславского. (Там же).

Март

Вместе с другими деятелями МХТ подписывает письмо протеста против увольнения Н. А. Римского-Корсакова из консерватории: «Но чем бы ни пытались оправдаться лица, осмелившиеся Вас уволить, весь несмываемый позор этого поступка падет на них же. … И мы верим, что недалек тот 206 день, когда волна общественного самосознания вырвет судьбы родного искусства из рук непризнанных вершителей и вручит их Вам и подобным Вам: истинным художникам и истинным гражданам». (М. Янковский, Римский-Корсаков и революция 1905 года, М.-Л., Гос. муз. изд-во, 1950, стр. 52):

Март 24

Избирается председателем общего собрания Русского театрального общества («Театральная Россия», 1905, № 13).

Март 31

Премьера «Привидений» Ибсена.

Апрель

Находится в Петербурге с Художественным театром.

Май 5

Присутствует на первом сборе Театра-студии^138*, слушает речь К. С. Станиславского, который говорит, что в стране пробудились общественные силы, что театр не имеет права служить только чистому искусству: «он должен отзываться на общественные настроения… быть учителем общества». (К. С. Станиславский, Статьи. Речи. Беседы. Письма, «Искусство», 1953, стр. 175).

Об этой речи Станиславского Немирович-Данченко писал ему: «Вы были очень крупный человек, и я глубоко, всей своей мужской душой зрелого человека, любовался Вами, — на такого хочется смотреть снизу вверх». (Архив Н-Д, № 1614).

Выступает на совещании сценических деятелей и драматических писателей, посвященном защите театра от цензурных притеснений: «Мои столкновения с драматической цензурою в течение более двадцати лет привели меня к следующим выводам: … она легко разрешает к представлению все, что мелко, пошло, ограничено, что не возбуждает ни сильной мысли, ни сильного чувства, а к таким драматическим произведениям, ев которых в ярких образах поднимаются важнейшие вопросы жизни… драматическая цензура никогда не проявляла дружелюбия… Поэтому на сцене важнейшие мотивы жизни отсутствуют, а типы, допущенные цензурою, являются фикциями… Студент не может говорить о студенческих волнениях, родитель его не может говорить об опасности для юноши поплатиться за свои благородные увлечения, рабочему 207 цензура не позволит говорить о рабочем вопросе, крестьянину — о малоземельи и т. д.». («Театральная Россия», 1905, № 37).

Май 8 – 22

Работает над режиссерским планом «Горя от ума». Собирает литературный материал, ездит по особнякам и имениям.

Май 22

Окончил режиссерский план первого акта «Горя от ума». «Очень много времени отнимает у меня Фамусов, которого я никак не могу схватить». (Записка к Станиславскому от 25 мая 1905 г. Архив Н-Д, № 1620).

Май 29

Горький из Куоккалы сообщает Станиславскому, что «Дети солнца» будут готовы через неделю, и приглашает его приехать вместе с Владимиром Ивановичем послушать пьесу: «Приезду Вашему будем рады, места у нас много. Берите с собой и Владимира Ивановича. Делая серьезное дело — нужно уметь устранять все, что могло бы помешать наилучшему осуществлению задач — так?» (Приписка А. М. Горького в письме М. Ф. Андреевой к Станиславскому. Фотокопия. Музей МХАТ, № 4858).

Июнь (начало)

Из неотправленного письма к Станиславскому: «В последние два года из нашей же школы начали нестись желания нового движения в театре, тот же “Мир искусства” в истрепанных экземплярах валялся год-два на Малой сцене, о Бёклине, Штуке, о Гамсуне и Д’Аннунцио не прекращались разговоры, я же выкарабкал “Драму жизни” (благодаря Адурской), я же заговорил с Мейерхольдом о том, что пережил, когда ставил “Монастырь”, и о надоевшем натурализме, — все это прошло мимо Вас, не задевало Вас. И вдруг все это в устах Мейерхольда оказалось новым словом». (Архив Н-Д, № 1613).

Июнь 8 – 10

«Без ярких, истинно поэтических образов театр осужден на умирание. Чеховские милые, скромно лирические люди кончили свое существование. Вы это блестяще увидите на “Чайке”^139*. Это будет успех знакомых мелодий, успех “Травиаты”, когда накануне шел “Князь Игорь”, а завтра должен идти “Зигфрид”. А истинную поэзию я вижу в 208 Бранде и Агнес, в Эллиде, несомненно — в “Джиоконде”, в “Аглавен и Селизетт” и т. д. … Я очень давно не горел таким истинно художественным исканием…

Мейерхольд, которого я знаю с первого курса… теперь мне кажется просто одним из тех поэтов нового искусства, которые стоят за новое только потому, что обнаружили полное бессилие сделать что-нибудь заметное в старом». (Из письма к Станиславскому. Там же, № 1614).

Июнь 17

Работает над режиссерским планом «Горя от ума». Видит в Фамусове «убежденного крепостника». «Нахожу отдельные черты… общего тона не могу уловить». (Из письма к Лужскому. Избранные письма, стр. 268).

Июль 8

Приезжает в Кисловодск.

Июль

Пишет режиссерские комментарии к третьему действию «Горя от ума».

Июль 14

«Всего лучше было бы, если бы А[лексей] М[аксимович] сам прочел пьесу труппе»^140*. (Из письма к Станиславскому. Избранные письма, стр. 270).

Июль 15

Узнает о забастовке на Владикавказской железной дороге.

Июль 20

Пишет Лужскому о режиссерских экспериментах Вс. Э. Мейерхольда в Театре-студии: «Что в Пушкине сейчас идет наполовину пустое баловство, — я в этом ни минуты не сомневаюсь. А. Конст[антин] Серг[еевич] говорит, что по рапортам, которые он получает оттуда, там кипит хорошая работа». (Архив Н-Д, № 1012).

Июль 21

«Сижу над мизансценой и проверкой, текста [“Горя от ума”].

… Мне хотелось бы, чтоб Вы прослушали и много из моего “толкования” и — в особенности — те новости в тексте, которые я ввожу на основании проверки и музейной рукописи (по изданию Якушкина). Мизансцена — это огромный труд, здесь не только планировка обстановки и актерских 209 “мест”, здесь и характеристики, и психологические отступления, и экскурсы в эпоху, и социально-литературные толкования». (Из письма к А. Н. Веселовскому. ЦГАЛИ).

Июль 22

«Управление дороги ведет себя возмутительно, а забастовщики корректно, твердо и умно. … Сегодня объявлен последний срок выселения забастовщиков из общественных квартир. Объявлено, что не желающих выселиться добровольно заставят силой. Управление дороги, видимо, жаждет революционных беспорядков или в самом деле чувствует себя сильным». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Август 2

Приезжает в Москву. Вносит некоторые поправки в декорации Симова к первому и второму действиям «Горя от ума».

Август 2 – 3

Просит Горького прочитать труппе Художественного театра пьесу «Дети солнца». (Черновик телеграммы. Архив Н-Д, № 681).

Август 3

Поручает Симову подготовить макет декорации третьего действия «Драмы жизни» К. Гамсуна.

Август 5

В связи с возобновлением «Чайки» осматривает вместе с художниками Симовым и Колупаевым декорации первого и второго действий.

Август 8

Горький читает труппе Художественного театра пьесу «Дети солнца».

Август 8 или 9

Немирович-Данченко вносит небольшие добавления в текст «Детей солнца», о которых Горький пишет: «Хорошо. Автор». (Архив Н-Д, № 59).

Август 9

Проводит беседу о «Детях солнца» в присутствии А. М. Горького.

Вечером на репетиции «Драмы жизни».

Август 10

Беседует с художником Н. А. Колупаевым об оформлении спектаклей «Горе от ума» и «Чайка».

210 Август 11

«Константин Сергеевич [этот день] посвятил “Студии”. Лужский с Симовым поехали в Рязань за материалом для “Детей солнца”. Я — делал план работ». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

Август 13

Утро. На репетиции «Драмы жизни».

Вечер. Устанавливает декорации «Чайки».

Посмотрев работу Вс. Э. Мейерхольда в Театре-студии, пишет Станиславскому: «Если же бы Вы показали мне то, что я вчера видел, раньше, до того, как Вы спрашивали у меня совета, как Вам поступить, — я бы сказал: чем скорее Вы покончите с этой грубейшей ошибкой Вашей жизни, тем будет лучше и для Худож[ественного] театра и для Вас самого, даже для Вашего артистического престижа…». (Избранные письма, стр. 271).

Август 14

Утро и вечер. Горький второй раз читает «Детей солнца» исполнителям.

Август 16

Вечером вместе со Станиславским приезжает в Иваньково к Лужскому, чтобы начать режиссерскую работу над первым действием «Детей солнца».

Август 17

«К. С. с Калужским [В. В. Лужским] мизансценирует 1-е действие “Детей солнца”. Я готовил макет 3-го действия “Чайки”». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

Август 18 – 20

Репетирует «Детей солнца»: «Искание тонов». (Там же).

Август 21 – 22

Вечером ведет репетиции отдельных сцен «Чайки» с новыми исполнителями.

Август 21 – 31

Вместе со Станиславским репетирует «Детей солнца».

Август 25

Намечает план беседы с учащимися, принятыми в школу Художественного театра: «Театр принадлежит поэзии. На 211 сцене, как ни в одном искусстве, — задача культивировать личность». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

Сентябрь

Станиславский пишет режиссерский план («мизансцену») «Детей солнца», Немирович-Данченко работает с исполнителями.

Сентябрь 3

«Утром Горький прочел “Варвары” (вне театра)». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

Вечером Немирович-Данченко репетирует третье действие «Детей солнца». «Репетиция в тонах и темпе, с остановками, переделками мизансцены в частностях, с подробностями характеристик. В присутствии автора». (Из дневника репетиции. Музей МХАТ).

Сентябрь 4

После репетиции «Детей солнца» пишет Станиславскому: «Горький был на репетиции, сидел рядом со мною и часто говорил свои замечания. Возможностью высказывать их был очень доволен. … Замечания он делал, так сказать, психологически-литературные. Против всевозможных вставок и переделок мелкого разбора ничего решительно не имеет. Очень протестует только против пульверизатора^141*, говоря, что такая трусость делает Протасова не только смешным, но и глупым. Чем заменить, — пока еще не знаю». (Архив Н-Д, № 7223).

Сентябрь 5

Ведет репетицию третьего действия «Детей солнца» в присутствии Горького: «Мизансцену кое-где меняли. Кое-где сократили паузы.

К сожалению, чувствую этот акт только вечером, — кончать при лампах (Антоновна могла бы вносить одну лампу и зажигать другую вместо убирания стаканов чая). Днем очень нелепы все эти разговоры. Финал вызывает странные споры, какие-то непонятные^142*.

212 Сейчас вечером будем репетировать 2-е действие. Его с тех пор, как Вы прорепетировали, на сцене не трогали — только за столом». (Там же, № 7224).

Сентябрь 6

«Вчерашняя репетиция (2-е действие) — одна из тех, когда хочется “взять шапку и палку и идти, идти куда глаза глядят”. Или когда думаешь, что театр не стоит таких жертв…

Вы хотели уйти от банальностей автора и покрыть их “жизнью двора” и “завтраком”. Но это заводит в такие дебри натяжек и неудобств, что выйти из них можно только или с Вашей же помощью или путем новой мизансцены, т. е. исправленной.

Автор ведет себя очень мягко и мило. Я предупреждал его, чтобы он не обрушивался на то, что ему покажется неподходящим. И он не обрушивался. Однако путем замечаний, даже с явным оттенком любовного отношения к Вам, отрицал все детали мизансцены.

Может быть, у меня, в самом деле, острое самолюбие. Но, находясь между его замечаниями, которые в большинстве я не могу не признать резонными, с другой стороны желанием не нарушать Вашей мизансцены, с третьей неловким чувством перед автором, который не хотел моего участия в пьесе, и наконец — мыслью о необходимости решать так или сяк, чтобы не терять времени, — путаясь во всем этом, я — нельзя сказать, чтоб чувствовал себя важно.

Положение и обидное и глупое.

… Буду заниматься только первым и третьим актами, в которых я лишь в пустяках ушел от Вашей мизансцены. И приготовлю эти два акта вчистую. А второй отложу до нашего свидания, прочтя его раза два за столом. А может быть, приготовлю измененную мизансцену и Вам покажу, когда приедете». (Там же, № 7225).

Сентябрь 7

Неудовлетворен репетицией «Детей солнца»: «Плохо. Прошли все, начали снова». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

Сентябрь 8

«Вчера прорепетировали 1-е действие.

… В сотый раз я сталкиваюсь с тем, что все точно боятся, что будет скучно и нажимают педали раньше времени. Я давно пришел к убеждению, что яркость исполнения, — как противовес той “бледности”, к которой я якобы склонен, — яркость исполнения, когда нет в основе роли верного тона, хуже всякой бледности и никогда не имеет истинного успеха. Лужский сразу старается оживлять, тогда как вся прелесть Чепурного в спокойствии и внутреннем юморе, в спокойствии, 213 доходящем до полнейшего отсутствия игры. А если этого нет, то никакая яркость не доставит мне радости. Книппер сразу доводит сцену до слез^143*. И это преждевременно, я еще не знаю, кто она, что она… Нужно, чтоб каждое лицо было ярко по своей характерности и по жизненности, простоте тона. А если этого актеры не могут достигнуть, то мне становятся безразличными и их старания оживить, и успех или неуспех пьесы — да и весь театр. Высшими точками нашего, реального, искусства кажутся мне: простота, спокойствие и новизна и яркость образов. Никаких искусственных нажимов. Высшее искусство, по-моему, у нас больше всего есть в “Вишневом саде” и в том, как один раз играли “Дядю Ваню” в Петербурге. С этим Вы, конечно, согласны. Расходимся мы только в путях к этому. … “Дети солнца” несомненно написаны так: все идет в чеховских тонах и только пятна — горьковски-публицистические. Это можно соединить». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 7226).

Сентябрь 8 – 9

Утром и вечером репетирует «Детей солнца»: «У нас актеры совсем не умеют работать дома. Очень в этом избаловались. Им не только надо дать мизансцену и помочь в отыскании образа, мало даже совсем показать им, они привыкли, чтоб тут же на сцене с ними добивались так, как бы они работали дома. Чтоб их заражали режиссеры темпераментом, нервами, как бы вкладывали в них свои нервы и свой темперамент.

… И хорошо еще, что понимают это. (Впрочем, до первого успеха, понимают только тогда, когда чувствуют беспомощность с новой ролью)». (Там же, № 7227).

Сентябрь 10 – 12

Утром и вечером ведет репетиции «Чайки» с новыми исполнителями.

Сентябрь 12 – 14

Продолжает работу над «Детьми солнца». На репетициях устанавливает декорации первого действия, пробует гримы.

Сентябрь 14

«С 12 час. на сцене установка декорации, бутафории, света и звуков 1-го и 3-го действий “Детей солнца”. Устанавливал Вл. И. Немирович-Данченко. — Приехал Конст. Серг. Станиславский». (Из дневника репетиции).

Вечером показывает Станиславскому черновую генеральную репетицию первого и третьего действий «Детей солнца»: 214 «По окончании репетиции К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко делали свои замечания». (Там же).

Сентябрь (до 17)

Ходатайствует перед цензурой о разрешении «Детей солнца».

Сентябрь 15

Утром вместе со Станиславским репетирует «Детей солнца». Вечером работает с М. П. Лилиной над ролью Нины Заречной в «Чайке».

Сентябрь 16

Утром ведет репетицию «Детей солнца» (третье действие). Вечером репетирует «Чайку».

«Когда составляющий репертуар (недельный) не считается с тем, в какой мере утомит репертуар того или другого актера — это значит, что ремесленный характер уже ворвался в театр». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

Сентябрь 17, 19 – 24

Ведет репетиции «Чайки».

Сентябрь 18

«“Дети солнца”. 3-е действие в полной обстановке. Прошли весь акт с остановками. Репетицию вел Вл. Ив. Немирович-Данченко». (Из дневника репетиции).

Сентябрь 25

«Полугенеральная» 1-го, 2-го, 3-го действий «Детей солнца». «Мизансцена 2-го действия окончательно не принята. Репетиции поэтому остановлены». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

В дневнике репетиции «Детей солнца»: «Репетицию вели Вл. Ив. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский… Присутствовал автор».

Сентябрь 26

Из дневника репетиции «Чайки»: «Владимир Иванович читал свои замечания по генеральной репетиции 24 сентября. За столом прошли почти всю пьесу.

… Цель: поднять тон некоторых сцен, уничтожить лишние паузы; все начало установлено в гораздо более бодром тоне с меньшим количеством пауз».

215 Сентябрь 27

«Утром вымеряли на сцене новую планировку 2-го действия “Детей солнца”». (Из дневника репетиции).

Сентябрь 28

Вечером ведет репетицию «Чайки». «Присутствовали М. Горький и Е. Н. Чириков». (Из дневника репетиции).

Сентябрь 29

Ведет репетицию «Одиноких». «Кончили в 4 часа, затем до 5 часов Владимир Иванович читал свои замечания». (Из дневника репетиции).

Сентябрь 30

О первом представлении возобновленного спектакля «Чайка»: «Исполнение ровное, чистое, но без настоящего нерва и трепета. Прием очень сухой. Настроение у публики, правда, не театральное вообще, еще подорвано известием о смерти Трубецкого^144*». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

Октябрь 1

В связи с началом сезона утром ведет репетицию «На дне» (народная сцена третьего действия).

Октябрь 3 – 4

Вместе со Станиславским делают новую планировку второго действия «Детей солнца».

Октябрь 5

Станиславский и Немирович-Данченко репетируют четвертое действие «Детей солнца»: «Установили mise en scène в новой декорации и много раз прошли народную сцену». (Из дневника репетиции).

Октябрь 6 – 14

Вместе со Станиславским ведет репетиции «Детей солнца».

Октябрь 14

«Утром “Дети солнца”, полная генеральная. После 2-го акта погасло электричество. Спектакли и репетиции приостановлены». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

Октябрь 14 – 17

Художественный театр прекращает работу и присоединяется к всеобщей забастовке: «14 окт[ября] в 4 часа и в 8 час. 216 вечера и 15 окт[ября] утром — заседания труппы, на которых решено присоединиться с сочувствием к забастовкам, но не объявлять мотивов, так как с этим опоздали». (Там же).

Октябрь 18

«Манифест о свободе». (Там же).

Октябрь 19

Вечером генеральная репетиция «Детей солнца».

Октябрь 20

После забастовки Художественный театр возобновляет свою работу. Идет «На дне» в пользу семей бастовавших рабочих.

Октябрь 21

Вместе с другими деятелями МХТ подписывает письмо протеста против «возмутительного расстреливания народа, возвращающегося с похорон Баумана». (См. статью М. Л. Рогачевского «Художественный театр в эпоху первой русской революции». Сборник «Первая русская революция и театр», «Искусство», 1956, стр. 119).

Октябрь 24

Премьера «Детей солнца»: «Переполох в публике во время сцены бунта в 4-м действии». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

«Первое представление [“Детей солнца”] застряло в гуще политических событий». (Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, стр. 271).

Октябрь 25

Во время третьего действия спектакля «Дети солнца» репетирует народную сцену четвертого действия, «чтоб смягчить ее». (Из записной тетради 1905 – 1906 гг.).

Октябрь 26

Утром репетирует «Чайку».

Октябрь 28

Утром репетирует «Горе от ума».

Вечером встречается со Станиславским для беседы по постановке «Горя от ума».

Октябрь 31

Читает актерам режиссерский план первого и части второго акта «Горя от ума».

217 Ноябрь 3 – 4

Ведет репетицию «Горя от ума» при участии Станиславского.

Ноябрь 8

Вместе со Станиславским репетирует сцены Фамусова и Чацкого (Фамусов — В. В. Лужский, Чацкий — В. И. Качалов).

Ноябрь 10

Читает труппе пьесу Л. Андреева «К звездам».

Ноябрь 15

Пробная репетиция третьего действия «Горя от ума».

Ноябрь 19

Репетирует роль Фамусова с Лужским.

Ноябрь 19 – декабрь 7

Репетирует «Горе от ума».

Декабрь 7

Утром репетирует «Дети солнца» с новой исполнительницей роли Лизы — Л. А. Косминской. Вечером репетирует «Горе от ума».

Записывает в дневнике: «Забастовка».

Декабрь 9

Вооруженное восстание. Театр прекращает спектакли и его здание превращается в лазарет.

Декабрь 11

Репетирует бал у Фамусова, «пока выстрелы не раздались под самыми окнами театра и не ворвались, наконец, во двор театра… Потянулись мрачные дни осады Пресни, военное положение». (Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, стр. 278).

Декабрь 26

Отказывается выполнить приказ генерал-губернатора Дубасова о возобновлении спектаклей после подавления вооруженного восстания.

218 1906

Январь 7

Канцелярия Главного управления по делам печати извещает Немировича-Данченко, что пьеса Л. Андреева «К звездам» «признана неудобною к представлению». (Архив внутренней жизни театра. Музей МХАТ, № 5403).

Январь

Едет в Берлин для организации гастролей Художественного театра.

Февраль 10

Перед открытием гастролей МХТ в Берлине просит И. М. Москвина не затягивать пауз в «Царе Федоре», «конечно, не жертвуя выразительностью!» (Избранные письма, стр. 271).

Февраль 15

Знакомится с немецким писателем Г. Гауптманом. «Он был у нас самым дорогим гостем в Берлине. Но особенно стал близок после того, как он взволнованно, не переставая в 4-м действии вытирать слезы, слушал “Дядю Ваню”. Стало понятно его тяготение к русской литературе». (Вл. Немирович-Данченко, «Художественный театр за границей», «Русские ведомости» от 8 декабря 1913 г.).

Февраль 17

Из статьи «Berliner Tageblatt» о гастролях МХТ: «80 % немецких режиссеров должны бы поучиться у русских, как сценический образ может быть насквозь проникнут правдой без излишних подчеркиваний. Смотрите, как правдиво тут все! Артисты, учитесь здесь играть просто, но так, что ваша игра будет проникать до глубины сердец, учитесь служить замыслам автора, забывая себя, превращаясь на сцене в другого человека, а не просто переодеваясь в другое платье».

Февраль

Встречается в Берлине с Г. Гофмансталем, Л. Барнаем, И. Кайнцем, А. Зонненталем, М. Рейнгардтом и другими представителями немецкой литературы и театра.

Март 15 – 17

Гастроли Художественного театра в Дрездене.

Март 20, 21

Спектакли в Лейпциге.

219 Март 23

В Праге слушает оперу «Проданная невеста» композитора Б. Сметаны, поставленную в честь Художественного театра.

Март 26

В Праге, в газете «Народни листы», опубликовано письмо К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко: «Глубоко кланяемся Вам за то, что Вы нас ознакомили с великолепной чешской оперой в таком превосходном исполнении». (Из статьи Ш. Ш. Богатырева «МХТ и Пражский национальный театр начала века». Рукопись «Ежегодника МХТ» за 1953 – 1958 гг.).

Март 27

После прощального спектакля «На дне» обращается к зрительному залу: «Поездка требует от нас самоотречения и жертв, — ведь мы все уехали с родины в ответственнейший момент ее истории. Но все эти жертвы охотно забываются, когда нас встречают так сердечно и искренно, как у Вас. Примите за все это наш поклон, а с Вами вся Прага». (Архив Н-Д, № 7265).

Март 29

Приезжает в Вену.

Апрель

В журнале «Čезку Svět» («Чешский мир») приводится беседа Немировича-Данченко с известной чешской актрисой Г. Квапиловой: «Война проиграна, революцию постигла неудача и, если бы еще и мы провалились, я никогда не вернулся бы, как Куропаткин^145*, на родину». (Архив Н-Д, машинописная копия, № 7265).

Апрель 6

Из Парижа сообщает Станиславскому о том, что гастроли МХТ во Франции не состоятся.

Апрель 11

В Карлсруэ.

220 Апрель 12

В Висбадене. «Самым блестящим спектаклем между Веной и Варшавой оказался спектакль в Висбадене». (Вл. Немирович-Данченко, «Московский Художественный театр за границей». «Русские ведомости» от 22 декабря 1913 г.).

Апрель 13 – 15

Во Франкфурте-на-Майне.

Апрель 16

В Дюссельдорфе.

Апрель 21

В Ганновере.

Апрель (конец)

В Варшаве. «Спектакли в Варшаве имели свою миссию. … Хотелось, чтобы под знаменем искусства сошлись непримирившиеся национальности». (Вл. Немирович-Данченко, «Московский Художественный театр за границей». «Русские ведомости» от 22 декабря 1913 г.).

Май 5

Вместе с Художественным театром возвращается в Москву: «Тем горделивее было наше чувство победы, когда мы возвращались на родину». (Там же).

Май (конец)

Ездит к В. А. Симову в Иваньково и вместе с ним и В. В. Лужским работает «усердно и успешно» над «Брандом». (Сделали 5 макетов). С Лужским беседует о толковании образов, сокращениях, планировке «Бранда». (См. письмо к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1621).

Июнь (начало)

Живет в Ялте. Делает наброски комедии «Красавица». (Комедия осталась незаконченной).

Июнь 9

Приезжает в Нескучное.

Июнь (после 9)

Готовится к постановке «Драмы жизни» К. Гамсуна. Читает роман Гамсуна «Пан»: «Там портрет Терезиты и прекрасно выражены все чувства, ею возбуждаемые. И “Бог жизни”, царящий весной и засыпающий зимой». (Из записной тетради 1906 – 1907 гг.).

Июнь 19 – 30

В Москве.

221 Июнь 21

«Деревня так несравненно обнаружила свой рост за один революционный год…

… Учительница Времьевской школы (Мариупольского уезда) Марья Платоновна Егорова читала крестьянам самые дозволенные книжки… И тем не менее она была увезена, просидела в Мариуполе в тюрьме и теперь по пути в ссылку (прислала письмо с пути) вместе с еще десятью учителями Мариупольского уезда. Явление безбожное — и не знаешь, куда ткнуться, чтобы заступиться за нее… И крестьяне говорят: “За нас пострадала, добра нам желала!”

… Наш екатеринославский крестьянин, вообще молчаливый, заговорил громко. … Теперь только можно ясно увидеть, до чего комичны те, которые беспрерывно утверждали, что крестьянин не подготовлен к выборному правительству. Если бы у меня было время, я набросал бы несколько юмористических фигур, — господ, которые год назад еще твердили: “Сначала научите мужика, а потом давайте ему право выбора”, а теперь стоят с разинутыми ртами перед поразительными результатами… за один год!

… Все [крестьяне], с кем я говорил, сходятся на одном желании — увеличение земли.

… Отношение к монарху — я Вам уже, кажется, писал — более равнодушное, чем могут ожидать те, которые слишком хотят опираться на крестьянский монархизм». (Из письма Немировича-Данченко к П. Д. Долгорукову. Черновик. Архив Н-Д, № 730).

Июль (начало)

В Кисловодске. Готовится к постановке «Бранда» Г. Ибсена: «Бранд — гигант… Но и Бранд — человек. … Ибсен для сценического воплощения толкает исполнителей на путь банальных героических приемов. От нас зависит избегнуть этого и путем скромных жизненных приемов приблизить трагедию к душе зрителя…». (Из рукописи «Требования, подсказанные мне моим личным вкусом. К сведению режиссера». Режиссерский экземпляр «Бранда», № 10317).

Июль 9

Посылает В. В. Лужскому режиссерский экземпляр «Бранда» с произведенными купюрами. Просит передать художнику В. А. Симову открытки с видами Норвегии. Сообщает, что там церковь и дом пастора обычно выкрашены в один цвет. (См. письмо к Лужскому. Архив Н-Д, № 1016).

Июль 10 или 11

«И вот раздался первый звонок — роспуск Думы^146*. Не 222 знаю, как где и как у Вас, у нас же Кисловодск сразу поднялся на ноги. В 2 – 3 часа дня было известно о роспуске Думы, а в 8 толпа уже шла с красными знаменами в курзал… Сегодня с утра забастовка, всеобщая…

Идеал открытия [сезона] был бы “Бранд”. Потому что это самая революционная пьеса, какие я только знаю, — революционная в лучшем и самом глубоком смысле слова»^147* (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1622).

Август – сентябрь

Ставит вместе со Станиславским «Горе от ума».

Сентябрь 24

Генеральная репетиция «Горя от ума»: «Что такое успех? Я как-то особенно ясно понял это сегодня. Успех — это солнечный свет, заливающий прекрасные предметы искусства. Вы можете с любовью творить их, беречь, но без успеха — они в темной комнате и не сияют радостью, как при ярком солнце, ворвавшемся в окно.

В 3-м действии залп аплодисментов на паузе картины, ее красоты». (Из записной тетради 1906 – 1907 гг.).

Сентябрь 25

Прочел пьесы «Коринфское чудо» А. И. Косоротова и «Бог мести» Ш. Аша.

Сентябрь 26

Премьера «Горя от ума». В записной тетради — впечатления от премьеры: «Публика сдержанна. … Как играли актеры, — так их и приняли: сдержанно, осторожно. В антрактах очень много комплиментов, но чувствую, что они идут от генеральной репетиции, понаслышке. — … После 3-го [действия] жду залпа аплодисментов. Ничего подобного. … Зала холодна ко всей красоте. … Я подавлен. Публика хочет хвалить, но чем-то неудовлетворена. Играют хорошо. 4-е действие принято довольно горячо, но как на всех сценах. … Это не триумф, не шумный успех, даже не крупный успех».

223 Сентябрь 29

Смотрит «Детей солнца» М. Горького с новыми исполнителями.

Октябрь 9

Читает пьесу В. А. Рышкова «Склеп».

Октябрь (после 10)

Получает от С. А. Найденова его новую пьесу «Стены».

Октябрь 18

Смотрит репетицию первого действия «Драмы жизни» на сцене, в декорациях.

Октябрь 19

Читает труппе драму Л. Андреева «Жизнь Человека».

Октябрь

Ведет репетиции «Бранда».

Ноябрь 12

Пишет Станиславскому, что пьеса Чирикова «Легенда старого замка» сделана «очень слабо». (Архив Н-Д, № 1628).

Ноябрь (после 12)

«Отметно, что всех реалистов потянуло на что-то другое. Горький хочет написать какую-то сказку, Косоротов пишет “Коринфское чудо”, Чирикав “Легенду замка”. … Не пойму, зачем Чирикову понадобилось уйти от своего мастерства. Какая жалостливая попытка! Ни истинного, жгучего, хотя бы даже Горьковского, а не Гюго — романтизма! Ни брызжущего остроумия! Ни заразительного темперамента! И характеристики очень банальны, так не изобретательны!» (Из письма к Станиславскому. Там же, № 1629).

Ноябрь – декабрь

Ведет репетиции «Бранда».

Ноябрь 26

А. И. Южин присутствует на репетиции «Бранда».

Декабрь 18

Генеральная репетиция «Бранда». «“Свои” отнеслись до смешного отрицательно ко всему спектаклю». (Из записной тетради 1906 – 1907 гг.).

224 Декабрь 20

Первое представление «Бранда»: «Первая картина удивила внешне; 2-я (фиорд) вызвала дружные аплодисменты и три вызова. 3, 4, 5-я шли, по-видимому, постепенно на decrescendo [декрещендо], 6-я (новая церковь) дала громадный, редкий успех. 7-я — потрясение. Успех колоссальный, а ввиду трудности пьесы — успех очень большого значения». (Там же).

Декабрь 22

«“Бранд”. Успех как и в первый раз, но весь послабже». (Там же).

Декабрь 24

Уезжает в Берлин. «Я решил убежать из Москвы. Вы должны меня понять. Мне надо выспаться, одуматься, “найти самого себя”». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1630).

Декабрь (конец)

Из Берлина пишет В. И. Качалову: «Размышляю здесь о театре и его будущем…

Кураж исчез и из труппы. Мечты обратились в изготовление конфеток для публики первого представления — в мелкий жанр, маленькое изящество, севрские статуэтки…». (Избранные письма, стр. 272).

225 1907 – 1917
Политическая реакция. Проект нового театра. Идейные противоречия в творчестве Немировича-Данченко в период реакции. Режиссура «Бориса Годунова», «На всякого мудреца довольно простоты», «Живого трупа», «Братьев Карамазовых» и др. Репертуарные ошибки («Бесы», «Екатерина Ивановна», «Будет радость»). Подъем революционного движения. Вера Немировича-Данченко в «боевые силы» народа, желание дразнить «рабски налаженные, буржуазные души». Постановка «Смерти Пазухина». Возобновление спектакля «На дне». Творческие метания накануне революции. Великая Октябрьская социалистическая революция. Участие в первых мероприятиях Советской власти на театральном фронте.

1907

Январь

Возвращается из Берлина в Москву.

Пишет записку К. С. Станиславскому: «Мне совсем не нравится элемент музыки, как он введен в “Драму жизни”. Сама по себе она, может быть, и отличная. Но, во-первых, ее слишком много для драмы, а это… разжижает густоту и силу драматического впечатления. В произведениях, где драматизм положений не составляет основы воздействия на публику, там это и допустимо и, может быть, желательно. Напр., в сказках, феериях. В драме же, где нельзя давать зрителю остывать от одной сцены к другой, — музыка хороша только как фон кое-где. Здесь же, в “Драме жизни”, она врывается самостоятельно и поглощает впечатление, нажитое актерами в предыдущих сценах. Это вызывает эмоции, приятные сами по себе, но совершенно убивающие драматический замысел.

И в Вас, как режиссере, эту склонность к такому обилию музыки я всегда считал недостатком — увлечение побочным элементом в ущерб силе и кипучести драматического движения». (Архив Н-Д, № 1633).

Январь (конец)

В письме к Станиславскому: «Ищу пьес с теми боевыми нотами, которыми звенит наша современная жизнь (и, разумеется, 226 больших художественных достоинств). А “Пелеас”^148* и “Месяц в деревне”^149* кажутся мне принадлежностью в высшей степени мирных общественных течений, и общество останется глухо к их красотам. В “Горе от ума” есть эта боевая нота. В меньшей степени, но все-таки я слышу ее в “Ревизоре”, в огромной степени — в “Юлиане”^150*; затхлостью и содержания и формы веет на меня от “Ричарда II”, скукой — от “Дон Карлоса”…». (Избранные письма, стр. 273).

Февраль 8

Был на премьере «Драмы жизни».

Февраль 9

Пишет Книппер-Чеховой о премьере «Драмы жизни», об исполнении роли Терезиты: «Достоинство Вашей игры, — что, несмотря на такой огромный пробел в роли, Вы все-таки оставляете впечатление прекрасного в общем тоне. А прекрасное у нас в театре меня подкупает и радует всегда так же, как бесит все любительское и — говоря попросту — глупое. Смена этих впечатлений владела мною вчера весь вечер. Вы, Москвин и отчасти Вишневский и Егоров^151* утешали и радовали меня, остальное было не серьезно и возбуждало во мне холодное презрение». (Избранные письма, стр. 274 – 275).

Февраль (до 17)

В поисках репертуара читает пьесы «Дух земли», «Пляска смерти», «Ящик Пандоры» Франка Ведекинда.

Февраль 17 – 25

Проводит совещания пайщиков о репертуаре театра: ставить ли в Художественном театре «Прометея» Эсхила, «Царя Эдипа» Софокла, «Эллиду» и «Росмерсхольм» Ибсена, «Эроса и Психею» Ю. Жулавского, «Жизнь Человека» Л. Андреева, «Джиоконду» Д’Аннунцио, «Ящик Пандоры» Ведекинда?

Март 4

Был в Малом театре на прощальном спектакле М. Н. Ермоловой^152* («Измена» А. И. Сумбатова).

227 Март (после 4)

Из письма М. Н. Ермоловой к Немировичу-Данченко: «Дорогой Владимир Иванович, в лице Вашем обращаюсь к Художественному театру… Благодарю вас… за ваш чудный адрес, весь проникнутый теплом и светом. И да будет этот свет искусства нашим общим и вечным идеалом!» (Сборник «Мария Николаевна Ермолова», М., «Искусство», 1955, стр. 200).

Март 8

Ведет репетицию третьего действия пьесы Найденова «Стены».

Март 11

В Литературно-художественном кружке на банкете в честь Ермоловой Немирович-Данченко благодарит ее «за постоянное незримое присутствие в работах и созданиях Художественного театра.

… Когда мы вспоминаем другие образы, палящие огнем, проникнутые безграничной любовью к свободе и ненавистью к гнету, нам хочется крикнуть истории наши требования, чтобы в здании с портретами борцов за свободу портрет Ермоловой находился на одном из почетных мест…». (С. Н. Дурылин, Мария Николаевна Ермолова, М., АН СССР, 1953, стр. 466).

Март 12 – 29

Вечерами репетирует «Стены» Найденова.

Март 29

После генеральной репетиции «Стен» пишет жене: «Третье действие — лучшее… Здесь меня очень много, дышит действие моим вкусом и моим духом^153*. Стахович нашел, что это прекрасно, а к пьесе он холоден, как к русским грязным дворам, к русской бедности…

В 3-м действии царит Москвин в роли старика-отца». (Архив Н-Д, № 2084).

Апрель 2

От имени дирекции императорских театров (В. А. Теляковского) В. А. Нелидов предлагает Владимиру Ивановичу должность главного режиссера Малого театра. (См. письмо к жене от 3 апреля 1907 г. Там же, № 2088).

Встречается с В. А. Теляковским и говорит ему о необходимости «полной реформы Малого театра». (Там же).

228 Приходит к Станиславскому и сообщает ему о своем разговоре с Теляковским: «— Говорю Вам первому. Предложение идти сейчас в Малый театр я отклонил, но составлять проекты реформы принял^154*.

— А зачем Вам это?

— Я не могу от этого отказаться… Я в Худож. театре не творил, по преимуществу, а создавал учреждение, где творят. Если мне говорят — Вы создали театр, создайте теперь государственную академию, — я должен согласиться. Привязанность моя к одному театру, хотя бы и мною самим созданному, не оправдает моего отказа, потому что мельчит идейность моей деятельности». (Там же).

Премьера «Стен» Найденова: «Но сразу почувствовалось, что впечатление не крупного вечера»^155*. (Из письма к жене от 4 апреля 1907 г. Там же, № 2089).

Апрель (после 2)

Просит Главное управление по делам печати разрешить постановку «Каина» Байрона в один вечер с «Саломеей» Уайльда.

Апрель 5 – 12

Из письма Станиславского к М. Г. Савиной: «Владимир Иванович сильно занят экзаменами школы, подготовкой поездки в Петербург, составлением труппы и репертуара будущего года». (Архив К. С.).

Апрель – май

В Петербурге с Художественным театром.

Май 12

Петербургская реакционная газета «Русь» в статье о «Бранде» обвиняет Художественный театр в «грубой пропаганде социализма».

Июнь

Приезжает в Нескучное.

Июнь 15

Газета «Слово» сообщила, что дирекция императорских театров предложила Немировичу-Данченко занять место заведующего репертуаром Малого театра.

229 Июнь 19

Готовится к постановке «Каина», читает «Потерянный рай» Д. Мильтона. Пишет Станиславскому, что «Каин» все больше его волнует, что он мечтает вызвать «в Леонидове — Каине трагизм, а Качалова взвинтить на огневого, мечущего молниями Люцифера». (Архив Н-Д, № 1640).

Июнь (после 19)

Готовится к постановке «Бориса Годунова». Опасается как «бряцания романтических струн», так и того, что «реальная школа может загубить дело». (Вл. И. Немирович-Данченко, «Как ставить “Бориса Годунова” и как его играть» Рукопись. Архив Н-Д, № 22).

Июнь 27

В письме к Лужскому характеризует действующих лип «Бориса Годунова».

Июль

«Здесь в Кисловодске дурно. Колоссальный съезд, махровая пошлость, мельхиоровая культура, азиатская грязь… Там [в Нескучном] так успокаиваются нервы и так чудесны тихие, одинокие мечты!» (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

Август 1

«Приехал в Москву. В 12 ч. осматривал театр (ремонт). С 2 часов беседовал с Симовым и Лужским о “Борисе Годунове”». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Август 3

В письме к жене сообщает, что был занят распределением ролей в «Борисе Годунове»: «235 действующих лиц!!!

… Конечно, все наиболее интересное принадлежит фантазии Симова, который, как всегда, скромно становится в тени режиссера, — в данном случае Лужского». (Архив Н-Д, № 2090).

Август 4

«Вчера была первая беседа о “Борисе Годунове”. Я немного волновался… но кончилось хорошо… Удалось внушить интерес, подогреть его». (Там же, № 2091).

Вторая беседа о трактовке ролей в «Борисе Годунове». Просмотр макетов Симова и собранного исторического материала.

230 Август 5

«В театре приступили к репетициям. Все те первые шаги, которые в постановке должен сделать Лужский, т. е. подбор материала, черновая мизансцена и т. д., сделаны им, судя по репетируемым двум сценам, хорошо. Даже очень хорошо. С фантазией, темпераментом. Дальше уже эти картины поступают под мое ведение. Для начала репетиций мы взяли одну из сцен Бориса (когда он узнает от Шуйского о появлении Самозванца) и первую сцену Самозванца (прием). И то и другое очень интересно задумано. Лужский не трогает главнейшего, т. е. как играть роли эти, как их толковать». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2092).

После репетиции «Бориса Годунова» поехал с Москвиным на Воробьевы горы, где сидели с ним вдвоем до 10 часов. «А из Москвина хочется сделать что-нибудь замечательное. Надо думать, вникать, искать»^156*. (Там же).

«Вчера Румянцев привез из Петербурга отвратительную весть. “Каина” весь синклит Синода единогласно запретил». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1641).

Август 6

Приглашает Л. Андреева к обеду, чтобы побеседовать о его пьесе «Жизнь Человека».

Август 6 – 8

Ведет репетиции «Бориса Годунова». Экзаменует поступающих в школу МХТ.

Август 7

«Я сурово думал о том, что… реакционное настроение в цензуре угрожает Художественному театру… К этому присоединилось отвращение к московскому обществу, кружку, толкотне, политической суете и проч. и проч. Наконец, все сильнее развивающееся во мне желание переменить образ жизни, т. е. сделать его как-то новее что ли, более скромным, более спартанским… И вот проект: покинуть Москву, собрать новых капиталистов для постройки театра в Выборге и играть там лучшие пьесы, запрещенные драматической цензурой (Финляндия свободна)… Эффект, что Художественный театр, стесненный цензурой, уехал творить в Финляндию, будет так велик, общественное значение этого шага будет так значительно. В истории освобождения России мы сыграем блестящую и почетную роль». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2093).

231 Август 9

Из экзаменовавшихся восьмидесяти пяти человек в школу отбирает трех. Вечером проводит приемные испытания сотрудников театра.

Август 11

Утром занимается с И. М. Москвиным (Самозванец) я М. Н. Германовой (Марина Мнишек).

Вечером мизансценирует сцену «Корчма на литовской границе».

Август 13

Вечером репетирует сцену «У фонтана».

Август 14

Утром репетирует с А. Л. Вишневским монолог Годунова «Достиг я высшей власти…». Вечером с А. Л. Вишневским уезжает к Г. Н. Федотовой в ее имение Федоровку на Оке.

Август 15

«… Когда мы приехали к ст[анции] “Ока” и я вышел, меня охватила такая удивительная картина, которую если видеть раз в год, так и то хорошо. Железнодорожная насыпь на высоте, а под нами широкий горизонт лесков, деревень, чудесная Ока — и все это залито солнцем на чистом, безоблачном, утреннем небе. Я не мог оторваться и не понимал, куда надо идти к пароходу. Потом в веренице разного милого, простого люда, ехавшего в Успеньев день к себе в деревню, двинулись по громадному железнодорожному мосту к пристани, где уже белел и свистел нетерпеливо пароходик. … И так плыли под ослепительным солнцем вдоль живописных берегов со старинными историческими церквами часа три. Подплыли к пристани. Нас ждала линеечка на паре. Поехали. Не скоро. Дорога проселочная, размытая дождями. Большую часть пути — шагом. Но утро так восхитительно, зелень так ярка, что чем медленнее, тем лучше.

Приехали. Глик[ерия] Ник[олаевна] еще не вставала… Ждал кофе, ждали комнаты. Вишневский, выпив кофе, пошел купаться, а я — прилечь и полежать. И жаль было отрываться от этого света, наполнившего сад, пруд, цветы, но надо было отдохнуть.

Встал и умылся уже к 12 часам… Идя через большую столовую, слышу уже взволнованный голос Глик[ерии] Ник[олаевны]… А когда я подошел к ней, так она обняла и вдруг громко разрыдалась. “Давно не видела”. Это растрогало и меня и всех…

Чувствует себя отлично, глаза молодые, лицо без морщин (61 год), но еще не ходит, ее возят в креслах». (Из письма 232 к жене от 17 августа 1907 г. Избранные письма, стр. 277 – 278).

Август 16

Вечером прямо с поезда приезжает на заседание дирекции, происходившее на квартире Станиславского: «Здесь бухнулись в театральные разговоры». (Там же).

«Постановили ставить “Жизнь Человека” независимо от разрешения “Каина”». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Август 17 – 18

Ведет репетиции «Бориса Годунова». Мизансценирует сцену «Келья в Чудовом монастыре».

Август (между 14 и 21)

Проводит первое занятие с учениками школы в присутствии Станиславского и всех преподавателей, «чтобы выяснить, что с кем из учеников надо делать». (Из письма к жене от 21 августа 1907 г. Архив Н-Д, № 2099).

Август 20

После репетиции «Бориса Годунова» встречается с Южиным, разговаривает с ним о режиссуре Ленского.

Август 21

Репетирует картины «У Марины» и «Царские палаты». «Как пойдет “Борис Годунов” — сказать трудно, но что-то интересное ладится. Лужский продолжает работать успешно и много. Я очень помогаю и поддерживаю». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2099).

Август 22

Репетирует сцену «Келья в Чудовом монастыре». Вечером беседует о постановке «Жизни Человека» со Станиславским, Сулержицким, Егоровым.

Август 24

Занимается с молодежью в школе МХТ. Вечером репетирует «Бориса Годунова».

Август 26

«Вчера вечером приступил к сцене “фонтана”. О ней раз только имел беседу с Москвиным и Германовой. Вчера репетировал от 7 ¹/₂ до 12 – 4 ¹/₂ часа с большим усердием, но прошли только одну страничку из 8. Ужасно трудная сцена.

… Занимался сценой “У Пимена” три раза, но так трудно добиваться интересных результатов, даже несмотря на то, 233 что одного играет Качалов^157*, а другого Москвин^158*, — что за три репетиции не пошел дальше двух монологов». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2102).

Август 27 – 28

«Я репетирую по два раза на день… Работа с “Борисом” застряла на трудностях и потому мало радует». (Из письма к жене от 28 августа 1907 г. Там же, № 2103).

Август 28

«Съезд теперь — из крайних правых, гораздо правее самого правительства… Все они стремятся в Думу…», (Там же).

Август 30

«В театре я уже начал работать усиленным темпом в смысле репетиций, которые теперь уже веду я. Лужский уже сдал мне то, что наладил (13 картин — 3 акта)^159*.

… Есть вещи очень оригинальные и смелые. Например, первые народные сцены. Они поставлены Симовым и Лужским в небольшие рамки и могут походить на иконописные — с головами толпы. Дело идет к интересной “стилизации”. Каждая картина имеет свою прелесть в замысле. Эффектен польский элемент в пьесе, который и будет главной новостью.

… Польская культура… Не оперная, не из “Жизни за царя”^160*, а интимная, со вкусом… с беспрерывной музыкой балов. Таких 4 картины, 3-й акт, с “Сценой у фонтана” в конце. Эта сцена у фонтана — самой безумной трудности, с какой-только мы сталкивались на нашем театре. Надо, чтобы было красиво, романтично, но не напыщенно, без вычур, но не тривиально. И чтоб “волшебный” стих Пушкина играл, как драгоценный камень… Было уже 4 репетиции этой сцены, одна — я заморил их и себя — от 7 до 12 ночи. Но мне верится, что это выйдет блестяще. Для Москвина я придумал вообще образ очень интересный, но огромной трудности. Причем долго боролся за свой образ с тем, который рекомендовали Станиславский, Лужский и Стахович. Одно время мы так и называли для ясности эти два образа: “Вильгельм” — это их образ: Самозванец — бравый, талантливый, энергичный, ловкий актер; другой образ, мой, — называется “Архистратиг Михаил”: светлый, мстительный рок, пронесшийся над головою 234 Бориса, легендарный, воскресший Дмитрий в образе гениального безумца Гришки Отрепьева.

Я влюблен в этот образ, в его безумные глаза при кривой ноздре и бородавках (портрет Самозванца исторический), в его священное призвание — погубить Бориса, построившего свою власть на убийстве^161*, в его вдохновенность. Соответственно с этим образом и вся трагедия рисуется не такою реальною, как были “Федор” и “Грозный”, а как бы исторической легендой, поэтической песней о Борисе и Гришке Отрепьеве. Есть тут какая-то новая нота романтизма, которой так удивительно помогают чудесные стихи Пушкина. И тогда уж Пимен — не просто старец, а бывший богатырь, обратившийся в летописца, Курбский — не просто молодой боярин, а витязь из тех, каких рисовал Васнецов, точно Руслан, Ксения — не просто царская дочка, какая-то Мстиславская из “Федора”, а сказочная царевна, Марина — не просто польская девушка, а сверкающая красотой и огневостью честолюбия шляхтянка… Но и Борис — удрученный, затравленный совестью лев. Все это страшно трудно, но отказаться от такого романтического замысла не хочется». (Из письма к жене. Там же, № 2104).

Посылает приветствие Ф. А. Коршу в связи с 25-летием его театра.

«В 5 часов был у Южина и Ленского, но не застал дома. На первый спектакль Комиссаржевской не пошел, на юбилей Корша — тоже. Хотел пойти на открытие Большого театра (“Жизнь за царя”), да ведь будут какие-нибудь демонстрации истинно русских людей. Это скучно». (Там же).

Август 31

На репетицию «Бориса Годунова», которую ведет Немирович-Данченко, приходит Станиславский и делает указания по девятой картине («Царские палаты»).

Сентябрь 1, 2

Ведет репетиции «Бориса Годунова». Уточняет логические ударения пушкинского стиха. Повторяет и разрабатывает девятую картину и сцену «У фонтана» до слов: «Тень Грозного меня усыновила». (Архив Музея МХАТ).

235 Сентябрь 3

Репетирует сцену Шуйского и Пушкина в «Борисе Годунове». Ищет «мест спокойных, стиха и тона Пушкина». Повторяет сцену Бориса и Шуйского.

Сентябрь 4

Репетирует «Бориса Годунова» утром и вечером: «… И для того, чтобы втянуть артистов в самые недра души пьесы и образа, надо и самому “вникнуть” и их втащить. На это уходят часы напряженного внимания… Боишься навязать им искусственность вместе с романтическими образами. Надо уйти от вульгарности, надо сохранить “волшебный” стих Пушкина, надо дать яркие образы, глядящие из глубины веков, — и страшно уйти от простоты. А пойдешь в простоту, — все будет мелко, тривиально^162*». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2106).

Сентябрь 5

Утром репетирует шестую и девятую картины «Бориса Годунова». Вечером смотрит в Малом театре комедию Шекспира «Много шуму из ничего»: «Постановка Попова очень изящна, легка, красива, нова для Москвы (Мюнхенская). Пьеса идет в легком быстром темпе, прекрасно срепетована. Общее впечатление немножко скучноватое, но приятное. Однако такое, как будто я побывал не в драмат[ическом] театре, а в балете, т. е. такое легкое. Но и это для данной пьесы хорошо. Гзовская [Беатриче] очень приятная, легкая, поверхностная, но несомненно талантливая актриса. Образом не живет и даже, кажется, не имеет понятия о том, что значит жить образом, но сценично-приятная, заражающая улыбкой. Это не мало». (Из письма к жене от 6 сентября 1907 г. Там же, № 2107).

Сентябрь 7

«С “Борисом” у меня дело волочится медленно и внушает мне опасения… Волнениями за него я переполнен и сплю дня три плоховато». (Там же, № 2108).

Сентябрь 14

«С 11 утра начал осмотр декораций, бутафории, установки света. Потом вел репетицию бала с повторениями. Перерыв был от 5 ¹/₂ до 7 ¹/₂. Окончил работу в театре в 11 ч. ночи». (Из дневника репетиции).

236 Сентябрь 22

С Лужским делает планировку картин «Севск» и «Лес» в «Борисе Годунове».

Сентябрь 24, 25

Репетирует народные сцены в «Борисе Годунове», требует, чтобы актеры жили «по-настоящему». Придумывает способ постепенного нарастания народного гула: не только на сцене, но и за сценой расставляет людей на расстоянии двух-трех шагов друг от друга. «Такая лента людей уходила далеко за кулисы… самый дальний говорил что-либо стоящему впереди себя, этот — следующему и так до конца всей ленты. Для замирания этой же звуковой волны то же самое проделывалось в обратном порядке». (А. А. Мгебров, Жизнь в театре, «Academia», 1929, стр. 218).

Сентябрь 26

Репетирует с оркестром и хором, занятыми в «Борисе Годунове».

Сентябрь 29

Проходит отдельные сцены «Бориса Годунова», вечером планирует третью картину — «Девичье поле» и вместе со Станиславским репетирует сцену «У фонтана» с Москвиным и Германовой.

Сентябрь 30

Установка декораций. Вечером во время генеральной репетиции четвертого акта делает замечания актерам.

Октябрь 1 – 3

Репетирует «Бориса Годунова»: «Декорации не полностью готовы, бутафории почти нет. Отличное впечатление от комнаты Марины, — художественно красивая мизансцена Константина Сергеевича». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Октябрь 10

Премьера «Бориса Годунова». «Успех не ясен. Крепкие аплодисменты после “Корчмы” и “Приема”». (Там же).

Октябрь 11

Приказ градоначальника убрать крестные знаменья в «Борисе Годунове».

Октябрь 12

В своем кабинете, во время спектакля «Борис Годунов», читает актерам «Росмерсхольм» Г. Ибсена.

237 Октябрь 33

Беседа о «Росмерсхольме»: «С одной стороны Кролли, защищающие старые устои… На другой стороне Мортенсгоры. Они… решили… бороться не для того, чтобы погибнуть для людей будущего… Нет, Мортенсгоры сами дорожат своим благополучием. … Это не наши большевики. Это постепеновцы. … В разгар партийной политической борьбы, охватившей городок, в Росмерсхольме живет последний, бездетный представитель Росмеров — Иоганнес. … Мы видим его уже охваченным идеей облагородить человечество». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Видится с М. Н. Ермоловой, пришедшей на спектакль «Борис Годунов».

Октябрь 14

Утром смотрит репетицию пьесы Л. Андреева «Жизнь Человека». «Хорош бал и начало несчастья, остальное плохо». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Октябрь 15

«Никак не могу согласиться с приемом Константина Сергеевича режиссировать, идя не от пьесы, а от недостатков актеров» (Там же).

Октябрь 16 – 18

На Малой сцене репетирует с А. Ф. Горевым роль Эйнара в «Бранде». Сокращает четырнадцатую и восемнадцатую картины в «Борисе Годунове».

Октябрь 19

В Малом театре смотрит «Дельцы» И. Колышко. «Ужасно все! нельзя критиковать. Пашенная — с хорошим нервом». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Октябрь 20

Проводит репетицию «Стен» Найденова.

Октябрь 21 – 23

Репетирует отдельные сцены «Бранда». Смотрит спектакль «Стены».

Октябрь 24

Вводит новых исполнителей во второе действие «Иванова» Чехова. Вечером смотрит «Бранда»: «В первый раз Эйнар — А. Ф. Горев. Восстановлены многие отброшенные с течением 238 времени детали. Новые лица в народе, из которых приятно остались в памяти Мгебров, Савинова и Соловьева». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Октябрь 31

Утром репетирует первое действие «Иванова», останавливаясь на сценах О. Л. Книппер и Л. М. Леонидова. (Там же).

Ноябрь 1 – 5

Ведет репетиции «Иванова».

Ноябрь 5

Дает интервью о театре для прессы.

Ноябрь 6

Смотрит представление «Иванова»: «Хороший спектакль». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Ноябрь 10

На заседании репертуарного комитета читает пьесу Ш. Аша «Бог мести» и делает доклад о пьесе Е. Чирикова «Колдунья».

Ноябрь 11 – 19

Начало репетиций «Росмерсхольма».

Ноябрь 13

Вечером проводит беседу о «Плодах просвещения».

Декабрь 5

Утром репетирует сцену старух в «Жизни Человека».

Декабрь 8

Репетирует четвертое действие «Жизни Человека».

Декабрь 9

Станиславский пишет в дневнике репетиций: «Сцена ста рух, прорепетированная Вл. И. Немировичем-Данченко, и сцена родственников, прорепетированная Москвиным, прошли лучше» (Музей МХАТ, № 184).

Декабрь 12

Премьера «Жизни Человека».

Декабрь 20

Репетирует «Росмерсхольм» (в выгородках).

239 1908

Январь 11

Посетил пятидесятое представление «Бранда». «Маленький праздник за кулисами». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Январь 14

Запись о «Росмерсхольме» в дневнике: «Тот путь работы, который я избрал, — углубления в пьесу, изучения ее сценического нерва, отыскания дикции пьесы и вместе борьба артистов с их избитыми приемами, — такая работа, необходимая, пока пьеса не нащупана, скорее утомляет мозг и нервы, чем искания внешних красок». (Режиссерские заметки. Машинопись с авторской правкой. Архив Н-Д, № 99).

Январь 16

«Большая часть репетиции пошла на сцену Росмера и Ребекки (и то не всю), все с тем же исканием выразить постепенно, психологически детально нарастающий драматизм сцены. И Качалов и Книппер уже улавливают ее нерв и начинают находить отзвук его в своих темпераментах, но еще выпадают из рисунков, из образов… очень трудно заучивается текст… Уже хочется видеть их намеки на краски… Пока все еще рисуем углем очертания, перспективы. Благоразумие требует терпения». (Там же).

Январь 17

«Опять только половина сцены Росмера и Ребекки; часа два с большим напряжением вздымались к образам… Скоро устаем». (Там же).

Январь 19

«Сорванная репетиция “Росмерсхольма” и нервная беседа с Лужским, Леонидовым и Качаловым об интеллигентности…». (Из записной тетради 1907 – 1908 гг.).

Январь 24

На 25-летнем юбилее Южина в Малом театре читает адрес и преподносит юбиляру жетон с изображением чайки.

Январь 25

В Литературно-художественном кружке в честь Южина произносит речь, в которой говорит о «подвигах героизма и самоотверженности» в недавней революции, о том, что «истинное искусство всегда революционно… зерно революции кроется во всяком истинном таланте». (Вл. И. Немирович-Данченко, Статьи. Речи. Беседы. Письма, стр. 361).

240 Январь 27

Смотрит возобновленный спектакль «На дне». В антрактах беседует с О. О. Садовской.

Февраль 2

Встречается с Э. Дузе, посетившей спектакль «Бранд».

Февраль – март (до 5)

Репетирует «Росмерсхольм».

Февраль 25

Леонид Андреев дарит Немировичу-Данченко свою пьесу «Царь Голод»^163*.

Март (начало)

Снова получает предложение взять на себя руководство Малым театром.

«Немирович официально заявил, что он уходит на императорскую сцену, если, впрочем, будет уверен, что Худ[ожественный] театр будет продолжать жить с одним Константином [Сергеевичем], на что Константин вынул часы и торжественно заявил: “Сейчас 5 часов. Уходите. Но четверть шестого уже и меня не будет в Художественном театре”. После этого они очень долго говорили и дело уладилось. Немирович остался». (Из письма Качалова к Подгорному от 10 марта 1908 г. Архив Н. А. Подгорного. Музей МХАТ).

Март 5

Премьера «Росмерсхольма».

Март 6

Осуждение спектакля «Росмерсхольм» в прессе^164*.

«Теперь выяснилось совершенно определенно — и я уж не могу сомневаться в этом, — что вместе с моим уходом 241 из Художественного театра он кончит свое существование. Как бы теперь ни сложилась моя деятельность в нем, я не имею нравственного права совершать это убийство.

Поэтому, дорогой Саша, я должен буду отказаться от того, что начинало уже привлекать меня в Малый театр». (Из письма к Южину. Избранные письма, стр. 281).

Март 7

В письме к В. А. Теляковскому: «Сердечно благодарю Вас за оказанное доверие…

Должен, однако, сказать, что в моей борьбе между желанием поработать для Малого театра и привязанностью к Художественному перспективы Малого театра не очень подбодряли мой выбор в пользу него. Там все-таки так много затхлости, что выкурить ее полумерами вряд ли возможно. По крайней мере радикальная реформа более гарантировала бы успех задачи». (Там же, стр. 282).

Март (после 7)

В письме к А. П. Ленскому желает ему одолеть все «мракобесие казенщины» императорских театров. (Дата письма устанавливается предположительно. Там же, стр. 289).

Март 19

Выступает и председательствует на Всероссийском съезде режиссеров.

Март

«… Думаю о том, какими силами можно было бы вытравить из театра пошлость и невежественность, и рабский дух, охвативший его так же, как он охватил теперь всю Россию». (Из письма к А. А. Стаховичу. Черновик. Архив Н-Д, № 1495).

Апрель – май

В Петербурге с Художественным театром.

Май 3

В дневнике А. Блока запись о драме «Песня судьбы»: «Увлечение Станиславского и Немировича-Данченко». (А. Блок, Соч., в двух томах, т. 2, М., Гослитиздат, 1955, стр. 391).

Июнь (начало)

Приезжает в Нескучное.

242 Июнь 14

Хочет ввести в «Бранда» ранее не игранную сцену избиения Бранда камнями.

Июнь 27

Лужский и Симов приезжают на несколько дней к Владимиру Ивановичу в Нескучное. Заходит речь о пьесе, которую могут сыграть молодые актеры. Владимир Иванович предлагает «Венецианского купца» Шекспира, в котором изображено «вечное гонение нации». Распределяют роли: Порция — Бромлей, Джессика — Коонен, Антонио — Хохлов, Лоренцо — Готовцев, Шейлок — Вишневский. (Из письма к Станиславскому от 5 – 6 июля 1908 г. Архив Н-Д, № 1646).

Июль 5 – 6

В письме к Станиславскому рассказывает, что «штудирует» Достоевского, перечитал все его большие романы: «“Бесы” — очень слабая вещь. “Подросток” — тоже. “Идиота” нельзя иллюстрировать, так как все замечательные места пойдут в чтение и станут скучны. Зато “Карамазовы” чудесны для иллюстрации… А вещь может выйти и колоритная и русская. И Зосиму разрешат». (Там же).

В этом же письме жалуется, что, работая над режиссерским планом «Ревизора» и мысленно играя все роли, не может еще найти внутренний толчок, который окрыляет фантазию.

Июль (середина)

В записной тетради — [перечень действующих лиц из пьесы Г. Гауптмана «Бегство Габриэля Шиллинга».

Июль 21

«У нас в уездной жизни по 20 лет все остается без движения… А удивительно, до чего уезд отстает от столицы. И эту инертность, неподвижность, нелюбознательность принимают за основу своей русской цивилизации и хотят строить на ней свою русскую конституцию». (Из письма к Южину. Архив А. И. Южина. ЦГАЛИ).

В том же письме: «Скучаю и взвинчиваю себя на то, что, подходя к 50 годам, надо жить в почтенной работе. А когда думается, что человек должен всю жизнь “гореть”, то отвечаю себе: и рад бы, да вечем. Постановкой “Ревизора”? Она меня никогда не интересовала. “Синей птицей”? — не моего романа. Десятилетием театра? Да, если бы он был так молод, как еще 4 – 5 лет назад. Но он уже в 10 лет стал тоже почтенным. Мог бы загореться работой с молодежью театра, ню я нужен для старшего возраста и потому молодежь должен уступить вторым режиссерским силам».

243 Август 3 – 5

Проводит первые репетиции «Ревизора» за столом. «Ищет тона для городничего, судьи и Хлопова». (Из дневника репетиций).

Август 5 – 6

Проводит экзамены в школе Художественного театра (из 187 человек принимает трех).

Август 7

Утром репетирует роли Земляники, Анны Андреевны и Марьи Антоновны. Вечером «ищет тона для почтмейстера и судьи». (Из дневника репетиции).

Август 8

Утром репетирует «Ревизора». «В “Ревизоре” — начинаю понемногу находить образы».

Вечером смотрит репетицию «Синей птицы». Находит декорацию «Лазоревого царства», написанную художником В. Е. Егоровым, «очаровательной во всех отношениях». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2116).

Август 12

О репетициях «Ревизора»: «Один Москвин очень растет и помогает в “Ревизоре”». (Там же, № 2120).

Август 12 – 18

Занят репетициями «Ревизора» и «Синей птицы».

Август 18

«Константин [Сергеевич] вносит в “Ревизора” много интересного и талантливого». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2124).

Август 21 – 23

Репетирует первую сцену «Синей птицы» — «У дровосека».

Август 27

Пишет жене о репетициях «Синей птицы»: «Мне кажется, что я угадал верную ноту, схватил юмор пьесы… Юмор, лиризм, поэзия… из этого может выйти прелестный детский спектакль… Сцена “Ночи” ставилась как какая-то романтически-рыцарская. И Книппер должна была изображать величавую “тьму”. А у меня это какая-то брюзжащая хозяйка». (Архив Н-Д, № 2131).

244 Август 28

«Все художественные пути нашего времени ведут к Вашему имени». (Из обращения к Л. Н. Толстому в связи с его 80-летием. Черновик. Музей МХАТ, № 5410/307).

Август 29

Вместе со Станиславским репетирует «Синюю птицу». «В конце концов все-таки Театр доставляет радости хоть изредка. Какая-нибудь удачная репетиция, какая-нибудь достигнутая красота в искусстве, — и все-таки “сердце взыграет”. Не часто, очень не часто, но бывает…». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2132).

Август 30

Был у Южина, который читал ему свою пьесу «Вожди». «Интересная иллюстрация всех общественно-политических течений. Однако цензура вряд ли пропустит ее»^165*. (Там же, № 2133).

Август 31

Ведет репетицию и просматривает сценические эффекты «Синей птицы».

Сентябрь 3, 4

Участвует в репетициях «Синей птицы».

Сентябрь 4

«“Франческо да Римини” Д’Аннунцио в Малом театре — провал». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2136).

Сентябрь 5

«С Константином [Сергеевичем] работаем дружно». (Там же, № 2137).

Сентябрь 7

Репетирует сцену «Леса» в «Синей птице».

Сентябрь 14

«Надо еще раз отдать справедливость Константину [Сергеевичу] — весь успех “Синей птицы” будет делом его фантазии и огромного труда. Он только не умел распределиться в работе. … Я положительно недоумеваю, как он, задумав постановку так прекрасно, не мог в течение всего прошлого 245 года увлечь своими идеями исполнителей… Но работает он без устали, даже удивительно, как много у него работоспособности». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2141)

Сентябрь 15

Вечером вместе со Станиславским репетирует сцену «Прощания» в «Синей птице».

Сентябрь 17

В связи с 15-летним юбилеем В. Ф. Комиссаржевской отправляет ей букет от имени театра.

Сентябрь 18

Утром и вечером репетирует сцены из «Синей птицы»: «Царство будущего» и «Во дворце Ночи».

Сентябрь 30

Премьера «Синей птицы».

Октябрь 3

Репетирует «Бранда» Ибсена.

Октябрь 6

Репетирует сцену «Лес» в «Синей птице».

Октябрь 14

В вечер празднования десятилетнего юбилея Художественного театра в докладе говорит о том, что сделано и что еще предстоит сделать: «Наша заветная цель — создать общедоступный художественный театр, и мы надеемся, что наша цель достижима». («Новая Русь» от 15 октября 1908 г.).

Октябрь 18

Делает замечания актерам по репетиции первого акта «Ревизора».

Октябрь 24

Продолжает работу над первым актом «Ревизора».

Октябрь 29

Репетирует сцену Анны Андреевны и Марьи Антоновны. Просит В. А. Симова представить для бутафорских мастерских рисунки к «Ревизору»: стенных часов, стойки для чубуков, «указа» в рамке, углового столика и т. д.

246 Октябрь 31

Ведет репетицию третьего акта «Ревизора».

Ноябрь 6

Проходит все сцены Хлестакова в третьем акте. «Пробовали “пьяный” тон для Хлестакова, подробно выясняли и разрабатывали наиболее трудные места роли». (Из дневника репетиции).

Вечером встречает актеров итальянской труппы де Грассо, пришедших на спектакль Художественного театра «Синяя птица».

Ноябрь 10

Вместе со Станиславским репетирует отдельные сцены «Ревизора».

Ноябрь 12

Осматривает костюмы и бутафорию для «Ревизора».

Ноябрь 14, 15, 16

Репетирует сцены городничего и Хлестакова в третьем и четвертом актах. Заказывает гримы и парики для «Ревизора». Работает над ролью Хлестакова с А. Ф. Горевым.

Ноябрь 17 – 21

Репетирует первый и третий акты «Ревизора». Мизансценирует четвертый акт и немую картину финала.

Ноябрь 18

Вместе со Станиславским репетирует «Ревизора». Обращает внимание Симова на то, что «окна в квартире городничего отворяются внутрь, тогда как на подоконниках стоят цветы на скамеечках». Предлагает в окна вставить стекла, чтобы «актеры случайно не просунули руку сквозь рамы (стекла также изменят звук голосов с улицы в четвертом акте, в сцене с купцами)». Хочет, чтобы город, который виден из окон маленькой гостиной городничего, имел «вид грязный, без садов и без гор, чтобы тюрьма была не губернская, а небольшая, на 20 – 30 человек. Грязный небольшой городок, расположенный по какой-то грязной речонке». (Из дневника репетиции).

В «Русском слове» от 18 ноября 1908 г. (№ 268) напечатано интервью Немировича-Данченко о постановке «Ревизора».

Ноябрь 26

«Разрабатывали тона и мизансцены 3 акта и повторяли начисто весь акт с шумом, проходами прислуги и проч. Выслушивали 247 замечания Владимира Ивановича». (Из дневника репетиции).

Вечером работает с отдельными исполнителями.

Ноябрь 27 – 28

На большой сцене репетирует первый и третий акты «Ревизора». Подробно разрабатывает монолог Осипа, проверяет исполнение ролей Хлестакова и трактирного слуги.

Ноябрь 29

После репетиции «Ревизора» делает замечания исполнителям. Повторяет первую сцену.

Декабрь 2

Ведет репетицию «Ревизора».

Декабрь 3

Вместе со Станиславским репетирует четвертый акт «Ревизора».

Декабрь 4

Утром и вечером подробно останавливается на сценах Хлестакова с Марьей Антоновной и Анной Андреевной в четвертом акте. Ищет мизансцены. Работает с О. Л. Книппер-Чеховой, Л. М. Кореневой, А. Ф. Горевым и И. М. Ураловым.

Декабрь 5

Репетирует сцены чиновников, просителей, женщин, купцов. Останавливается на сценах Хлестакова с Марьей Антоновной и Анной Андреевной.

Декабрь 8

На большой сцене репетирует конец четвертого акта «Ревизора». Вечером просматривает гримы и костюмы купцов и других действующих лиц.

Декабрь 9

Утрам репетировал первую половину пятого акта до выхода гостей, потом «слаживал» весь пятый акт. (Из дневника репетиции).

Декабрь 10

На репетиции «Ревизора» вместе со Станиславским выверяет темп первого акта: «Начало акта идет как было: в тихом темпе. Чтение письма — быстрый темп. После письма — легкая остановка и с “философии судьи” — быстрый темп. Распоряжения городничего — в очень быстром темпе и раскат до легкой паузы перед “а кто здесь судья?..”. Выход почтмейстера — 248 быстро, но не гнать и без пауз. Сцена Бобчинского и Добчинского — быстро также и без пауз. Когда крестятся — легкая остановка и снова быстро… до конца» (Там же).

Декабрь 11

Ведет за столом репетицию пятого акта «Ревизора», анализирует трудные куски в роли городничего, устанавливает ритм реплик при чтении письма, фиксирует характер и нарастание шума перед приходом жандарма.

Декабрь 13

Вместе со Станиславским репетирует «Ревизора».

Декабрь 18

Премьера «Ревизора».

Декабрь (между 19 и 27)

Прочитал в «Театре и искусстве» (№ 52) рецензию Н. Е. Эфроса о «Ревизоре» и написал ему письмо, возражая против того, что критики судят о спектакле по первому представлению, «… он [актер] не может приготовить роль на протяжении одних генеральных репетиций, хоть бы их было 20. Ему надо готовить роль на публике… Чем новее образ, тем менее ясно, как на него будет реагировать публика, тем труднее овладеть темпом роли, тем дольше не произойдет то слияние души актера с новой характерностью, без которого нет готового создания». (Избранные письма, стр. 287).

Декабрь (до 27)

Просматривает отрывок из «Мертвого города» Д’Аннунцио, приготовленный учениками А. Г. Коонен и В. Л. Вендерович: «Что же касается Коонен, то я был поражен серьезностью и глубиной переживания ее роли. Из веселенькой Митили^166* стала 20-летней девушкой с серьезным взглядом, устремленным в самые глубины душевной красоты». (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1650).

Декабрь 27

Сообщает об «Анатэме» Л. Андреева: «Андреев написал превосходную пьесу. Трагедию. И настоящую». (Там же, № 1651).

Декабрь 31

А. И. Южин пишет воспоминания о детстве, Тифлисской гимназии и своем гимназическом товарище Володе Данченко. (А. И. Южин-Сумбатов, Записи, статьи, письма, стр. 27 – 28).

249 1909

Январь 8 – 19

Проводит заседания правления о репертуаре, о распределении ролей и режиссерских работ.

Январь 13 – 29

Ведет репетиции пьесы К. Гамсуна «У врат царства».

Январь 29

Читает труппе пьесу Л. Андреева «Анатэма».

Февраль

Участвует в репетициях пьесы «У врат царства».

Март 1 – 5

Единогласно избирается председателем на втором Всероссийском съезде режиссеров.

Выступает с докладом «О правах режиссеров». («Русское слово» от 6 марта 1909 г.).

Март – апрель

Гастроли Художественного театра в Петербурге.

Март 30 – апрель 6

В Петербурге делает наброски к пьесе: «Неправда. — Все лгут. Все куют свое личное счастье. … Взлетают и гибнут только очень юные». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

Апрель 9

«Был на спектакле в Царском Селе. Какой ужас! Ведь, небось, Константину] Константиновичу 25 лет лгали, никто и никогда не сказал ему, что он скверный актер»^167*. (Там же).

Апрель

Пишет статью «Тайна сценического обаяния Гоголя» для «Ежегодника императорских театров» (вып. 2, 1909 г.), в которой высказывает мысль о значении прозы Гоголя для русской драматургии: «Гоголь своими повествовательными сочинениями создавал сценический язык пьес, его остроту, меткость и красочность».

250 Апрель 28

Читает статью о Гоголе на торжественном заседании Общества любителей российской словесности в Москве.

Май 14

Станиславский просит Немировича-Данченко сделать сокращения в тексте «Месяца в деревне».

Май

В режиссерских заметках о «Месяце в деревне» Немирович-Данченко характеризует атмосферу будущего спектакля: «Тихо, тонно, красиво, очаровательно по воспоминаниям, но без порывов, без страстей, без борьбы, без больших идей, без возбуждения, без широких горизонтов… Это буря женского сердца, сердца женщины той эпохи, того воспитания, рвущегося к свободным радостям». (Из записной тетради 1908 – 1909 гг.).

Май (до 16)

Делает наброски к беседе с труппой об «Анатэме»: «Неужели личность актера, его понимания, переживания, вкусы, идеи, то, чем он живет, сведена до заурядного господина, отличающегося от всякого только тем, что у него сценическое лицо, голою, фигура и горячность? Не это ли именно и привело к кризису? Мещанское крохоборство в постановке и отсутствие возвышенного настроения у актера. Наш театр за последние два-три года очень понизился в смысле того идейного колокола, который так громко звучал прежде, когда ставили Гауптмана, “Штокмана” и Горького, и что привлекло к нам все передовые посты. Это случилось по течению. Мы готовили резолюцию, потом испугались и пошли за октябристами. Столыпин, первый абонемент, сохранение дорогой публики^168*. Стрех, что она не примет нас революционными, ложный взгляд». (Архив Н-Д, № 12).

Май 16

Проводит беседу об «Анатэме»: «Нам надо выйти из колебаний в исканиях формы…

… если бы захотели уничтожить реализм… то нужно было бы уничтожить весь театр… реализм находится в составе всего русского искусства.

… Мы часто говорили, что реализм становится мелким, но это потому только, что мы сами становимся мелки…

Недостает подъема идейного…

Из двух чаш художественных весов: на одной — чисто 251 внешняя сценическая форма, на другой — проникновение в образ, в идею автора. Выше вторая, так как более пуста первая». (Вл. И. Немирович-Данченко, Статьи. Речи. Беседы. Письма, стр. 118 – 120).

Май 19

Вместе с К. С. Станиславским, О. Л. Книппер-Чеховой, А. Г. Коонен, А. Ф. Горевым анализирует третий акт «Месяца в деревне».

Июнь

Отдыхает в Ялте.

Июнь 22

Южин пишет из Киссингена: «Где ты и что ты, Воля? У меня к тебе совершенно братское тяготение. Никакие твои пакости, вроде создания “конкуррррирующего театра” меня от тебя не могут отшибить, и я ловлю себя… на мысли: будь здесь Володя!» (Архив Н-Д, № 5846).

Июль 3

Пишет Станиславскому из Ялты: «Занимался я своей пьесой [“Курган”] с большим аппетитом и углублялся в жизнь и разглядывал человеческую душу, — что в ней прекрасного — в радостях и страданиях, — а что мелкого, ненужного ни культуре, ни богу… Но “воля” отучилась от литературной работы…». (Архив Н-Д, № 1652).

Июль

«Сентиментальное искусство — самое вредное для жизни. Око отучает от героизма, от терпения, выносливости, от борьбы, — от всего, что прежде всего надо для жизни». (Из записной тетради 1904 – 1911 гг.).

Июль 15

Из письма Станиславского к Немировичу-Данченко: «Не пойму, что с Вами! Как будто Вы не в духе — или сильно озабочены театром. Отсутствие ли пьес?.. Не знаю: что Вас беспокоит. Когда Вы такой — я боюсь за театр». (Архив К. С.).

Июль 24

В письме Немировича-Данченко к Станиславскому: «Я не могу сказать, чтоб был не в духе. Конечно, я не могу сказать, чтобы жилось мне как мне хочется, но во мне достаточно жизнерадостности, у меня много мыслей, которые дают мне хорошую пищу на день… но театр меня очень беспокоит». (Архив Н-Д, № 1653).

252 Июль 31

Приезжает в Москву. Удручен тем, что у Симова не готовы декорации к «Анатэме».

Август 1

Проводит заседание правления, занимается ревизией, отчетом, потом дома с Лужским готовится к репетициям «Анатэмы».

Август 2 – 3

Проводит экзамены в школе МХТ, налаживает репетиции «Анатэмы».

Август 4 – 8

Репетирует «Анатэму». Не принимает декораций первой картины, сделанных Симовым. (См. письмо к жене. Архив Н-Д, № 2163).

Август 7 – 8

На экзаменах. «Экзаменационная жатва была, как никогда, ничтожна. Из 200 человек приняли 10 мужчин, несмотря на 12 вакансий, и ни одной женщины, несмотря на 5 вакансий и более 100 экзаменовавшихся». (Там же).

Август 9

Занимается ролью Анатэмы с В. И. Качаловым.

Август 12

«“Анатэма” идет, конечно, очень туго. Но ничего — дозреет!»

Вечером был в саду «Эрмитаж»: «Толпа пестрая, мещански богатая, будто-интеллигентная, наипошлейшая, паразитная. Пробыв ¹/₂ часа, я уже хотел уходить, но Щукина брат уговорил пойти в театр и послушать Вяльцеву [известную исполнительницу романсов]. Она мне доставила удовольствие, большая артистка». (Из писем к жене. Архив Н-Д, № 2165, 2166).

Август 13 – 20

Занят репетициями «Анатэмы».

Август 19

Из письма Станиславского к М. П. Лилиной: «Пришел к обеду Владимир Иванович. Постарел, спокоен и вял. Пошли подробные отчеты… Поговорили о Германовой и об “Эллиде”. Владимир Иванович говорил хорошо и соглашался 253 со мной… Это дело [постановка “Эллиды”] отложено… В 10 часов Владимир Иванович ушел. Я проводил его пешком». (К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 7, стр. 446 – 447).

В письме Немировича-Данченко к жене о встрече со Станиславским: «… Тон у нас ладный». (Архив Н-Д, № 2167).

Август 20

«Итак — “Анафема” не в порядке. Вчера все собрались, и была беседа с Владимиром Ивановичем. Дельная и толковая». (Из письма Станиславского к Лилиной от 21 августа 1909 г. К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 7, стр. 448).

Август 22

«Каждая репетиция для меня не радость, а насилие. … Пресный я какой-то. Хороший и здоровый, но пресный». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2168).

Август 27

«На репетициях я стал оживленнее, горячее». (Там же, № 2171).

Август 29

«С “Анатэмой” наступила полоса надежд. Я заработал с некоторым увлечением». (Там же, № 2172).

Слушает музыку к «Анатэме», написанную И. Сацем. Вызывает школу, сотрудников, детей для массовых сцен. Говорит, что в пении, звуках, говоре толпы должны чувствоваться человеческая скорбь и страдания.

Август 31

Был в Малом театре на премьере («Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» А. Н. Островского). «Спектакль окончился 5 минут 2-го. Длинный! Длинный, добросовестный, безвкусный и не талантливый… Играли твердо и добросовестно, кроме Правдина, который был возмутителен в Шуйском». (Из письма к жене от 1 сентября 1909 г. Архив Н-Д, № 2174).

Сентябрь 2

Был на генеральной репетиции сказки Е. Н. Чирикова «Колдунья» в театре Незлобина.

Сентябрь (до 28)

В дни репетиций «Анатэмы» спорит с Л. Андреевым, который требует, чтобы на сцене было «геройство», хотя бы картонное, лишь бы геройство. «Мы говорим: геройство должно 254 быть у нас в жизненной и простой передаче». (Ю. В. Соболев, Вл. И. Немирович-Данченко, стр. 88).

Сентябрь

Составляет календарный план спектаклей, учитывая интересы театра в целом и творческую заинтересованность отдельных актеров: «1. Качалову и Вишневскому сыграть в ряд “Анатэму”, не разбиваясь на другие пьесы, сохраняя силы для абонементных спектаклей. 2. Качалову подойти к “Царским вратам”, сыграв 6 раз “Анатэму”. 3. Вишневскому подойти к “Царю Федору” с отдыхами. 4. Накануне “Царя Федора” [сыграть] пьесу не сложную, свободную от сотрудников. 5. “Ревизора” (Книппер) нельзя в один день с чеховскими (Книппер же). 6. Халютина — “Синяя птица” с “Вишневым садом” — тяжело. 7. Москвин — дня два до “Федора” должен быть свободен. 8. Со “Штокманом” (Станиславский) нельзя чеховские. И накануне Станиславский должен быть свободен. 9. Первые два раза “У царских врат” — Лилина, поэтому нельзя близко “Дядю Ваню”. 10. “Горе от ума” поберечь для абонементов… 13. Разнообразить праздничные утра и праздничные вечера… 15. Не пересиливать Лужского». (Из записной тетради 1909 – 1910 гг.).

Октябрь 2

Премьера «Анатэмы».

Октябрь 11

Был на генеральной репетиции пьесы Ю. Жулавского «Эрос и Психея» в театре Незлобина: «Хорошие декорации и костюмы, очень плохие актеры». (Из письма к жене Архив Н-Д, № 2176).

Октябрь 13

Принимает решение ставить пьесу А. Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты», вызывает Симова для работы над макетами декораций: «По-видимому [Симов] чувствует, что я к нему так неравнодушен и так много прощаю ему». (Там же, № 2177).

Октябрь (после 13)

Характеризует в режиссерском экземпляре время действия пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты»: «Только что произошла крупная реформа (61 год), где-то появились новые люди, новые мысли, новые слова. Но и сюда ворвутся только слова Городулина. Ничто не изменится. И жизнь сытая, довольная, медлительная может вызвать 255 или эпиграмму или зависть». (Режиссерский экземпляр. Музей МХАТ^169*).

Октябрь 15

Узнает о том, что митрополит приехал в Петербург хлопотать о запрещении спектакля «Анатэма»^170*. (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2179).

Октябрь 19

Был на представлении пьесы Б. Шоу «Цезарь и Клеопатра» в Малом театре «и пришел в настроение прямо мрачное… При Ленском такой спектакль был бы совершенно немыслим…» (Там же, № 2180).

Октябрь 20

Вечером видится с П. Д. Боборыкиным: «Пустой старикан. Понять человека убежденного и идейного он может, но то, что составляет сущность убежденности и идейности, его все время может удивлять». (Там же, № 2181).

Октябрь 22

Едет в Петербург к премьер-министру Столыпину отстаивать право Художественного театра играть «Анатэму».

Октябрь 25

В интервью «Возвращение к актеру», напечатанном в «Обозрении театров» (№ 885), говорит о реализме, отточенном до символов.

Октябрь 28

Репетирует роль Глумова с В. И. Качаловым^171*.

Октябрь 30

«Вчера был в Малом театре на премьере “Бедной невесты”, 256 старая, но прекрасная пьеса Островского. Спектакль был серый, какой-то Коршевский… отлично, лучше всех, играл Сашин. В смысле всяких форм — все было так, как, вероятно, и 50 лет назад… Я сидел рядом с Ермоловой, — она смотрела. Она просила меня аплодировать, — “поддержите”. И сама очень аплодировала». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 7163).

Октябрь 31

Хвалит «Две бесподобных декорации Добужинского» к «Месяцу в деревне».

Вечером Немирович-Данченко, Лужский и художник Егоров беседуют с Юшкевичем о его пьесе «Miserere».

Ноябрь 1 – 2

Устраивает концерт в пользу студентов юристов.

Ноябрь 3 – 6

Участвует в репетициях комедии «Месяц в деревне». Считает, что А. А. Стахович, обучающий актеров светским манерам, передает «светскость пустую, мелкую, внешнюю. И Тургенев у него близок к бездушности высших кругов». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 7167).

Ноябрь 5

Вечером в Малом театре смотрит «Привидения» с участием Ермоловой. «Конечно, Ермолова неизмеримо выше Савицкой по темпераменту. Но по образу, по интерпретации уступает ей. Остужев, которого я недолюбливаю, очень мне понравился. Гораздо лучше Москвина… В общем хороший спектакль». (Там же, № 7170).

Ноябрь 16 – 17

В связи с возобновлением «Царя Федора Иоанновича» проводит генеральную репетицию спектакля.

Декабрь 9

Премьера «Месяца в деревне».

Декабрь (до 11)

«Да, среди современных “богоискателей”, которых мне приходилось встречать, я видел немало таких, которые смотрят на мир глазами ясными, якобы познавшими все. Но… я не верю этим ясным глазам, я не верю их успокоению найденным. Не потому, чтобы они были фарисеи и книжники, а потому, что современная мысль идет дальше, непременно дальше того предела, на котором успокоились эти глаза». 257 (Из чернового наброска об «Анатэме». Архив Н-Д, № 5575/558).

Декабрь 11

В Политехническом музее выступает оппонентом по докладу критика С Яблоновского об «Анатэме».

Декабрь 12 – 13

Московские газеты о выступлении Немировича-Данченко в Политехническом музее: «По мнению Влад. И. Немировича-Данченко, самое ценное и искреннее в пьесе [“Анатэме”] это — “революционно-колокольно звонкий крик о скорби и бедности мира, его мечты о чуде. Чудо это — справедливость”». («Русское слово» от 12 декабря 1909 г.).

«Немирович-Данченко заявил: “Мы хотели, чтобы театр еще раз дал почувствовать обществу, "слишком ставшему сытым", от этой вековечной скорби несчастного человечества”». («Голос Москвы» от 13 декабря 1909 г.).

1910

Январь

Ведет репетиции «На всякого мудреца довольно простоты»: «В наши внутренние задачи входит борьба со всякими сценическими штампами… Извлечь из Островского все, что есть в нем характерного для его литературной индивидуальности и по-настоящему художественного, т. е. поддающегося при сценическом воплощении более глубокому и обобщенному истолкованию»^172*. (Н. Е. Эфрос, Московский Художественный театр 1898 – 1923, ГИЗ, 1924, стр. 310).

Январь 10

По распоряжению министра внутренних дел спектакль «Анатэма» запрещен к представлению.

Январь 30

В «Русском слове» (№ 24) — воспоминания Немировича-Данченко о том, как М. Н. Ермолова играла в его пьесах.

Январь 31

Из письма Ермоловой к Немировичу-Данченко: «Какими бы различными путями мы ни шли к храму Прекрасного, мы, 258 наверное, сойдемся, потому что всеми нами руководит любовь к искусству». (Сборник «Мария Николаевна Ермолова», «Искусство», 1955, стр. 218).

Январь – февраль – март

Репетирует вместе с Лужским «На всякого мудреца довольно простоты».

«На меня из всех двухмесячных разговоров во время репетиций произвела впечатление и дала тона одна фраза Владимира Ивановича: “эпический покой Островского”». (К. С. Станиславский, Собр. соч., т. 5, стр. 519).

Март 8

Дирижирует оркестром на открытом «капустнике» Художественною театра. Исполняет в пародийно-комических тонах отрывок из «Прекрасной Елены» Оффенбаха.

Март 11

Премьера «На всякого мудреца довольно простоты».

Март (после 11)

После премьеры «На всякого мудреца довольно простоты» посылает записку Лужскому, исполнявшему роль Мамаева; «Когда Вы читаете о себе (в дневнике), то хорошо бы прочесть еще несколько строк и на другой странице. А то можно подумать, что Вы не читаете дальше строк о лакее, уже смущенный. … очень хорошо играли Мамаева!» (Архив Н-Д, № 1021).

Март

Начинает работу над постановкой пьесы Юшкевича «Miserere».

Март 22

Решительно возражает против выступлений артистов «на стороне», особенно молодых, «для которых каждая роль, сыгранная наскоро, без опытного руководителя, есть злейший вред. Одна такая роль убивает весь труд наших режиссеров, положенный на этих артистов». (Из обращения к труппе. Архив Н-Д, № 11175).

Апрель

Находится в Петербурге с Художественным театром.

Апрель (конец)

Приезжает в Севастополь. Узнает, что «Новое время» (реакционная газета. — Л. Ф.) «ругнула» его статью о «Горе от ума», напечатанную в «Вестнике Европы». Работает над продолжением 259 статьи^173*. (Из письма к жене от 28 апреля 1910 г. Архив Н-Д, № 2188).

Май 9

«Сейчас окончил статью для “Вестника Европы” и завтра приступаю к пьесе». (Там же, № 2190).

Май 13

«Вчера смотрел “Анфису”^174*… Играли сильно и густо, т. е. так, как и пишет Андреев. Без особенного вкуса, опять-таки как и пишет Андреев. И вообще, он не для мягкого и благородного Художественного театра, а для темпераментного провинциального». (Там же, № 2193).

Май

Встречаемся в ресторане на Историческом бульваре за ужином с труппой Севастопольского театра антрепренера В. И. Никулина.

Май 22

Приезжает в Москву, занимается делами театра.

Май 28

Выезжает в Нескучное.

Июнь 17

В Карлсбаде. «Прочел я здесь запрещенную драму Мережковского “Павел I” и Горького “Максим Кожемякин”^175*, которого в Москве не успел прочесть. Нет, Горький не кончился^176*. Этот “Кожемякин” очень хорошая вещь. Чудесная по колориту и, в особенности, по языку». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2152).

Июнь 21

«Вкусы здесь вообще!.. Ужасно bürger’ские как в музыке, которая пресерьезно играет на медных — арии Виолетты или Маргариты, так и во всем: останавливаются толпами перед восковой фигурой в бальном платье в витрине и вообще перед всякими антихудожественными фокусами и картинами». (Там же, № 2155).

Из Карлсбада пишет Станиславскому о предстоящем сезоне, о репетициях «Гамлета», «Тургеневском спектакле»: 260 «Тургенев должен в этом сезоне пройти непременно. Это первый труд Добужинского и ничто не может помешать этому. … Может быть, найдется время для “консультации” с Бенуа о Мольере». (Архив Н-Д, № 1659).

Июнь 25

Встречается с братом Василием Ивановичем Немировичем-Данченко и И. Н. Потапенко: «Говорили о Японии и Америке, о войне, о революции — бывшей и будущей». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2157).

Июнь 27

Был на концерте Иоганна Штрауса: «У него хороший сухой нерв. Он не рисуется, а занят оркестром… 52 человека, а играют, как один инструмент, и в то же время каждый музыкант на виду». (Там же, № 2158).

Июль (середина)

Два дня провел в Одессе, готовился к постановке «Miserere», побывал «в среде еврейской рабочей молодежи», посетил кладбище, заходил в погребок (кабачок), в три свадебные залы, чтобы увидеть свадьбу, «но свадьбы, к сожалению, не было». Встречался с автором пьесы. (Из письма к Станиславскому. Архив Н-Д, № 1660).

В том же письме о «Miserere»: «Обаяние таланта. Оригинально. Элегично и красиво… Если б эта элегия заставила глубоко и с ужасом задуматься^177*… За границей слышал… что Горький в восторге от пьесы… Я чувствую, что в “Мизерер” я очень необходим, так как там самое 261 важное то, что составляло до сих пор мою силу — большой лиризм».

Июль (до 16)

Пишет, что время «октябризма», реакции в России, проходит и что театр не должен «бежать на запятках», когда «очень скоро — наступят боевые дни». Озабочен тем, что Художественный театр отстает от «боевых нот» жизни. «С этим надо кончить решительно и очень энергично, а то мы “Месяцами в деревне” да “Мудрецами” окончательно уйдем от нашей дороги свободного и художественного театра, от той дороги, где были “Штокман”, “На дне”, “Бранд”, “Мещане” и т. д.

… Есть в обществе живые, бодрые, боевые силы, не боящиеся смотреть в глаза ужасу. И руководители театра, претендующего на передовую роль, не имеют права накладывать на его задачи печать утомления». (Из письма к И. М. Москвину. Архив Н-Д, № 1201).

Июль (до 27)

В письме к Станиславскому снова настаивает на постановке «Miserere»: «“Miserere” рисует эпидемию самоубийств молодежи, которой “нечем жить”. Это страшное, ужасное явление современности. Юшкевич отнесся к нему как поэт, а не моралист. И если театр — художественный, то он должен отнестись к пьесе как поэт, а не моралист. А потом пусть общество ужасается, волнуется и ищет причин такого явления и борется с ними. Боязнь смотреть в глаза ужасу — дело Малого театра, а не свободного Художественного. Иначе какое же право он имеет называться свободным? С “Мизерером” мы только возвращаемся на нашу дорогу, с которой в последние годы свернули, — к “Штокману”, к “Мещанам”, к “Дну”, к “Бранду”, когда мы не боялись бросить в публику идеи, которые казались чудовищными ее мещански настроенным душам». (Архив Н-Д, № 1661).

Июль

Посылает телеграмму К. П. Пятницкому: «Познакомьте нас с новой пьесой Горького»^178*. (Из записной тетради 1910 – 1911 гг.).

Июль – август

Инсценирует отдельные главы «Братьев Карамазовых».

Август 1

Приезжает в Москву.

262 Август 4

Узнает, что Станиславский в Кисловодске заболел тифом, отправляет Е. П. Муратову и Н. Ф. Балиева в Кисловодск в помощь М. П. Лилиной.

Август 6

«Решился! Кидаюсь в открытое море и влеку за собой весь театр. Решил ставить “Братья Карамазовы” и открывать ими сезон». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2206).

Август 7

Проводит экзамены поступающих в Художественный театр. Из 300 человек принимает 5: С. В. Гиацинтову, А. Д. Дикого, Ф. В. Шевченко, Г. М. Хмару, Л. И. Дейкун.

Август (до 8)

Просит Лужского режиссировать две картины «Братьев Карамазовых» — «Мокрое» и «Суд»: «Форма — проторенная дорога: простая, реальная постановка и простая, реальная игра. Открытий никаких нет»^179* (Из письма к Лужскому. Архив Н-Д, № 1023).

Август (до 13)

Из письма Горького: «Уважаемый Владимир Иванович! Посылаю “Чудаков”, рукопись “Детей” у Сулержицкого. Убедительно прошу прочитать рукопись и ответить мне возможно скорее». (Архив А. М. Горького. Фотокопия в архиве Н-Д, № 3785).

Август 13

«Горький прислал пьесу, очень слабую^180*. Жиже, чем “Дети солнца”». (Из письма к жене. Архив Н-Д., № 2213).

Август 17

Начал репетировать «Братьев Карамазовых» на Малой сцене.

263 Август 20

Репетирует «Братьев Карамазовых» (сцену «Обе вместе»). «Я вел репетицию на редкость энергично, веду ее [Гзовскую]^181* с хорошим нервом, с искренностью». (Из письма к жене от 21 августа 1910 г. Архив Н-Д, № 2220).

Август 21

«Я немного пугаюсь за Конст[антина] Сергеевича. Если будет воспаление легких, — а у него расширенное сердце». (Там же).

Август 22 – 26

Ведет репетиции «Братьев Карамазовых». Работает с Москвиным над ролью Снегирева (сцена «Надрыв в избе»).

Август 29

«Надо прежде всего отказаться от мысли сохранить фабулу романа, самый сюжет… И остается дать образы… Успеют ли актеры преобразиться в эти образы… Блестеть яркостью и силой будет Москвин в Снегиреве». (Из письма к жене. Архив Н-Д, № 2227).

Сентябрь 1

Художник А. Н. Бенуа опрашивает в письме к Владимиру Ивановичу, пойдет ли в МХТ «Тартюф» Мольера. (Архив Н-Д, № 3251).

Сентябрь 2

Работает с Москвиным над ролью Снегирева (сцена «И на чистом воздухе»).

Сентябрь 4

«А репетиции? Все идет на углубление, на утомительную вдумчивость: где могут сливаться индивидуальности актеров с индивидуальностями героев Достоевского, чтоб исполнение было искреннее? Идет самая важная и самая трудная работа. Не на сцене, а за столом. При этом препятствиями являются не только слабая психологичность актеров, но главное — дряблая воля и дряблые нервы. Или общетеатральные штампованные приемы, находящиеся у актеров всегда наготове заменить собою с�